Четвертая обезьяна - Баркер Джей Ди - Страница 28
- Предыдущая
- 28/72
- Следующая
Барроуз решила, что с нее хватит.
— Детектив Нэш, в конечном счете я работаю на мистера Толбота. Мои обязанности ограничиваются образованием девочки, ее оценками. Если бы мистер Толбот хотел, чтобы я в какой-то степени заменяла ей родителей, я бы охотно с этим согласилась, но, нанимая меня, он дал понять, что такой задачи передо мной не ставит — и сейчас не хочет, чтобы я играла такую роль. Если у вас есть вопросы или вы озабочены воспитанием Эмори или ее окружением, советую обратиться непосредственно к мистеру Толботу. А я не потерплю, чтобы мне выговаривали за то, что находится вне моей компетенции! Учтите, хотя сейчас я беседую с вами добровольно, продолжать разговор у меня нет никакого желания.
Нэш уже приготовился возразить, но Портер сжал его плечо:
— Пойди-ка прогуляйся, выпусти пар. Дальше я сам.
Нэш смерил их обоих досадливым взглядом и вихрем вылетел из комнаты.
— Мисс Барроуз, прошу прощения за моего напарника. Он совершенно необоснованно сорвался на вас.
Она потерла подбородок:
— Понимаю его тревогу, но, не зная ни мистера Толбота, ни Эмори…
Портер поднял руку:
— Не нужно ничего объяснять!
— Она мне небезразлична, в самом деле небезразлична. Мне больно при мысли, что она могла попасть в беду.
— Когда вы впервые узнали, что ее похитили? — спросил Портер.
— Около часа назад мне позвонил мистер Толбот, — ответила она. — Он был очень расстроен, чуть не плакал. Сказал, что играл в гольф со своим адвокатом и два детектива специально разыскали его, чтобы сообщить о том, что Эмори пропала… — Она помолчала и продолжала: — Поскольку сегодня у меня выходной, с утра я выключила телефон. Иначе, конечно, я бы обо всем услышала раньше. После его звонка я сразу вернулась сюда. — Она глубоко вздохнула. — Знай я раньше…
Портер положил руку ей на плечо:
— Все нормально, мисс Барроуз. Сейчас вы здесь.
Гувернантка кивнула и натянуто улыбнулась.
— Какие у Эмори отношения с отцом?
Барроуз вздохнула:
— Знаете, до сегодняшнего утра единственной эмоцией, которую он проявлял, был гнев. Обычно он держится очень отстраненно, особенно с Эмори. Он редко приезжает ее навестить. Я должна еженедельно представлять отчет о ее успехах в учебе. Так он следит за ней, оставаясь на расстоянии. Насколько я понимаю, у него есть все основания быть сдержанным… но все-таки он ее отец. Конечно, следует ожидать, что ему пристало принимать больше участия в ее жизни.
— Но ведь они, кажется, часто разговаривают по телефону?
Мисс Барроуз пожала плечами:
— Да, разговаривают, но общаются совсем не так, как нормальные отец и дочь. Девочка знает, что у нее есть богатый покровитель, спонсор, если хотите, но больше ничего. Она боится его и хочет ему угодить, но в их отношениях очень мало любви. Вот почему его реакция так удивила меня… — Она наклонилась и понизила голос: — Если бы вы задали мне такой же вопрос неделю назад, я бы ответила, что этот человек, узнав о ее похищении, скорее улыбнется, чем проронит хоть слезинку. Наличие незаконнорожденной дочери, которая много лет сидит у него на шее, — проблема, которую не всегда можно решить с помощью денег, и это не дает ему покоя. Он не любит ничего, что не может контролировать. Он часто бывает холодным, очень холодным.
— Как по-вашему, он может быть замешан в ее похищении?
Мисс Барроуз ненадолго задумалась, а потом покачала головой:
— Нет. Хотя он бессердечный ублюдок, не думаю, что он способен причинить вред своей плоти и крови — как, впрочем, и кому-то другому. Если бы он хотел убрать ее из своей жизни, он бы что-нибудь сделал уже много лет назад. Девочка ни в чем не нуждается. Он заботится о том, чтобы у нее все было самое лучшее.
— В обмен на молчание? — спросил Портер.
— Нет, скорее на сотрудничество, — ответила она. — Я никогда не слышала, чтобы он просил ее держать их отношения в тайне. Все очень просто: они друг друга понимают.
