Год дракона (СИ) - "Civettina" - Страница 64

Женщина поколебалась. Видимо, не в ее характере было стремительно принимать решения.

– Что за человек? – прищурилась она.

– Я не могу сообщить вам его фамилию в интересах следствия. Просто позвольте взглянуть в журнал регистрации.

– Он мог остановиться не под своей фамилией, – зачем-то упрямилась тетка, и я начал терять терпение.

– Нам это известно, мадам. Вы впустите меня или мне придется составлять рапорт о препятствии расследованию?

Глаза собеседницы забегали. Ей явно не хотелось открывать мне дверь, но и попасть в столь неприятный рапорт не хотелось еще больше. Она была из тех людей, что всеми силами стремятся избегать проблем, поэтому, когда возникает такая сложная дилемма, они тщательно взвешивают каждое решение, просчитывая степень неприятности его последствий. Я ждал, едва сдерживаясь, чтобы не выбить стекло и не открыть дверь самому. Наконец, женщина приняла решение в мою пользу – щелкнул замок, дверь слегка приоткрылась.

Стараясь не делать резких движений и не пугать дамочку раньше времени, я перешагнул порог:

– Это не займет много времени, мадам.

Женщина прижалась к стене, пропуская меня, и это сыграло мне на руку. Я присвистнул и произнес заклинание забывчивости, после чего открыл дверь шире, впуская Вовку с Максиком на руках, который настолько ослабел, что не мог даже обхватить брата за шею: его рука болталась вдоль спины Вовки. Продолжая доброжелательно улыбаться, я грозно произнес:

– На первом этаже есть свободные номера?

Диссонанс от моего вида и моего тона привели женщину в замешательство, которое после повторного вопроса переросло в страх. Она мелко замотала головой:

– Т-только на втором этаже… д-двадцатый…

– Второй этаж, двадцатый! – громко повторил я, и Вовка двинул к лестнице.

– Что это? Куда? – попытка регистраторши остановить его была скорее рефлекторная, чем намеренная.

– Ничего, все в порядке, – я положил руки женщине на плечи и успокаивающе произнес: – Это наш человек. Вы в безопасности.

После этого я повел тетку обратно к столу, где она сидела до моего прихода, усадил на стул и попросил зарегистрировать меня в двадцатом номере на имя Александра Пушкина.

– Сделаешь это, и мы тебя не тронем, – доверительным тоном пообещал я, чем еще сильнее напугал женщину. Дрожащими пальцами она внесла указанное имя и фамилию в компьютер, выдала мне электронный ключ. Я еще раз напомнил ей, что ее безопасность напрямую зависит от ее благоразумности и что лучшая тактика для нее – сделать вид, что ничего не произошло. После этого я мило улыбнулся и направился к лестнице. Уже оттуда я свистнул, поставив вторую точку в заклинании, и бесшумно поднялся.

Номер находился в самом углу узкого коридора. Я протиснулся между Вовкой и стеной и отпер дверь. Мы уложили Максика на кровать, я распаковал пачку хирургических пеленок, подстелил одну под его ноги, потому что повязка насквозь пропиталась кровью. Максик был бледен, на его лице выступила испарина, но он держался: не ныл, не капризничал.

– Теперь все будет хорошо, – Вовка улыбнулся и потрепал его по щеке. – Сейчас доктор тобой займется.

– С чего начнем? – спросил я у брата, готовый выполнить любое его приказание.

– Я откуда знаю! – пожал плечами Вовка. – Лекарь ты, не я.

– Подожди, ты хочешь сказать…

– Ты ведь сам выбрал своим профилем врачевание.

– Но я никогда не делал этого! – вспыхнул я.

– С химерами ты тоже никогда не дрался, но прекрасно справился.

– Потому что ты учил меня драться!

– Прости, но научить тебя медицине я не смогу. Я сам знаю не больше твоего.

– И что же мне делать? – я бросил взгляд на бледного Максика с окровавленной ногой.

– Лечить, – Вовка хлопнул меня по плечу. – Доверься инстинктам. А я выполню любое твое поручение.

Мне было ужасно страшно – намного страшнее, чем оказаться лицом к лицу с тварями, пришедшими из другого мира. Но выбора у меня не было. Я медленно выдохнул и сказал:

– Хорошо, организуй мне теплую воду, чтобы промыть рану.

