Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании - Риттельмайер Фридрих - Страница 5

Наша цель состоит в том, чтобы подобное духовное содержание пребывало в нас в течение некоторого времени со всею возможной для него силой. И сперва мы должны научиться выходить за пределы простого размышления о подобных фразах. Именно современному человеку это, как правило, весьма трудно. Он начинает рефлектировать, вместо того чтобы медитировать. От сплошных мыслей он к духу не приходит. Или же, если ему удается загасить блуждающие мысли, он погружается в мир обнаженных чувств, предается им и называет это мистикой. Необходимо преодолеть оба заблуждения. Это возможно, если развить определенную внутреннюю активность, помимо размышлений. Только в таком случае станет возможно переживать подобные слова в течение четверти часа, не впадая в мертвое созерцание или в тупое «мозгованье». Пока не выработан навык сосредоточиваться па довольно долгое время, рассматривая некое духовное содержание, можно всякий раз снова и снова оживлять его посредством различных цепочек мыслей — главное, не упускать из поля зрения основную мысль. Позднее можно удерживать основную мысль или основное содержание, просто стараясь их усилить.

Чтобы надлежащим образом оживить в себе слово «любовь», кое–кому, вероятно, будет полезно поискать сначала в собственных воспоминаниях, где именно он встречал любовь в самом чистом и высоком смысле. Пусть он посмотрит на такое переживание, целиком сосредоточившись на открывающейся ему сущности любви, духе любви. Чувство, пробужденное при этом, нет нужды удерживать в сознании. Но мы сможем снова и снова оживлять таким образом слово «любовь», если на миг вспомним: вот такая сущность, только намного чище, духовнее, совершеннее, — есть Бог, есть Христос.

Чтобы стать внутренне вполне активным и в то же время не заблудиться в дебрях мыслей, хорошо бы попробовать представить себе и прочувствовать, как эти слова вспыхивают великим откровением в душе апостола Иоанна, как они оживают в нем при всяком воспоминании о том, что он пережил подле Христа, как он воспринимает их не в пример всему окружающему его античному миру. Такие усилия в скором времени очень полюбятся человеку. Они возвысят его над эгоизмом обыденного христианства, ибо он

будет в меру своих возможностей сопереживать великое откровение Божие, захватившее некогда душу другого человека. Разумеется, если мы внезапно поймаем себя на том, что в нашей душе то приливают, то отступают всевозможные читательские воспоминания об изобильной жизни Римской империи, — значит, мы сбились с пути. Необходимо постоянно смотреть на центральную тему и всячески оживлять именно ее.

Следующий весьма действенный способ усилить в нас это слово — представить себе, что оно обращено к нам из всех далей Вселенной, из всех высей небесных. Оно звучит все выше и выше в ангельских хорах. Оно как сокровенная космическая музыка, что вопреки всем бедам и горестям доносится до нас из царства Божия. Мы вслушиваемся в эту музыку, пока она не станет нашей собственной душой.

Еще один способ усвоить это слово — представить себе конец земного развития. Вот множество людей, которым открылась эта тайна, в которых это слово живет как собственная их душа. Их глазами спасенное человечество взирает на божественного Отца мира и Ему приносит свое исповедание Христа. Там люди много более великие и добрые, чем мы, но и мы тоже среди них. Как бы в зеркале этих человеческих душ, в радости смотрит Божество на самое себя. Люди, сомневающиеся в реальности движущей

миром божественной любви, все же могли бы без сантиментов пережить в себе подобный конец как цель человечества.

Из этих трех способов сделать слово великим и сильным можно выбрать один, который больше нравится, а можно поочередно пропустить через свою душу все три способа — прошлое, настоящее и будущее — и задержаться на каждом образе сколько возможно без особой потери сосредоточенности.

Все до сих пор сказанное соответствует первому действу человекоосвящения — возвещению Евангелия. Помощь, которую мы здесь предлагаем и которая, конечно же, может быть получена и другим способом, должна защитить нас от безмысленно–эмоционального и привести к духовному чувствованию. Великая истина, лежащая в первооснове мира, — божественная любовь — должна по возможности обрести ту ясность и силу, что под стать ее чину в Царстве Истины.

Теперь можно бы остановиться и сосредоточиться только на этом первом пункте. Тогда ведь все прочее тоже произойдет, хоть и бессознательно. Но чтобы медитация стала еще действеннее, можно проделать вот что.