В комнату заглянул Гиллеспи, хрустя картофельными чипсами. Портер угрожающе покосился на него; Гиллеспи поднял руки и вышел. Портер снова повернулся к мисс Барроуз:
— Вы не заметили ничего необычного в дни или недели, предшествовавшие ее вчерашнему похищению? Она ничего такого не говорила? Может, обмолвилась, что ей кажется, будто за ней следят? Может, ей звонили с незнакомого номера и бросали трубку? Меня интересуют любые происшествия.
Барроуз покачала головой:
— Я ничего такого не помню.
— А она сказала бы вам, если бы что-нибудь было?
— Вопреки всему, что думает обо мне ваш напарник, мы с Эмори были близки… то есть мы с ней близки. Она о многом мне рассказывала, делилась со мной, доверяла мне и в других вопросах. Если бы ее что-то беспокоило, наверное, она бы об этом упомянула.
— В других вопросах?
Мисс Барроуз покраснела:
— В женских вопросах, детектив. Обычное дело…
— Скорее всего, ее похититель какое-то время следил за ней. Не появился ли в ее жизни кто-то новый? Не заметили ли вы в последнее время в здании человека, которого не видели раньше? А может, кого-то, кого видели здесь, а потом где-то еще, например сегодня в продуктовом магазине?
— Вы думаете, он следил за ней?
Портер пожал плечами:
— Мы не знаем. Могу вам сказать, что ее похититель чрезвычайно осторожен. Он ничего не оставляет на волю случая. Не думаю, что он схватил ее в парке под влиянием порыва. Скорее всего, он какое-то время следил за ней, узнал ее распорядок дня, привычки, вычислил, где и когда она бывает. Возможно, он следил и за вами.
Мисс Барроуз посмотрела на свои руки и покачала головой:
— Никого такого я не помню. Наш жилой комплекс очень хорошо охраняется. Думаете, он мог пройти сюда?
— В прошлом ему удавалось проходить в здания, которые охранялись еще серьезнее. По-моему, если бы у него появился повод сюда попасть, он бы что-нибудь придумал.
Вдруг мисс Барроуз ахнула:
— Книга!
— Какая книга? — нахмурился Портер.
Барроуз встала и быстро вышла из комнаты, едва не сбив по пути Гиллеспи. Портер поспешил за ней; он невольно восхитился быстротой ее движений — в конце концов, гувернантка была довольно крупной женщиной. Она вышла в гостиную и взяла со стола учебник, который они нашли в свой прошлый визит.
— Я увидела его три дня назад и спросила о нем Эмори. Весь изложенный в нем материал мы прошли два года назад. Я еще подумала: странно, что она купила учебник высшей математики, тем более такой заурядный. Мы уже давно занимаемся по более продвинутой программе. Она ответила, что не покупала учебник и понятия не имеет, откуда он взялся.
Портер настороженно глянул на обложку.
— Мисс Барроуз, пожалуйста, положите книгу.
31
Дневник
Сетчатая дверь, которая вела на кухню Картеров, так и стояла открытой нараспашку. Она ударялась от ветра о белую дверную раму с облупившейся краской. Я придержал ее, пропуская миссис Картер вперед. Она зашла в дом; на кухне было темно. На обратном пути она не произнесла ни слова; мы оба молчали. Если бы не шелест ее шагов, я бы и не знал, что она идет за мной.
Я закрыл дверь и задвинул засов. Ветер снаружи взвыл в знак протеста.
Миссис Картер встала лицом к раковине, оперлась руками о столешницу и склонила голову. Глаза у нее подернулись поволокой; она о чем-то задумалась. Я заметил на кухонном столе бутылку бурбона, а рядом с ней стакан с картинкой из мультика про Снупи и Вудстока. Правда, краски на картинке давно выцвели. Я налил в стакан немного бурбона — как сказал бы отец, на два пальца.
— Ты не слишком ли мал для такого? — поинтересовалась миссис Картер, разворачиваясь ко мне лицом.
— Это я не себе, а вам. — Я протянул ей стакан.
— Лучше не надо.
— А по-моему, надо.
После работы отец никогда не отказывался пропустить стаканчик-другой; я знал, что спиртное помогает ему расслабиться. А миссис Картер точно нужно было расслабиться.
Она с сомнением посмотрела на коричневую жидкость, но все-таки взяла стакан и поднесла к припухшим губам. Она прикончила бурбон одним махом — если бы существовала такая должность, как тренер по питью, он бы сейчас ею гордился. Потом она с размаху поставила стакан на столешницу, передернулась и крякнула.