Вовка скрылся в ванной, а я надел резиновые перчатки и принялся обильно протирать их спиртом. Снял с Максика окровавленные бинты, промыл рану водой, потом обработал антисептиком, потом обколол голень анестезией. Внутри у меня все замирало: мне казалось, что я причиняю брату невыносимую боль, но тем не менее я не останавливался. Я никогда не зашивал раны, я даже не видел, как это делают. Весь мой медицинский опыт ограничивался пятью сериями сериала «Скорая помощь», которые мне удалось посмотреть в общежитии, да перевязкой порезанного пальца. У меня дрожали руки и на лбу выступил пот, но я, как в детстве, подбадривал Максика, как будто это он волновался, а не я.

– Вот видишь, ничего страшного, – бормотал я, соединяя края ран и продевая иглу сквозь кожу. – Зря ты переживал, если честно. Я ведь сказал, что дело плевое…

Максик вынес операцию спокойно. Конечно, анестезия тоже сыграла в этом роль, но парень лежал и не дергался, не кричал, не плакал, не ругался и не показывал свой дурной характер. Просто смирился и терпел. Когда все было закончено, Вовка дал ему обезболивающего, и Максик практически сразу уснул.

– Поздравляю, доктор Тартанов, – старший брат хлопнул меня по плечу. – Ты был восхитителен!

– Кто? Я?!

– У меня было впечатление, что я присутствую в институте Склифосовского на операции какого-нибудь светила травматологии.

– Отвали! – я отмахнулся и ушел в ванную – смыть кровь с перчаток, умыться, просто побыть одному, чтобы хоть как-то снять напряжение. Но через минуту за спиной у меня выросла фигура Вовки.

– Раздевайся! – коротко приказал он, и у меня неприятно екнуло сердце.

– Чего? – я развернулся к нему лицом.

– Буду обрабатывать твои раны, доктор, – брат продемонстрировал флакон с антисептиком и упаковку ватных тампонов.

Я и забыл, что сам ранен. От напряжения во время операции и волнения за Максика мозг задвинул мои болевые ощущения на самые задворки сознания. На шее сзади у меня оказалась глубокая царапина, костяшки были сбиты в кровь: все-таки лупить тварей, покрытых пуленепробиваемым панцирем, травмоопасное занятие. Когда я снял футболку, я невольно ахнул: я был весь в синяках и ссадинах. И после этого я вспомнил про прокушенную ногу. Вовка ухмыльнулся, видя мой испуг. Ему-то самому приходилось видеть вещи и похуже.

– Какой у нас дальнейший план? – спросил я. В этот момент я сидел на унитазе, положив раненую ступню брату на колено, а тот, стоя на другом колене передо мной, обрабатывал место прокола антисептиком. Мне, наверное, повезло, потому что зубы химеры прокусили кожу между большим и указательным пальцами.

– Я отлучусь на пару часов: надо отмыть машину от крови и купить что-нибудь поесть. А ты оставайся с Максиком. Вдруг ему станет хуже, – говорил Вовка, не поднимая глаз. – Посидим тут до ночи, а потом двинем дальше.

– А если Максику станет хуже? Мы не можем его тащить через границу: мы вызовем подозрения.

– Жень, у нас кончается виза. Если мы выйдем ночью, то успеем завтра пересечь границу. Если задержимся еще хоть на день, то нарушим визовый режим, и у нас будут проблемы.

– Вов, тебе важнее визовый режим или здоровье брата?

– Максик мне дороже, но сейчас обстоятельства немного не те…

– Что за обстоятельства?

– Я же объяснил: виза. С этими делами лучше не шутить.

– Вов, ты вчера на границе загипнотизировал пограничника, потому что у нас не было какого-то документа. И вдруг ты боишься просрочить визу? – я выдернул ногу из рук брата. – Говори, что случилось.

– Похищенный уран, конечно, ты в расчет не берешь. Если на АЭС обнаружат пропажу, а это наверняка случится сегодня днем, то на всех пограничных постах будут проверять машины на предмет радиационного излучения.

– Проверять буду прибором?

– Да.

– Тогда почему бы тебе не внушить пограничнику, что он видит другие показания?

Вовка посмотрел на меня, чуть прищурившись, и я понял, что именно так он и сделал бы, просто история с радиоактивным топливом для него – единственная официальная причина спешки.