Последний суд - Пирс Йен - Страница 9

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая

— Это значит, что я сдал картину на оценку в торговый дом. С кем я говорю?

Его попытка взять инициативу в свои руки прошла незамеченной. Человек на другом конце провода — что же это за акцент? — проигнорировал его вопрос.

— Вы в курсе, что картина — краденая?

Только этого не хватало.

— Я спрашиваю: с кем я разговариваю?

— С сотрудником французской полиции. Из отдела по борьбе с кражами произведений искусства, если быть точным. Меня откомандировали в Рим, чтобы вернуть работу владельцу. И я намерен выполнить задание.

— Ноя…

— Вы ничего не знали. Я правильно вас понял?

— Э-э…

— Возможно. Вы в этом деле лицо постороннее, и я получил инструкции не привлекать вас к ответственности.

— О, хорошо, если так.

— Но картина нужна мне немедленно.

— Я не могу отдать вам ее прямо сейчас.

В трубке наступило молчание. Очевидно, звонивший не ожидал такого поворота.

— И почему, позвольте спросить?

— Я же говорю: я сдал ее в торговый дом. Они откроются только завтра утром. До утра я никак не смогу ее забрать.

— Назовите мне имя человека, который принял ее у вас.

— Не вижу оснований для этого, — с неожиданной твердостью заявил Аргайл. — Я вас не знаю. Может быть, вы и не из полиции.

— Я буду счастлив разубедить вас. Если хотите, могу навестить вас сегодня вечером, и тогда вы сможете удовлетворить свое любопытство.

— Когда?

— В пять часов вас устроит?

— Хорошо. Тогда до встречи.

Джонатан положил трубку на рычаг и долго стоял, обдумывая разговор. «Проклятие. Просто напасть какая-то. Все против меня». Конечно, он не рассчитывал сорвать большой куш, продав эту картину, но все же надеялся заработать хоть какие-то деньги. «Хорошо, что я успел обналичить чек Мюллера», — подумал Аргайл.

Но чем больше он размышлял, тем более странным казался ему звонок. Почему Флавия не предупредила его, что им заинтересовался ее коллега из Франции? Уж она-то должна была знать. Незнакомец свалился ему как снег на голову.

«Да… Выходит, я переправил через границу краденый товар. Неприятная история. А если я лично передам картину в руки французскому полицейскому, не послужит ли это потом уликой против меня? Мало ли что он там обещал. Может, лучше сначала с кем-нибудь посоветоваться?»

Он взглянул на часы. Флавия уже пообедала и должна быть в офисе. Он редко беспокоил ее на работе, но сегодня у него имелась веская причина, чтобы нарушить это правило.

— О, как я рада, что ты пришел, — сказала она, когда двадцать минут спустя он вошел в ее кабинет. — Значит, тебе передали мою просьбу?

— Какую просьбу?

— Я просила соседку передать тебе, чтобы ты связался со мной.

— Мне никто ничего не передавал. Послушай, случилось нечто ужасное.

— Точно, ужасное. Это ты правильно сказал. Бедняга.

Джонатан умолк, с недоумением глядя на подругу.

— По-моему, мы говорим о разных вещах.

— Разве? А ты зачем пришел?

— Я пришел рассказать о картине. Она — краденая. Мне только что звонил твой коллега из Франции. Он требует вернуть ее. Я решил посоветоваться с тобой.

Флавия даже вскочила от волнения. Новость настолько удивила ее, что она почувствовала необходимость встать и пройтись по комнате.

— Когда он звонил тебе? — спросила она. Аргайл ответил и пересказал разговор.

— Он назвался?

— Фамилии он не называл. Сказал только, что зайдет вечером поговорить о картине.

— Откуда он узнал, что картина у тебя?

Джонатан покачал головой:

— Понятия не имею. Может быть, Мюллер сказал ему? Больше некому.

— В этом-то как раз и проблема. Мюллер мертв. Его убили.

Жизнь Аргайла и так уже пошла наперекосяк из-за проклятой картины. Но убийство — это уже слишком. Просто полная катастрофа.

— Что? — только и смог сказать он. — Когда?

— Предположительно прошлой ночью. Идем. Нужно рассказать о звонке генералу. О Господи. И я уверяла его, что твое участие в этом деле — чистая случайность.

