Год дракона (СИ) - "Civettina" - Страница 16

– Это невозможно! – только и смог произнести я.

– Для людей – да, а для драконов – обычное дело. Видишь ли, золото происходит из нашей крови. Какой-нибудь лихой рыцарь, захотевший славы или власти, убивал дракона. Кровь просачивалась в землю, взаимодействовала с различными элементами – водой, углеродом, горными породами – и получалось золото. Таков вкратце историко-химический аспект вопроса.

– Вов, ты воруешь то, что тебе не принадлежит.

– Это как посмотреть. Я не нападаю, не граблю, не взламываю сейфы, не совершаю налеты на ювелирные магазины. Я просто зову золото, и оно приходит ко мне.

– Домой?

– В руки. Сейчас покажу. Надень! – брат протянул мне широкую цепь-браслет.

Я уже не мог сопротивляться своему любопытству и принялся надевать украшение. От волнения у меня дрожали пальцы, и я долго не мог справиться с застежкой. Вовка хотел, было, помочь, но я отстранился. Все фокусники так делают: вроде подходят с безобидными намерениями, а сами прицепляют какую-нибудь нитку или другое приспособление. Закончив с застежкой, я вышел из-за стола и отошел от брата на шаг:

– Ну давай, показывай свои номера, заслуженный артист.

Вовка хитро улыбнулся и тоже отошел на несколько шагов, значительно увеличив между нами расстояние:

– Следи за браслетом. Это будет интересно.

Я уставился на цепь. Брат щелкнул пальцами, и застежка, на которую я потратил полторы минуты, с легкостью расстегнулась. Браслет соскользнул с руки. Я попытался поймать его, но он, словно живой, обогнул мои пальцы и упал на пол. Произошедшее дальше заставило меня раскрыть рот: браслет пополз по полу. Вернее, он не полз, как змея, – он струился, как ручей. Достигнув ноги Вовки, он, обвивая ее по спирали, начал подниматься все выше и выше, а когда добрался до кармана, то юркнул в него, как в нору.

– Офигеть! Как ты это делаешь?

– Я уже сказал: это не фокус. Золото меня слышит и само идет ко мне, – Вовка вынул браслет из кармана и вернул его в шкатулку.

– Цели ты достиг: я в шоке, – выдохнул я. – Но это не значит, что я теперь буду поклоняться тебе до конца жизни. Будь уверен, я докопаюсь до истины.

– Ты себе не представляешь, как я хочу, чтобы ты докопался!

– Всему этому есть какое-то научное объяснение. Мне не пять лет, чтобы верить в сказки про летающее золото.

– Тогда скажи мне, что ты думаешь про огонь? – брат отставил шкатулку, порылся в ящике стола и достал зажигалку.

– В каком смысле? Боюсь ли я его?

– Нет. Что это такое? – над фитилем зажигалки вспыхнул язычок пламени.

– Не знаю. Стихия, – вопрос поставил меня в тупик, но я предчувствовал, что сейчас последует псевдофилософская цитата и держание руки над огнем.

– Да, люди его так называют, но я бы поспорил, – Вовка двумя пальцами осторожно взял пламя и… снял его с зажигалки. Огонь продолжал гореть в его руках так же, как секунду назад горел на фитиле.

– Есть много стихий – вода, воздух, земля, что-нибудь еще – и обо всех можно сказать, из чего они состоят, куда уходят и откуда появляются, – Вовка убрал зажигалку в карман. Поднес к освободившейся руке пламя, аккуратно поставил его на ладонь, словно цветок пересадил, и убрал пальцы. Огонь все также горел, только теперь посреди его ладони. – Но никто ничего не может сказать про эту стихию, – брат слегка подул на пламя, и оно немного выросло. – Ни откуда она приходит, ни куда уходит, когда огонь потушат. Ты знаешь?

– Что? Куда уходит огонь? Нет.

– А откуда приходит? – Вовка снова подул на пламя, и оно еще увеличилось.

– Ну-у… появляется искра, – предположил я.

– Всегда ли огонь возникает из искры? – брат в третий раз раздул пламя, которое теперь выросло до размеров яблока.

– Сам-то ты как думаешь? Откуда берется огонь?

– Не из этого мира точно. Он здесь гость, – Вовка смотрел на языки пламени с такой любовью, словно это был его домашний питомец. – Он живет вне этого мира, но когда мы вызываем его, он приходит. Иногда уничтожая, иногда даруя спасение. Тысячи лет люди используют огонь, но до сих пор не знают, из чего он состоит, почему горит именно языками, а не облаком, например.

Меня все сильнее завораживало это зрелище. Особенно когда Вовка поднес к огню палец, а огонь дернулся в сторону от него.

