Политические работы 1895–1919 - Вебер Макс - Страница 29

И наоборот, какую притягательную силу для людей с лидерскими качествами может иметь партия, которая в лучшем случае получает шанс изменить несколько бюджетных статей так, как того требуют интересы ее избирателей, — да еще раздобыть несколько теплых местечек для нескольких протеже ее партийных боссов? Какие возможности для развития этих качеств она им предоставляет? До мельчайших подробностей регламента и традиций Рейхстага сегодня деятельность нашего парламента обнаруживается в чисто негативной политике. Мне известно немало случаев, когда в партиях молодые таланты с лидерскими качествами попросту подавлялись старыми и заслуженными местными и партийными деятелями, как и происходит в любом цехе. Да это и понятно в бессильном парламенте, нацеленном лишь на негативную политику. Ибо там царят только цеховые инстинкты. Зато этого никогда не может позволить себе партия, жизнь которой приспособлена к соучастию во власти и разделению ответственности в государстве, — вследствие чего каждый член партии, работающий в первичных организациях, должен знать: бытие и небытие партии, как и существование всех связанных с ней интересов, зависит от того, чтобы она располагала людьми с лидерскими качествами и подчинялась им. Ибо многоголовое парламентское собрание как таковое не в состоянии «управлять» и «делать политику». Об этом нет речи ни в одной стране мира, даже в Англии. Вся масса депутатов в целом функционирует только в роли свиты одного или нескольких leader'ов, формирующих кабинет, и беспрекословно им подчиняется, пока они имеют успех. Так и должно быть. В политических делах всегда господствует «принцип небольших чисел», т. е. одерживает верх политическая маневренность малых руководящих групп. Эта цезаристская черта (в демократических государствах) неискоренима.

Но ведь она одна еще и гарантирует, что ответственность по отношению к обществу зиждется на определенных личностях, тогда как в собрании, управляющем «многоголовым способом» она совершенно улетучилась бы. Это и обнаруживается при подлинной демократии. В соответствии с прежним опытом чиновники, избранные на должности благодаря народным выборам, выдерживают испытание в двух случаях. Во–первых, в локальных кантональных учреждениях, где при стабильном населении жители хорошо друг друга знают, т. е. успешная проверка чиновника в пределах соседской общины может быть определяющим моментом выборов. Во–вторых, и с существенной оговоркой, при выборах верховного политического доверенного лица нации в демократическом государстве. Таким способом к верховной власти редко приходят наиболее выдающиеся политические лидеры, но, тем не менее, как правило, приходят подходящие. Зато для общей массы средних чиновников и, прежде всего, для тех, кто нуждается в профессиональной подготовке, система народных выборов в демократических государствах в большинстве случаев показывает полную несостоятельность — и по понятным причинам. Так, в Америке судьи, назначенные президентом, неизмеримо превосходили по дельности и неподкупности судей, избранных народом. Дело в том, что у назначавшего их лидера все–таки имелась инстанция, ответственная за квалификацию чиновников, и поэтому если бы были совершены грубые промахи, правящая партия ощутила бы это впоследствии на собственной шкуре. Потому же господство равного избирательного права в крупных коммунах вновь и вновь приводило к одному и тому же: доверенное лицо граждан посредством народного голосования избиралось бургомистром, наделенным широкими полномочиями формировать административный аппарат по собственному усмотрению. Не в меньшей степени к развитию таких цезаристских черт склонен английский парламент. Ведущий государственный деятель в Англии всегда возвышается над парламентом, из которого он происходит.

