Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании - Риттельмайер Фридрих - Страница 6

Исподволь наступают и мгновения, когда человек вправду становится един со словом откровения. На один священный миг божественное слово становится самой его жизнью. Он восприемлет причастие и, подкрепленный им как чудесною пищей, возвращается в земное бытие.

Это значит, что мы внутренне пережили пресуществление и причастие так, как они совершаются при алтаре для собравшейся на богослужение общины. Теперь, рассматривая донесенные традицией слова Иоанна с точки зрения их собственного внутреннего хода, мы можем сказать: во фразе «Бог есть любовь» мы пребываем в первом действе человекоосвящения и медитации. Чем больше мы смещаем акцент на вторую половину фразы: «Бог есть любовь», тем больше мы вовлекаемся во второе действо, в жертвоприношение. А с фразою «и пребывающий в любви пребывает в Боге» мы можем ощутить себя в третьем действе, в пресуществлении. «И Бог в нем» — это причастие. Внешне апостол над этим не задумывался. Но подобные слова в Библии часто выстроены по некоему внутреннему закону, каковой лежит и в основе правильного культа и снова и снова переживается в медитации как объективно необходимый, правильный и благотворный. Этой медитацией (или повторим: этим духовным содержанием тихих часов, которое с полным правом может присутствовать в душе как молитва) мы заложили основу для целого организма внутренних упражнений, посредством которых оживляем в себе Иоанново христианство. Автору остается только предупредить, что эти письма, несомненно, покажутся читателю скучными, если он с самого начала не станет всею внутренней своей активностью участвовать в достижении поставленной цели. Не следует никоим образом останавливаться или впадать в замешательство от трудностей и неудач. Все, что правильным образом делается для внутренней жизни, обязательно вознаграждается. Быть может, со временем сложится круг людей, занятых серьезной религиозной работой над собой. Они станут ядром обновления и будут сокровеннейшими внутренними силами противодействовать великим опасностям, грозящим современному человечеству.

Когда Франциск прощался с горой Альверно, где получил стигматы, он бросил последний взгляд на священную вершину, преклонил колена и произнес: «Храни тебя Бог, гора Божия, гора святая, mons coagulatus, mons pinguis, mons in quobene placitum est Deo habitare (гора твердая, гора обильная, гора, обитать на которой Богу весьма любезно). Прощай, гора Альверно, благослови тебя Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой. Мир тебе, ибо никогда мы больше не свидимся».

Человек, ощутивший настроение подобных слов, может почувствовать, что значило для души Франциска это тихое место молитвы — и чего не хватает современному человеку. Где найдет современный человек свою гору поклонения? Впечатление от природы на одинокой горной вершине на восходе солнца — это последняя, едва уловимая память о том, что человек минувших времен испытывал в ее горнем мире. Нам необходимо вновь обрести то, что звучит в этих словах Франциска, если мы не хотим, чтобы в человечестве исчезло самое лучшее.

Соловьев говорил о «внутреннем Афоне», которому должно быть в душе каждого человека. Его глазами дух России вновь глядел на священную гору в Греции, с которой струилось в Россию столько благодати. Но Соловьев знал: прошлое не возвращается. Современному человеку должно основать монастырь в себе самом. Причем в куда более широком смысле, чем можно предположить. Тоска многих людей по монастырю имеет глубокие корни. Но если мы вздумаем искать убежища в католических монастырях, то обнаружим совсем не тот мир, к какому стремились, — мир, где мы уже не можем чувствовать себя как дома. Даже если нам повезет, мы все равно поневоле признаем, что тосковали по чему‑то совсем иному. Что же до протестантской церкви, то здесь призыв к созданию евангелических монастырей — если не считать полукатолического англиканского мира — не единожды замирал неуслышанным. Да он и был по сути своей недоразумением. Призыв к монастырской жизни рожден из внутренней потребности. Но подразумевает он нечто иное, нежели то, о чем думают сами люди. По сути он зовет к тому, что мы пытаемся сделать в этой книге. Ведь мы стремимся учредить некий орден. Только вот монастырь каждый должен строить в самом себе — из свободы и в уединении. Конечно, люди, принадлежащие к подобному ордену, могут собираться вместе и обсуждать друг друга. Но самое важное происходит в одиночестве. Все монастыри минувшего были предвестьями того, что должно произойти в душе.