Я невольно улыбнулся. Она вела себя со мной как со взрослым. Мы с ней в тот миг были как два приятеля, которые решили хлопнуть по рюмочке на кухне. Мне ужасно хотелось попробовать, но я внушал себе, что сейчас не время; мне нужно сохранять ясную голову. Ночь впереди длинная.
— Хотите еще? — спросил я.
Когда она кивнула, я налил ей еще, чуть-чуть побольше, чем в прошлый раз.
Она выпила вторую порцию быстрее, чем первую; она больше не вздрагивала, а на губах даже появилось подобие улыбки. Потом она села за стол.
— Саймон был хорошим человеком — почти все время. На самом деле он не хотел сделать мне больно. Все… только от напряжения. Он не заслуживал того, чтобы…
Я сел за стол рядом с ней.
В школе я, бывало, часами набирался храбрости, когда хотел попросить у девочки карандаш. Я рос застенчивым мальчиком. Но в миссис Картер было что-то такое, из-за чего рядом с ней я чувствовал себя свободно. Рядом с ней у меня не сосало под ложечкой, мне не делалось жарко, как обычно в таких случаях. Я осторожно погладил ее распухшую щеку. За последние двадцать минут кровоподтеки заметно почернели.
— Он наверняка причинил бы вам боль снова, может быть, даже убил бы вас.
Она покачала головой:
— Нет, только не мой Саймон. Он был не такой.
— Такой, такой; посмотрите, что он с вами сделал.
— Я сама виновата, я заслужила.
В голове у меня мелькнула картинка: миссис Картер с моей матерью. Знала ли она, что я все видел?
— Вы не сделали ничего такого, что заслуживало бы избиения, какое он вам устроил. Мужчина не должен распускать руки с женщиной… если он настоящий мужчина.
Она улыбнулась:
— Тебя научил этому отец?
Я кивнул:
— Женщин надо уважать, холить и лелеять. Они — дары, ниспосланные нам. — Кроме того, отец говорил, что женщины слабы и не способны защищаться от избиения, ни физического, ни словесного, но эту часть я опустил.
— Твой отец очень милый.
— Да.
Миссис Картер потянулась к бутылке и налила себе еще, потом подвинула бутылку мне:
— Может, попробуешь? Ты когда-нибудь пил спиртное?
Я покачал головой. Я солгал. На мой прошлый день рождения отец смешал мне «Мартини». Мама налила себе бокал своего любимого красного вина, и мы чокнулись. Я почти все выплюнул на стол, а остальное так сильно обожгло мне горло, что я не смел больше пить. Мама смеялась, а отец похлопал меня по спине:
— К выпивке, приятель, требуется привычка! Ничего, когда-нибудь ты распробуешь, и тебе понравится. Правда, боюсь, этот день настанет не сегодня! — Потом он тоже рассмеялся: — Может быть, ты скорее любитель пива!
Миссис Картер снова подвинула ко мне бутылку:
— Давай же, не бойся. Она не кусается. Т-ты ведь не хочешь, чтобы я пила одна? Это было бы очень невежливо. — Голос у нее стал не такой резкий, как раньше. Язык еще не заплетался, но даже мальчик с таким ограниченным опытом, как я, понимал, что она изрядно навеселе.
«Разберись, реши головоломку, найди способ»…
Я взял бутылку и отвинтил крышку. Прочитал надпись на черной этикетке: «Эван Уильямс. Кентуккийский бурбон». В свете лампы над столом бурая жидкость поблескивала, как жидкая карамель. Я поднес бутылку к губам и сделал маленький глоток. Горло обожгло, но не так сильно, как тогда от «Мартини». Наверное, во второй раз я уже знал, чего ожидать, а может, у меня развилась переносимость. Мне стало… хорошо. Я бы не выбрал бурбон сам, но и назвать его плохим не мог. Более того, от виски в желудке стало жарко. Я сделал еще глоток, чуть больше, чем в предыдущий раз.
Миссис Картер засмеялась:
— Посмотрите на него! Ты прямо заправский пьяница! Вот погоди, дам тебе сигару и красивую бейсболку, и можешь идти играть в покер с дружками!
Я улыбнулся и придвинул бутылку ей:
— Еще хотите?
— Ты что же, меня спаиваешь?
— Нет, мэм, просто я подумал…
— Дай сюда. — Она потянулась к бутылке. На сей раз не стала возиться со стаканом; выпила прямо из горла, как до того я. Когда она поставила бутылку на стол, ее снова передернуло.