Слабости, естественным образом присущие селекции ведущих политиков посредством партийной агитации в такой же степени, как присущи они любой человеческой организации вообще, в последние десятилетия чрезмерно раздуты немецкими литераторами. То, что даже парламентское партийное господство требует и должно требовать от индивида, чтобы он подчинялся лидерам, которых он зачастую может воспринимать всего–навсего как «меньшее зло», само собой разумеется. Но чиновничье государство, во–первых, не оставляет ему ни малейшего выбора, а во–вторых, предлагает ему вместо лидеров начальствующих чиновников. Все–таки разница здесь, пожалуй, небольшая. Далее: то, что «плутократия» в Германии процветает хотя и в иных формах, чем в других странах, но по сути так же; то, что расписываемые именно литераторами самой черной краской, хотя и без всякой компетентности, силы крупного капитала, которые сами знают о собственных интересах куда лучше кабинетных ученых, — и притом как раз самые беспощадные из них, тузы тяжелой промышленности, все как один встали у нас на сторону бюрократического чиновничьего государства и против демократии и парламентаризма, — все–таки имеет свои объяснимые причины. Только причины эти недоступны разумению обывателей–литераторов. Вместо их выявления с в высшей степени филистерским морализаторством литераторы подчеркивают сами собой разумеющиеся факты: что воля к власти принадлежит к мотивам, движущим парламентскими лидерами, а эгоистическое стремление к занятию должностей — к мотивам, движущим их свитой. Как будто бы претендентов на бюрократические должности вдохновляют не такие же карьеризм и охота за жалованьем, а исключительно самые что ни на есть альтруистические мотивы! Что же касается участия «демагогии» в достижении власти, то примеры с тем, как в прессе только что^[72] появились поощряемые известными ведомственными должностями разборы занятия поста германского министра иностранных дел, могут научить каждого следующему: как раз мнимо «монархическое» правление подразумевает карьеризм и ведомственную борьбу с помощью в высшей степени пагубного подталкивания в прессе. Ни в одном парламентском государстве с сильными партиями ничего более скверного быть не может.

Мотивы личного поведения в рамках любой партии, разумеется, столь же мало идеалистичны, как и обычные обывательские интересы, направленные на служебное продвижение и теплые местечки, у конкурентов в чиновничьей иерархии. Как там, так и здесь, в большинстве случаев речь идет о личных интересах индивида (и будет идти в пресловутых «товариществах солидарности» в грядущем государстве литераторов). Все зависит только от одного: эти вездесущие человеческие, а зачастую — слишком человеческие интересы должны работать так, чтобы хотя бы прямо не мешать отбору людей, наделенных лидерскими качествами. Но в партиях это возможно лишь тогда, когда их лидерам в случае успеха улыбается не только власть, но и государственная ответственность. И тогда это лишь возможно. Но одним этим пока еще ничего не гарантируется.

Ибо не произносящий речи, но только работающий парламент может стать почвой, на которой взращиваются и путем селекции совершенствуются не просто демагогические, но подлинные качества политических лидеров. А работающий парламент — это такой парламент, который контролирует администрацию непрерывно и в сотрудничестве с ней. До войны у нас его не было. А вот после войны парламент надо преобразовать в этом направлении, в противном случае нас постигнут старые беды. Теперь речь пойдет об этом.

III. Публичный характер управления и выборы политических лидеров

Вся структура германского парламента сегодня приспособлена исключительно к негативной политике: к критике, рассмотрению жалоб, консультациям, к исправлению и исполнению правительственных предложений. Этому соответствуют все парламентские традиции. К сожалению, вследствие незначительной заинтересованности общественности, наряду с хорошими юридическими работами о порядке рассмотрения дел отсутствует и всякий политический анализ реальных жизненных парламентских процессов (о других парламентах подобные работы имеются). Но стоит лишь сделать попытку и обсудить с каким–нибудь парламентарием желательный способ внутренней организации Рейхстага и порядка рассмотрения дел в нем, как тотчас же сталкиваешься со всякого рода условными договоренностями и опасениями, приспособленными исключительно к удобствам, тщеславию, потребностям и предрассудкам «знатных» членов парламента и ставящими препятствия на пути всякой политической дееспособности парламента. Это мешает выполнению даже простой задачи действенного и непрерывного контроля за администрацией. Но разве такой контроль является излишним?