Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" - Страница 44

– А обязательно было такую холодную воду наливать? – разнылся Игорь. Пробовали мы в душевой, зацепив ведёрко из-под майонеза за крепления для ламп. Я, Макс, Вовчик, Рэй и Игорь, все в одних трусах и резиновых шлёпанцах. Не захотели раздеваться – ну и ходите в мокрых трусах теперь.

– Так не прикольно же будет! Макс, сними её оттуда и пойдём, – я стянул трусы, выжал их и натянул снова – сейчас высохнут. Вовчик поступает так же, остальные стесняются. Я, краем глаза, смотрю, как Макс становится на стул и начинает осторожно отцеплять устройство. Бляяя… Как будто первый раз голого пацана вижу! Ну, такого – честно, первый раз, я уже замечал, он высокий, не качок, но и не дохляк, но мало что этим сказано! А как сказать, что он… Стою боком, чтоб не палиться, взгляд как прилип – ноги, живот с едва проступающим прессом, поднятые руки, запрокинутое кверху лицо… Слегка поворачивается и взгляд скользит по ложбинке вдоль позвоночника вниз, к резинке трусов – блин, а вот трусы у него, реально, пидорские! Фиолетовые, в обтяг, на резинке что-то написано не по-русски: «Сал…» – или как это читается? И трусов таких никогда не видел.

– Ебануться, Макс, ну у тебя и труселя, бабские, что ли? – возмущаюсь я.

– Труселя как труселя, – отмахивается Макс, снимая ведёрко. Все заинтересованно смотрят на его задницу и тут подаёт голос Вовчик:

– Не, это не бабские, у меня такие же были. Это реальный «Кельвин Кляйн»?

– Да уж не с рынка, – Макс спрыгивает, – в «Охотном Ряду» брали! Ну, бля, теперь он оттягивает резинку трусов и отпускает. Щёлк! Я сглатываю.

– Нехуй тут всем задницу демонстрировать, – накатило раздражение, – подумаешь, Цельсий Кляйн!

– Кельвин! Это такой бренд, – Макс протягивает мне мой механизм, который я уже мысленно окрестил «ПМ СК» (Подвесная мина Стас Комнин).

– Да поебать, – бренд, тоже мне. Я из брендов знаю только «Адидас» и «Версаче» и видел из них только первый – тот мажор, который меня по прошлому году доставал, клялся, что у него кроссовки – настоящий «Адидас». Ну, а я решил проверить – связал их шнурками и закинул на провод. Видимо, это был ненастоящий «Адидас», потому что он их так и не достал. Повисели они там, повисели, а потом их сняли электрики. – Давайте уже шухериться отсюда, пока не припёрся никто.

Раздражение исчезло, едва Макс оделся. Татуировка эта его дебильная глаза вымозоливает.

Всё это время Макс был возле меня. И не потому, что он боялся. Нихрена он не боялся. Я, вообще, заметил, что Макс нереально борзый. То ему пиздец, как херово, он на всё смотрит, как потерянный. А отойдёт – ёпт, откуда что берётся. Что называется – и нахуй пошлёт, и дорогу покажет. На следующее утро, когда, после чистки картошки, он на математике заснул за партой, Азаев, после замечания училки, на весь класс ляпнул: «Так его ночью пол-интерната ебало, вот и отдыхает!» Макс даже не обиделся, морду от парты отлепил и тоже, громко так: «Ты задолбал своими эротическими снами всех, пойди уже к доктору!» Азаев, сразу: «А по морде?» – а Макс ему: «Ну, если сильно попросишь – получишь, только потом – сегодня я не в настроении, обратись к Стасу», – и снова на парту завалился. Я подтвердил, что да, я всегда в настроении, и если Азаев пиздюлей сильно хочет, то я, так и быть, ему их выдам. Ну, тут он заткнулся, знает, что, если что, я его не пожалею. Математичке я сказал, чтоб она Макса не дёргала, он картошку чистил вчера. С математичкой у нас отношения нормальные, это вам не русский и литература, которые я терпеть не могу. Особенно литературу. Самый тупой предмет на свете, не считая музыки и обществознания.

Я помню, одно время был у меня такой любимый прикол. Я тогда надыбал кучу мелких рыболовных крючков. Брал два крючка, связывал их чем покрепче – проволочкой, леской или ещё чем таким – и цеплял двух человек друг к другу за одежду. Лучше всего за какие-нибудь плотные участки, чтоб не рвалось. И смотрел, как они тырк-тырк – разойтись не могут, а что за херня – не догоняют. Крючок так просто не вытащишь, вот они и бродили как пришитые, искали, чем разрезать нитку. А сейчас у меня было такое ощущение, что меня этим самым крючком прицепили к Максу. Не могу никуда деться. И вроде, хочу – ну, чего он мне, нафиг не сдался, вроде. Нет. Ухожу куда-нибудь, а потом сразу возвращаюсь. Охуеть, как весело, если честно.