Боттандо мирно пил чай, когда они ввалились к нему в кабинет. Коллеги частенько посмеивались над ним за эту привычку. «Пить чай! Это так не по-итальянски!» Он пристрастился к чаю несколько лет назад после недельной командировки в Лондон и даже не потому, что ему так уж нравился сам напиток, тем более что итальянцы не умеют по-настоящему его заваривать, — ему понравилась идея, что посреди суматошного дня можно вдруг отбросить все заботы и дела и погрузиться в атмосферу тишины и уюта. Весь его день был размечен маленькими приятными зарубками: кофе, ленч, чай, рюмочка в баре напротив в конце рабочего дня. В эти короткие минуты он откладывал в сторону все бумаги и отрешенно отхлебывал из чашки бодрящий напиток, глядя в никуда и думая ни о чем.

Он ревниво оберегал свой покой и научил секретаршу, что отвечать в такие минуты: «Генерал на совещании. Что передать?». Горе было тому смельчаку, который рискнул бы нарушить его уединение.

На этот раз таким смельчаком оказалась Флавия. Но у нее имелось оправдание, которое она захватила с собой и усадила за столом напротив Боттандо.

— Простите, — повинилась она, чтобы пригладить мгновенно взъерошившиеся перышки Боттандо, — я не стала бы вам мешать, но эту новость вы должны услышать первым.

Недовольно ворча, Боттандо мысленно распрощался со своим чаем и покоем, надменно скрестил руки на груди, откинулся на спинку кресла и сердито сказал:

— Ну, выкладывайте, что там у вас.

Джонатан быстро пересказал телефонный разговор и с облегчением увидел, что Боттандо отнесся к его словам крайне серьезно. Когда Аргайл закончил рассказ, генерал поскреб подбородок и задумался.

— Еще два момента, — добавила Флавия, прежде чем Боттандо успел что-то сказать. — Когда вы попросили меня поработать с компьютером, я просто так, от нечего делать сделала запрос о «Сократе». Так вот — картина не числится в розыске.

— Это как раз ничего не значит, — отмахнулся Боттандо. — Ты сама знаешь, как ненадежна информация компьютера. Они могут внести эти данные лет через пять.

— И второе: разве в Риме сейчас есть кто-нибудь из французской полиции?

— Нет, во всяком случае, официального уведомления я не получал. И мне будет крайне неприятно, если я узнаю, что они рыщут по Риму, не поставив меня в известность. Порядочные люди так не поступают. В конце концов, существуют определенные условности. Нет-нет, я уверен: Жанэ не мог так со мной обойтись.

Жан Жанэ был alterego Боттандо в Париже. Он возглавлял французское управление по борьбе с кражами произведений искусства и поддерживал дружеские отношения с итальянскими коллегами — прежде всего с Боттандо. В общем, хороший человек. Не мог он так поступить со своим старым другом. Да и смысла не было.

— Конечно, я позвоню Жанэ и спрошу у него, но скорее всего это был налоговый инспектор. Скажите, мистер Аргайл, кто-нибудь, кроме Мюллера, знал, что картина находится у вас?

— Нет, — твердо ответил Джонатан. — Я пытался дозвониться Делорме…

— Кто это?

— Человек, который поручил мне доставить картину Мюллеру.

— Ах… — Боттандо сделал пометку у себя в блокноте. — Как, на ваш взгляд, он — сомнительная личность?

— Нет, — решительно заявил Аргайл. — То есть мне он не очень нравится, но надеюсь, я еще не потерял способности отличать людей бесчестных от людей просто невоспитанных.

Боттандо не разделял его уверенности и пометил у себя в блокноте: «Попросить Жанэ прощупать Делорме».

— Далее, — продолжил Боттандо. — Флавия рассказывала, что кто-то пытался похитить у вас картину на Лионском вокзале. Как вы полагаете, это тоже случайность?

Он задал вопрос абсолютно нейтральным тоном, но не нужно было обладать особой чувствительностью, чтобы уловить в нем изрядную долю яда. Флавия прекрасно понимала, что у Боттандо есть основания сердиться. При желании Фабриано может устроить всем им «веселую» жизнь, узнав обо всех этих совпадениях. А желание у него наверняка возникнет.

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая