Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 96

Илайя не сомневался, что большинство симпатий останется за Ромуальдом. Но в этом не было ничего удивительного. Нечто подобное проскальзывало с самого начала и считалось само собой разумеющимся явлением. Исполнитель главной роли не может оказаться в тени, ему положено блистать, привлекая к себе внимание. Остальных героев, зрителей, критиков.

Наверняка так и будет.

Ромуальд несколько раз призывно улыбнётся, скажет то, чего от него ожидают, после чего получит множество симпатий.

Осмотрев подопытного кролика со всех сторон, костюмеры отправили Илайю обратно, и он оказался предоставлен самому себе.

Сложись у них с Ромуальдом более тёплые отношения, сейчас бы они обменялись рукопожатиями и пошли вместе отвечать на вопросы журналистов. Но такого не наблюдалось, оттепель в их общении неизменно граничила с заморозками. Раздел этот вырисовывался настолько неточно, что сложно было предположить, каков процент искренности в словах напарника по сцене. Действительно он смирился с необходимостью работать в тандеме или продолжает лелеять надежду на избавление от неприятной компании? Теперь уже не ради замены, а исключительно ради удовлетворения желаний. Дело чести – довести начатое до последней точки. Сначала продемонстрировать свои навыки актёрского мастерства, протянуть руку, предлагая перемирие, запудрить мозги, усыпить бдительность и вытолкнуть на оживлённую трассу. Ну, или придумать иной вариант, более утончённый, полностью отвечающий представлениям членов семьи Эган об эстетически прекрасном восприятии действительности.

Илайя двигался по коридору, чувствуя себя так, словно идёт на расстрел.

Эмоциональная стабильность, стремление заинтересовать потенциальных зрителей своей персоной. Воздержаться от опрометчивых поступков, не позволять злости и раздражению одержать победу. И самое главное правило артиста. Давать публике на грамм меньше информации, чем хотел бы поведать. Остальное они откопают сами, независимо от пожеланий публичной персоны.

Хотя…

Умудряются же некоторые сохранять ауру таинственности вокруг своего имени, несмотря на то, что много-много лет выступают на сцене и не собираются её покидать. Наверное, они обладают исключительной удачливостью.

«Ты всё равно никому не нужен», – в сотый раз напомнило подсознание.

Илайя согласился. Не нужен. Он не играет важной роли, что в мюзикле, что в сегодняшней постановке. Лишь оттеняет Ромуальда, демонстрируя наиболее выгодные качества его личности.

Вот он, главный герой нового поколения. Вот на кого следует обратить внимание и начать проникаться симпатией. Вот кого публика в будущем будет превозносить, называя новым секс-символом. Удивительное звание, удивительный топ, места в котором распределяются явно под массовым гипнозом, потому что логикой выбор обосновать практически нереально.

«Но Ромуальд ведь достоин, правда?» – интересовался с ехидцей внутренний голос.

«Да», – отвечал Илайя, не устраивая сеанс препирательств, не закрывая лицо руками и не краснея, как девственница.

Ромуальд имеет все шансы попасть в этот топ. Вполне заслуженно, если на то пошло. У него обворожительная улыбка, красивый голос, привлекательная внешность. Откровенно говоря, она у него на любителя, но так можно сказать о любом человеке, не только о Ромуальде.

«В твоих мыслях его личности отводится огромное количество времени», – подумал Илайя с тоской, останавливаясь у нужного зала.

На секунду, только чтобы окончательно упорядочить свои размышления и не акцентировать внимание на словах Челси. Ромуальд прекрасно справится с трудностями, если они возникнут.

Он сказал, что не станет отделываться безликим заявлением, навязшим на зубах, подобно дешёвой жвачке. То самое: «Без комментариев». Нет, он не станет прибегать к спасительной фразе, а откровенно расскажет о чувствах, связанных со смертью Джулиана. Впрочем, если журналисты будут достаточно корректными, они не подумают о вопросах подобного плана, предпочитая освещать событие, ради которого их собрали в конференц-зале.

Атмосфера там царила достаточно напряжённая. Бессмысленный лихорадочный бег прекратился. Илайя упёрся ладонью в стену, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

– Спокойствие, только спокойствие, – раздалось над ухом.