Как будто я об него намагнитился.

И я держал Макса рядом. «Макс, пошли покурим»! «Макс, пошли в спортзал»! «Макс, будешь яблоко»?

Яблоки нам выдали на полдник почти все зелёные, с коричневыми пятнами. Ничего такие, кислые, сочные. А Макс, непременно, хотел жёлтое. Я знаю, что если среди фруктов есть нормальные, то они все остаются на кухне – эти всё домой тащат, своим тупым детям. Так что пришлось мне переться туда и вытряхивать из этих уродин яблоко поприличней. Максово я съел, когда он от него отказался. Витамины, хуле. Я и косточки съел, почему-то они мне очень нравятся. Жёлтое яблоко я всё таскал с собой и всё старался подловить Макса, когда он без Игоря. Макс на яблоко посмотрел как-то странно, но взял. Надеюсь, съел, но этого я уже не видел, потому что при мне он его просто держал. Очень потом хотелось спросить у него, потому что он был бы последним пидором, если бы выкинул, зря я, что ли, на кухню таскался?

Я просыпался и стоял возле стены, глядя, как открываются двери и выползают заспанные старшеклассники. Стоял и ждал, пока выйдет Макс, с полотенцем и прочей фигнёй, зевая, в незастёгнутой рубашке. Ждал, пока он поравняется со мной, спрашивал: «Ну чё, как?» – получал в ответ: «Ничего, нормально», – и потом уже шёл умываться. Кстати, интересно – Макс почти не бреется. Он объяснил это тем, что ему от матери достались какие-то японско-китайские гены или что-то в этом роде. И, поэтому, у него на теле волос почти нет. И впрямь, я смотрел в душе – кожа гладкая и на руках, и на ногах, и на спине, и вообще…

Не сказать, чтоб Макс от моей компании был прямо в восторге, но чего я буду его спрашивать? Он предпочитал с Игорем тусить, у них все разговоры про книги и про смысл жизни. Тоже мне, блин. Нет смысла в жизни, это любому, по-моему, понятно. Смысл – в самой жизни, жить и драться за жизнь. Так и есть. Нет, сидят, загоняют друг другу какую-то фигню. Которую, к тому же, вообще кто-то другой придумал, в каких-то книжках написано. Ну, мало ли, что там написано? У нас в туалетах в каждой кабинке тоже дохрена всего написано, в основном, про меня, кстати – так если этому верить, я уже с кем только не ебался и в каких только позах. Мечтатели, бля.

Но, насчёт установки моих ПМСК, мы договорились чётко. Тут, как раз, каникулы начались, что, с одной стороны, зашибись, потому что в это время тут посвободней, а с другой стороны – меньше народу увидит. План такой: всё нужное я в кабинет закинул заранее. Можно было бы повесить днём, но в мастерской огромные окна – заметит кто со двора или мало ли с какого бодуна завалится. Поэтому мы с Максом пойдём после отбоя. Банни выходит в коридор первая, идёт к дежурной по этажу и просит отвести её в медпункт. Потом, когда дежурная валит, в коридор выходит Танкист – он тоже остаётся на каникулах. Его задача – изобразить из себя дебила. До этого он подговорит нескольких мудаков выбраться вместе с ним, подсунуть девчонкам под дверь шерстяные нитки и поджечь. Те завоняют – нитки, не девки. Девки начнут орать, хлопать окнами, короче, всем будет чем заняться. Тем временем мы с Максом тихонечко из его комнаты по карнизу пройдём до определённого места, там вылезем через окно, которое заранее откроем, и пройдём в мастерскую. Сделаем там всё, как надо, выйдем через дверь и вернёмся к себе.

Должно получиться. Я сто раз всё просчитал и перепроверил. Засёк время, откуда сколько идти и вешать. Танкисту, чтоб не тупил, дал пинка и пообещал повесить вверх ногами, если накосячит. А если будет молодец, то с меня – водка и пряники. Часы свои, сто лет назад в карты выигранные, подкрутил, чтоб у всех время совпадало. Короче, жизнь кипела и всё было прекрасно. Четвертные нам выставили, я, оказывается, ухитрился заработать четвёрку по истории. Когда успел? Повставляли двойные рамы, позаклеивали окна. Мылом, тряпками и жёлтой ватой. Ненавижу запах хозяйственного мыла. Макс, глядя на это, только пальцем у виска крутил – у них в гимназии окна пластиковые. Ну, я, конечно, окна не заклеивал, вот ещё! И пофигу, что холодно будет. Кому холодно, тот пусть и заклеивает. Да и не заставлял меня никто, справедливо заметив, что мы без окон можем остаться. Ну, мы и упёрлись всей компанией смотреть телек. Макс среди кассет нашёл какие-то древние мультики и смотрел их. А я смотрел на Макса. Хуита какая-то.