– Ну-ну, я не обижу тебя.

Языки пламени выпрямились, и брат провел по ним пальцем, словно погладил. А потом обратился ко мне:

– Хочешь подержать?

– Н-нет, не очень, – я на всякий случай отстранился.

– Зря боишься. Огонь тебя не тронет. Ты еще не осознал этого, но пожар в детдоме начался из-за тебя.

– Что?! – меня до глубины души возмутило это заявление. – Думаешь, я способен на поджог? Там были маленькие дети, которые могли…

– Разве я говорил про поджог? Я сказал, что пожар начался из-за тебя. Наши чувства, эмоции – это огонь. Я не приехал, и ты был расстроен – настолько, что твои чувства приобрели материальное выражение.

Я молчал, пораженный словами брата. Да, вечером перед пожаром я был ужасно зол на весь мир, я очень хотел, чтобы этого детдома не было на свете. Видимо, пока я бодрствовал, я как-то контролировал эмоции, но стоило мне уснуть – и они вырвались наружу. Пожар очень точно иллюстрировал мое тогдашнее состояние.

Правда, следующая догадка поразила меня еще сильнее.

– Ты нарочно не приехал, чтобы я разозлился и спалил детдом? – выдал я, и огонь в руке брата заплясал и забился. – Ты не подумал о том, что я мог погибнуть?

– Во-первых, я не приехал в пятницу по другой причине, – Вовка не отрывал взгляд от пламени. – Во-вторых, я никогда бы не поставил под угрозы жизни других людей, хотя, не скрою, все сложилось довольно удачно. Ну и в-третьих, огонь никогда не причинит тебе вреда. Запомни это.

– Все это очень подозрительно, – мне приходилось говорить сквозь зубы, чтобы сдержать злость и обиду.

– Согласен, – Вовка вытянул губы трубочкой и вдохнул в себя пламя. – Если бы ты видел, как я реагировал поначалу! Я настолько сильно не хотел принимать правду, что чуть не пустил себе пулю в лоб. Кстати, видел мой «Магнум»?

Я немедленно покраснел.

– Сорок четвертый калибр. Способен пробить бронированную сталь. Представляешь, что осталось бы от моей головы? Ничего! – Вовка рассмеялся и хлопнул меня по плечу. – Я совсем выбил тебя из колеи. Надо отвлечься.

Но отвлечься я так и не смог. Остаток вечера я просидел над шкатулкой, изучая золотые украшения. Мне хотелось найти хоть малюсенькую зацепку и разгадать секрет фокуса брата. Золото было настоящее: на всех изделиях стояла проба. Весило оно так, как и должно было весить. Никаких следов от ниток или проволок. Застежку того браслета, что так неожиданно покинул мою руку, я тоже проверил раз на двадцать: чтобы расстегнуть ее, необходимо было прикладывать механическое усилие.

Спать я лег в совершенном смятении. Мне все хотелось поймать Вовку на противоречии, ухватиться за какую-нибудь ниточку. Не знаю почему, но мне отчаянно хотелось доказать, что мама жива. Поверить в то, что она бесплотное говорящее облако, я, понятное дело, не мог. Но брат пока уверенно гнул свою линию, и мне нужно было затаиться и ждать момента, когда он потеряет бдительность. Чтобы это произошло быстрее, я решил делать вид, что поверил в историю с драконами.

========== Охота ==========

С момента моего побега из детдома прошло уже больше двух недель. Странно, но чтобы привыкнуть к жизни в нем, мне потребовалось больше года, а вот чтобы отвыкнуть от детдомовских реалий – всего несколько дней. Сейчас, на исходе третьей недели, мне казалось, что я последние восемь лет прожил с братом. Детдом же превратился в смутное воспоминание, которое, как сон, забывается уже к обеду.

Единственное, что мне не нравилось в моей нынешней жизни, это мое вранье. Я разыгрывал перед братом дозревающего скептика – так для себя я определил этот образ. То есть я как бы принял его теорию, но до конца в нее не верил и спорил с ним на каждом шагу. Вовка воспринимал это спокойно и терпеливо отвечал на мои вопросы, порой откровенно дурацкие. Это помогало мне усыплять бдительность брата и заодно разведывать обстановку. Правда, едва ли не каждый раз, как только мы затевали спор, я боялся, что выдам себя. Меня ужасно раздражало, что взрослый парень, десантник, прошедший войну, богатырь и умница – одним словом, практически эталон настоящего русского мужика верит в какую-то чушь, в которую не поверил бы даже ребенок. И я боялся, что однажды не смогу сдержать этого раздражения, и брат поймет, что я все это время пудрил ему мозги.