На секунду показалось, что ещё немного, и чужая ладонь накроет его собственную, а Ромуальд не упустит возможности, так удачно подвернувшейся, чтобы прикоснуться ненароком или скопировать недавние действия, которые были в парке. Зарыться носом в волосы и вновь повторить фразу из известной детской книжки, а, может, убрать волосы назад, чтобы не мешали и выдохнуть это тише, предельно близко, так, чтобы на секунду невыносимый жар прокатился по всему телу.

Это отдавало моральным мазохизмом. Им же, кажется, являлось. В противном случае, Илайя не стал бы размышлять о подобном, не стоял, затаив дыхание в предчувствии дальнейшего шага партнёра по сцене, а развернулся и сказал, что…

– Я спокоен, – произнёс, с трудом выбросив из мыслей всю кашу.

Он старался сосредоточиться, чтобы голос звучал уверенно и не срывался, как всё у той же невинной школьницы, о сходстве с которой довелось размышлять прежде. Он радовался тому, что двери непрозрачные, и перед тем, как оказаться в нужном зале, необходимо преодолеть ещё одно препятствие в виде этой самой двери.

Ромуальд отступил на шаг назад, не сделав ничего из списка возможных поступков, приписанных ему воображением Илайи.

– Тебя трясёт, – констатировал очевидное.

– Неправда. Это у тебя зрение искажённое.

– Трясёт, – повторил Ромуальд. – На, выпей.

Он протянул напарнику свою бутылку с водой. Илайя, наконец, перестал пялиться себе под ноги и посмотрел на него, на протянутую пластиковую упаковку, рационально усомнившись в широте души собеседника. Такое стремление помочь со стороны выглядело подозрительно и наводило на определённые подозрения относительно содержимого бутылки. От Ромуальда не пахло спиртом, потому алкоголь отметался, как вариант. Вместе с тем, Илайя не мог с точностью сказать, та ли это бутылка или другая. Не мог он поручиться и за чистоту содержимого. Прищурившись, посмотрел на Ромуальда.

– Что там? Транквилизатор какой-нибудь?

– За кого ты меня принимаешь?

– За Ромуальда Эгана? – усмехнулся Илайя.

– Это имя теперь стало синонимом оскорбления?

– Что-то вроде символа скрытой опасности, замаскированной под благодетель. Это выглядит подозрительно, и я предпочту перестраховаться. Не хочется в разгаре пресс-конференции почувствовать нечто странное, происходящее в организме, а потом опозориться, представ перед журналистами в неприглядном виде. Может, сэкономишь время и ответишь, что в этой бутылке?

Ромуальд хмыкнул, открутил пробку. Илайя вскинул бровь, наблюдая за действиями напарника. Ромуальд поднёс бутылку ко рту и сделал несколько глотков. Не показательно, лишь прикасаясь губами к горлышку, при этом только смачивая их. Пара глотательных движений и дёрнувшийся кадык, наглядно продемонстрировали, что Ромуальд действительно пил воду, а не разыгрывал представление.

Проделав это, вновь предложил Илайе.

Забрав бутылку из рук Ромуальда, тот сделал несколько больших глотков, смачивая пересохшее горло и закрывая глаза. Понимая, что сделал; как это выглядело со стороны. Для человека, ратовавшего за повышенный уровень брезгливости в своей крови, он поступил невероятно опрометчиво, моментально припав к бутылке, даже не проведя по её краю платком. Они уже практиковали нечто подобное, когда делили на двоих гамбургер и пили кофе из одного стакана. Последний пример несколько выбивался из общей линии, поскольку Илайя выбросил трубочку, снял со стаканчика крышку и допивал кофе, прижимаясь губами непосредственно к бумажной поверхности. Здесь он ничего подобного не делал, моментально ухватившись за предложенное питьё.

– Ты забавный, – произнёс Ромуальд.

– Почему?

– Просто так.

Он пожал плечами, ничего особо не поясняя, и шагнул навстречу новой жизни. Уже не в качестве сына и брата известных продюсеров, а в качестве самостоятельной творческой единицы, на результат деятельности которой все желающие сумеют полюбоваться уже в следующем году. Или же, напротив, полить грязью, напирая на полное отсутствие таланта, компенсированное разве что наличием хорошего происхождения. Тот самый билет, на который приходится выигрыш. Не обязательно обладать талантом, чтобы пробиться наверх. Можно просто родиться в семье продюсеров, и место в музыкальном мире тебе обеспечено едва ли не с пелёнок, конечно, если не захочешь продолжить семейные традиции.