Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" - Страница 43

– Ты ж печенье не ешь? – удивляется Мася. Ей лет тридцать, и, как я доподлинно знаю, кроме водилы на грузовике с продуктами, она даёт кое-кому из старшеклассников и физруку. Блевать тянет, как подумаешь. Она и мне как-то намекнула, да что намекнула – прямо лапать полезла: «Ты, Стас, уже взрослый, уже мужчина»! Бля, я взрослый, а ты старая! Еле отвязался тогда, а потом пришлось соображать что-то, чтоб она не крысилась, шлюха озабоченная. Ну, это потом я её конкретно построил.

– Не мне, Максу.

– Пидору этому?

– Язык прикуси. Тащи жратву. Я на днях зайду, пообщаемся, мне там надо кой-чего будет, ты имей в виду.

– Да ты бы и так заходил, Стасик…

Тфу, шлюха!

Тушёнка и чай появляются через минуту. Макс ест, а я смотрю. Смотрю, как он ест и жмурится, и радуюсь.

– Никогда не думал… мммм… что простая тушёнка… мммм… такая вкуснятина! Фуа-гра – отстой!

– А ты ел фуа–гра?

– Ага…

Я смотрю на него и думаю, что Макс жил до приезда в интернат какой-то совершенно особой, неведомой мне жизнью. Паркур, фуа-гра, смартфон и всякая такая хрень. Как будто совсем из другого мира человек. Из того, другого мира – за этими стенами.

Ну и что? Сейчас он здесь. Здесь, в моём мире. Чем мне всегда нравился наш интернат – это закрытая система. Её можно подгрести под себя, переломить. И люди никуда не убегут, тут все рядом, всех можно достать. Так, значит, до середины декабря? Немного, но мне хватит.

– Ты сейчас себе руки порежешь, бросай нафиг эту картошку, ты её совсем чистить не умеешь!

– Зато ты, я смотрю, круто справляешься, прямо человек-картофелечистка!

– Я с семи лет картошку чищу, научился как бы, – против воли пришло воспоминание о доме, матери, смутно вспомнились отчим и сводная сестра… Интересно, она ещё жива? Вроде, когда я уезжал, её в больницу клали с чем-то тяжелым. Надеюсь, что она, всё-таки, не выжила, а то ведь эти двое – мать и отчим – прописали её в ту квартиру, где прописан и я. А она и так маленькая, квартира. Мне там придётся после того, как весь этот интернат закончится, ещё год чалиться, пока в армию не призовут. Случится что с этими двумя – хата нам обоим достанется, а так бы мне одному. Как, кстати, мою сестру-то зовут? Настя, кажись…

Макс, с видимым облегчением, отложил ножик и потянулся. Поев, он стал выглядеть лучше, да и хмель из него, всё-таки, выветрился. А я всё думал, почему так легко ему Ленку простил, да ещё и первый к нему мириться полез. И ни до чего додуматься не получалось.

– Жаль, я смарт не взял, – пожалел Макс, – сейчас бы музыку послушали, а то тоскливо сидеть. Может, сбегать?

– Не, не надо. Лучше расскажи что-нибудь, – мне не хочется, чтоб он куда-то уходил, к тому же, вечер – нарвётся по дороге. Все ведь думают, что мы с ним разругались, ну и приебутся. Сегодня уже, я слыхал, цепляли, не сильно так, но цепляли. – Ты, вот, на море когда-нибудь был?

– Был, конечно. А ты нет?

– Ну, бля, когда б я там был? Я в бассейне был пару раз, да один раз на карьере купался, отчим меня на дачу возил.

– Отчим? У тебя что, отца нет? – Макс произнёс это с таким ужасом, словно это какая-то, никем не виданная, фигня.

– Подумаешь! – пожал я плечами. – Много у кого нет. У Банни. У Рэя тоже. У него, вообще, только бабушка.

– Прости. Просто, как-то странно… ну, для меня, – Макс почему-то замялся. – Я, понимаешь, с отцом вырос. Мне, почему-то, всегда казалось, что матери может и не быть, а вот отец – обязательно… Не знаю. Ты извини…

– Да подумаешь. Ты, лучше, расскажи про море. Ну, вообще, как оно? Я море только в кино видел…

– Ну, я был на Средиземном, потом Чёрное, потом мы ещё ездили на Цейлон, ну, потом Мёртвое море… Хотя не знаю, считать его или как?

– Ну, расскажи про Средиземное.