— «Леденцы — молодцы, а коньяк — верняк», — пробормотал я себе под нос.
Она расхохоталась:
— Где ты это слышал?
— Отец как-то сказал. В тот вечер он сильно напился.
— Твой отец, похоже, очень интересный человек, — заметила она.
Я подумал, не выпить ли еще глоточек. От первого мне стало тепло и спокойно. Спокойствие — это хорошо. Мне нравилось быть спокойнее. Я кивнул в сторону бутылки, и она вернула ее мне. Она расплылась в улыбке, а потом вдруг прыснула.
— Что? Что я сделал?
Она замахала на меня руками и закашлялась от смеха. Губы у меня расплылись в улыбке, а потом я расхохотался вместе с ней, хотя и не понимал, над чем она смеется.
— Скажите! — потребовал я. — Вы должны мне сказать!
Миссис Картер положила обе ладони на стол и перестала смеяться. Она хмыкнула и сказала:
— Я подумала: если отправлю тебя домой пьяного, твои родители, наверное, убьют меня.
Я какое-то время смотрел на нее в упор, в глаза. Потом мы оба снова расхохотались; смех смешивался со слезами — мы хохотали до колик.
Она взяла бутылку и отпила еще глоток. Бурбон тек как вода.
— Любимый напиток Саймона. Правда, после бурбона он всегда делался таким злым! Ты ведь не злишься, нет?
Я покачал головой.
— И я тоже не злюсь. Так почему он становился таким злым? Почему всякий раз злился и бил меня, стоило ему притронуться к этой бутылке? Почему он не мог стать таким, как мы с тобой сейчас? Смешно. Господи, неужели он правда умер? Мой Саймон умер! Они в самом деле убили его, да?
Я понял, что напрасно пил во второй раз. Теперь напротив меня сидели две миссис Картер. Если я прищуривался правильным образом, они на какое-то время сливались в одну, а потом их опять становилось две. Я закрыл один глаз, потом второй, потом снова открыл первый.
— Я знаю, позавчера ты подглядывал за мной там, у озера, — тихо сказала миссис Картер.
Адреналин ударил мне в голову, две миссис Картер соединились в одну и больше не раздваивались.
— Вы… знаете?
Она медленно кивнула:
— Ага.
Я покраснел. Оторвал от нее взгляд и уставился на стол, на бурбон. Потянулся к бутылке, но, прежде чем я схватил ее, рука миссис Картер накрыла мою. Она дрожала:
— А знаешь, мне почему-то даже хотелось, чтобы ты смотрел. Я видела, как ты ходил туда с удочкой. Я знала, что ты там будешь.
— Зачем вы…
— Иногда женщина хочет быть желанной, вот и все. — Она сделала еще глоток. — По-твоему, я хорошенькая?
Я кивнул. Она казалась мне настоящей красавицей. Кроме того, она была взрослой женщиной. Не такой, как девчонки в школе, которые только-только выросли из лифчиков нулевого размера, «принцессиных» вечеринок, обмена записками и мечтаний о самой последней и крутой мальчиковой группе. Она была женщиной — женщиной, которая говорила со мной «об этом». Вернулось тогдашнее ощущение; кровь ударила мне в пах. Я знал, что ей ничего не видно под столом, и все-таки смутился. Выдернул у нее руку и поднес бутылку к губам; на этот раз меня не обожгло. Бурбон показался мне просто восхитительным.
Я вернул ей бутылку, и она не отпрянула; она отпила из горлышка. Когда она наконец отлепилась от бутылки, содержимое уменьшилось почти на четверть. Миссис Картер попыталась поставить ее на стол, но промахнулась. Бутылка упала на пол и со звоном разбилась; стекло и бурбон оказались у нас под ногами.
— Ах ты… — сказала она. — Ну и наделала я дел! Плохо.
— Ничего страшного, я все уберу. — Я встал со стула, и стены закружились у меня перед глазами. Я ухватился за спинку стула, несколько раз глубоко вздохнул. Стены остановились.
Миссис Картер наблюдала за мной со своего стула — желтая виниловая обивка и металлический каркас. Потом она уронила голову на стол, на сложенные руки.
Я стоял в полной тишине. Я не произнес ни слова, пока не услышал, как ее дыхание выровнялось, как бывает во сне. Тогда я толкнул дверь на улицу, и на кухню проникла ночная прохлада.
Надо позвать маму и отца — один я не сумею ее связать.
- Предыдущая
- 28/72
- Следующая