Нужно удерживать в душе не какие‑то детали образов, но лишь великое главное впечатление, которое надо постараться сохранить как можно дольше и как можно более сильным. Но теперь усилия направляются прежде всего внутрь, на самого себя. И здесь образные представления опять‑таки помогут внутренней активности остаться бодрствующей и живой. Ибо без внутренней активности ничего не выйдет. Итак, представим себе эти слова Иоанна как огонь, горящий на алтаре во внутренних покоях нашей души. Все наше существо как бы со всех сторон сходится к этому божественному огню и приносит себя в жертву. Мы предаем этому огню свои мысли, затем свои чувства, затем волю, стараемся всецело раствориться в нем, будто нас самих уже нет и все пространство, в котором мы жили, заполнено этим божественным огнем. Затем мы пытаемся вновь ожить в этом божественном огне своим сознательным, чистым «Я», стремясь, чтобы оно пылало и светило только этим огнем. Так предаем мы свое «Я» Христову огню и пытаемся расслышать, как сам Христос говорит в нас: «Я есмь любовь», и стараемся обрести из Него новое «Я». Мы стараемся отрешиться от всей нашей прежней жизни и услышать из неземного божественного мира голос Христа, будто Он говорит из чистейшего духа любви: «Никто не отнимает у меня жизнь Мою, Я Сам отдаю ее, сию заповедь получил Я от Отца Моего — чтобы я отдал жизнь за братьев Моих», — и пробуем, сохраняя этот дух, вернуться в жизнь. Мы стремимся так усилить это просветленное Христом «Я», чтобы оно пронзило пламенем сначала нас самих, наше существо и нашу жизнь, затем все человеческое окружение, в котором мы живем, и, наконец, всю Вселенную, причем как можно дальше.

Все эти усилия отнюдь не попытки «самоспасения», как по недомыслию твердят иные, они направлены лишь на то, чтобы освоить уже данное нам. Освоить со всей серьезностью, подобающей достоинству и величию этого дара откровения. Вернее, это даже не попытки освоить, а попытки существовать ради этого откровения, вновь и вновь принося себя ему в дар. Человек, конечно, увидит, что одного он не умеет — жертвовать собой. Он будет все яснее понимать, почему истинное богослужение содержит в себе жертвоприношение как особое действо и что вообще человека нужно воспитывать, чтобы он мог пожертвовать собою.

И для этой медитации человек вплоть до мелочей может почерпнуть легкость и силу, совет и помощь от второго действа человекоосвящения — от жертвоприношения. Он станет отчетливее понимать, что имел в виду Рудольф Штайнер, говоря, что перед лицом божественного мира человек, желая прийти к подлинным откровениям, должен научиться развивать в себе такие силы внутренней самоотверженности, каких в повседневной жизни ему даже приблизительно не требуется.

Данным здесь указаниям можно следовать как угодно, но цель всегда одна — заполнить наше «Я» духовным огнем, не страстными всполохами, а самым чистым и горячим сущностным светом, сияние и жар которого проникают в нас из первооснов мира.

Если удастся раз от разу усиливать это настроение, то человек начнет делать всевозможные открытия. Он впервые по–настоящему откроет для себя, каким, собственно, может и должен быть — и каков он не есть. Постигнет, как далеки он и все его существо от Существа божественного. Отчетливо увидит и прочувствует дистанцию между Богом и человеком. И тогда не по рассказу или каким‑то догматическим выкладкам, но по крепнущему собственному опыту поймет, что есть грехопадение. Он почувствует, что не только его дух не в состоянии пока длительное время жить в слове, но что его плоть и жизнь противятся постоянному присутствию истины такого рода. Вполне ощутимо — всеми членами своего тела — человек может прочувствовать, что он порочен. И все же, человек никогда бы не испытал и не смог бы вынести этих переживаний, если бы не ощущал в себе некую силу совсем другого рода, которая хочет и может его преобразить. Из такого истинного слова в нас вливается сила, божественная творческая мощь, делающая нас совсем другими людьми. Нужно невероятно много времени, чтобы не только сознание, но все существо действительно стало другим. Впечатление такое, будто обрабатываешь камень не резцом, а водой. Но человеку должно смотреть не на то, что он есть, но на то, чем ему следует быть, — тогда он ощутит перемену.