– Мне было пятнадцать и мы поехали на Кипр зимой…

Мне было пятнадцать и зимой я заработал в драке сотрясение мозга, две скальпированные раны на голове и парализованные мышцы лица. Врачи сказали, что ещё чуть-чуть – и я бы ослеп на один глаз. Один из тех, кто напал, уже мёртв, двоих увезли на реанимационке. После той гадости, что я намешал в изначально отвратную водку, они должны были выблевать свою печень вместе с мозгами.

Я сидел, чистил картошку, слушал Макса, об экскурсии на какие-то там руины древнего чего-то, и не завидовал. Это ведь не то, что ты можешь сам. Макс из богатой семьи, ему всё это за так досталось. Время шло. Одно ведро, второе… Макс раскачивался на стуле, вставал и ходил по тесной кандейке, снова садился, грыз печенье. Приходила Мася, забрала посуду и банки из-под тушёнки, спросила, какого хера Макс нихрена не делает, я послал её подальше. Ну, не делает и не делает, ей-то что? Я картошки и больше перечистить могу в одного. Зато про Кипр мне тут, вряд ли, кто ещё расскажет.

– …И потом, значит, этот чувак мне подмигивает и, типа, в туалет. Ну, я жду и за ним. Он выходит, я захожу и он мне бутылку суёт. Я её в туалете выпил, жвачкой зажевал и вернулся, а папаша с его Лерой – такая сука тупая, ты не представляешь – никак не могли понять, как я нажраться успел, если они меня трезвого привезли и к дьюти-фри не пропустили! Только, конечно, залпом вино пить – вообще никакой радости. Но принцип есть принцип! Я сказал, что хочу выпить в самолёте, значит выпью!

– Прикольно. Это ты правильно, пацан сказал – пацан сделал. Кстати, о приколах… – я вспомнил про свой гениальный план. Пожалуй, самое время. – Как насчёт того, чтоб в ближайшее время немножко приколоться?

– Приколоться? Приколы у тебя… Садистские.

– Да ладно тебе! Я такую крутую штуку выдумал, слушай…

С картошкой мы закончили после полуночи и, к тому времени, я, всё-таки, уговорил Макса мне помочь. Он тоже сомневался, правда не столько в том смысле, что это «нехорошо», а в том, что запалят и полетит он отсюда, как фанера над Парижем. Пришлось пообещать, что, в крайнем случае, я его как-нибудь прикрою.

Макс под конец просто задремал, и я заканчивал чистку картошки в полной тишине, по-прежнему напряженно думая. Почему? Почему я не смог потерпеть несколько дней? Почему не стал ждать, пока он сам придёт? Ведь так и собирался, но не выдержал. Как этот парень – меньше чем за месяц – так ко мне привинтился? И, вроде, ничего мы так с ним не общались и не делали ничего вместе, как с тем же Вовчиком или Рэем. Но я знаю, если бы это был Вовчик или Рэй, или даже Игорь – да хрен бы я на другой день прямо бы из кожи вон лез, чтоб вернуть. А Макс… Всё-то с ним как-то не так. Я ведь и не соврал – он, действительно, не такой, как все. Почему-то мне упёрлось, что он, вот, нихрена не гомик. Потому что иначе он, получается, как Леночка или Евсеев, или те пидоры, что ко мне полезли тогда. Или нет? Сказал, что ему парни нравятся. Ну и что? Мне вот тоже, но это же не значит, что прямо сразу надо трахаться. Ну, вот зачем он?

Сидит и дремлет, прислонившись к стене. Замечаю, что у него очень густые ресницы, короткие и черные. Тоже не реагирует, когда на него смотрят во сне. Спит тут себе беззаботно, поверил мне. Ну и спи, фиг с тобой.

Возвращались мы по ночному коридору молча. Я посмотрел, как он заходит к себе и закрывается и только потом пошёл спать.

Завтра начнём осуществлять мой чудесный план. Это будет весело.

====== 13. Ночные сапёры ======

Поздравте меня – я преодолела очередной психологический рубеж – 100 страниц. Спасибо моей музе и всем тем, кто отставлял отзывы. А больше никому!

Вот он и настал – счастливый день, которого мы все так ждали. Сегодня мы с Максом идём устанавливать наши сюрпризы неизвестным покупателям моих дорогих станков.

Ух, и круто же было всю неделю! Моё изобретение нужно было собрать, опробовать (с водичкой, ясен хер), внести, как говорится, ряд коррективов. Снова опробовать. Под холодным душем побывали все – так мне нравилось, как оно срабатывает – ловко и чётко. Я даже сам на себе проверил и такой кайф словил, когда почувствовал, как дёрнулась в руках тонкая верёвочка, запуская надо мной механизм, – не передать.