Вернемся, однако, от католического образа к библейскому. Христос в Евангелии от Иоанна, беседуя с самарянской женщиной, говорящей о горе Гаризим и ее святыне, произнес слова, несущие в себе будущее: «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине». «Таких поклонников Отец ищет Себе». Гора, о которой говорит здесь Христос, находится во внутреннем пространстве, и Он называет это пространство «духом». Храм, о котором Он говорит, невидим и стоит не на земле, и Он называет его «истиной». Мы взыскуем горы духа, на которой стоит храм истины. Мы хотим воздвигнуть его в себе как «внутренний Афон», как «святую гору Альверно». И когда мы идем к людям и к нашим повседневным занятиям, тогда мы «спускаемся с горы». Когда однажды Христос спустился с горы осиянный славой, в коей Он там пребывал, ученики просили Его: «Господи! Научи нас молиться» — так молиться, как Ты умеешь молиться! Если мы сумеем разбудить в человеке тоску по Храмовой горе, где мы черпаем наши силы, мы станем целителями своего времени.

Рудольф Штайнер сказал однажды, что еще несколько десятилетий такой бешеной жизни — и дело кончится тем, что даже новорожденные дети будут страдать нервным тиком. Слова эти являют нам всю серьезность нашей миссии перед нашим временем и перед самими собой и должны ярко запечатлеться в нашей душе.

Истина, о которой говорит Христос, есть великое царство, которое нам только предстоит открыть. Его можно обрести, лишь обладая соответствующим свойством, а именно «правдивостью». Внушая себе мысль, на которую не имеешь внутреннего права, вносишь в душу элемент разрушения. Потому‑то так сбивает с толку медитация, которую рекомендует людям Куэ: «Изо дня в день мне становится все лучше и лучше во всех отношениях». Конечно, посредством такой медитации можно чего‑то достигнуть. Равно как нередко можно достичь исцеления, просто игнорируя болезнь или же подобно сциентистам истолковывая такую болезнь как нечто вообще не существующее в человечестве. Между тем уже сам такой подход ложен и опасен. Не вполне истинная связь с действительностью так или иначе неизбежно приведет к провалу, к неудаче. Лучше уж было бы медитировать: «Я хочу, чтобы мне стало лучше». Или: «Я хочу, чтоб болезнь была преодолена». В таком случае остается только спросить, не пренебрегает ли подобная установка на телесное самочувствие и телесное здоровье более глубокими связями реальности и не впускает ли она во внутреннюю жизнь дух эгоизма и материализма, который хоть и помогает против сиюминутного зла, но обходится дорогой ценой. Мы вправе защищаться от всякой болезни. Но истинное благоразумие сознает, что всякая болезнь несет с собою благословение для души и, как подробно показывает антропософская наука, для тела. Не следует отпускать от себя болезнь, не добившись ее благословения. Поистине здесь применимы древние слова: «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня».

То, к чему мы здесь стремимся, несет в себе и телесное здоровье. Но последнее распространяется по телу благодаря оздоровлению души. Это чувство оздоровления должно устанавливаться после каждой правильной медитации. «Словом Твоим душа моя будет здрава» — гласит человекоосвящение. Должен признаться, сам я толком не знал, что есть здоровье, пока не познал это в медитации. Первозданное ощущение здоровья пронизывает душу и тело. Иные могут счесть, будто это ощущение знакомо им по изрядному походу в горы или энергичным спортивным упражнениям. Изображенное здесь жизненное чувство чем‑то похоже, но много духовнее. На этом пути чувствуешь себя уверенно и достигаешь много большего, нежели внушая себе отсутствие той или иной болезни.