Имбецил (СИ) - "Alinkina" - Страница 43
- Предыдущая
- 43/96
- Следующая
Ещё часто студентов радовали резиновой курицей, ведь птицефабрика также имела место быть в этой Тмутаракани, и директор птицефабрики вполне возможно тоже был родственничком кого-нибудь.
Все студенты с радостью уплетали обед, даже не подозревая (мозгов не хватит), что жрут.
Жрать пришлось и мне. Выбора нет.
Катька-неформалка, увидев меня в столовке, удивилась, в принципе как и все.
- Роевский! Неужто барские столичные замашки иссякли? Или предки, кроме того, как сослать тебя сюда, ещё и урезали бюджет? Слышал, ты нынче ходишь побираешься, как последний бомж с вокзала, – подъебал меня один из моих одногрупников, вечно старающийся корчить из себя мегакрутого парня и вечно пытающийся меня переплюнуть. Тупой местный колхозник.
- Да, вот решил заскочить, посмотреть, что ты, Валечка, жрёшь каждый день, сидя на родительской шее, - растягивая слова, довольно проговорил я, хотя хотелось врезать этому ублюдку. Про врезать было взаимно. Лицо одногруппника перекосило от «Валечки» и от родителей. За год учёбы и частых пикировок я знал, что он до зубовного скрежета ненавидит своё бабское имя, особенно в такой интерпретации, кичится своими родаками, а ещё что он следует столичной моде.
- Ещё раз назовёшь меня так, и ты труп, волосатый! – прорычал Валик Остапенко, поднимаясь из-за соседнего стола со своими местными дружками-третьекурсниками.
- Сам меня трупом сделаешь, аль костюмчик рыночный пожалеешь и натравишь своих шавок местных, колхозных? - стараясь ехидно, вкладывая всю свою говнистость в слова, пропел я.
- Тебе пиздец, патлатый! Я разукрашу твой ебальник так, что ни один доктор столичный не зашьёт! Гнида пидорская! – брызгая слюной, весь красный, прорычал Остапенко, толкая тарелку с едой на пол и выходя из-за стола.
После его выкрика в столовке воцарилась тишина. Цирк любят все! А уж про наши пикировки не знал только что ленивый, вот только до драк не доходило никогда, но, видимо, пора. Мы с ним не разойдёмся. Особенно после его пидора.
- Кто бы про пидора говорил, Валечка! Ты же, слышал, снизу любишь быть? – сорвалось с языка с каплями яда. В тишине это прозвучало очень громко.
Здоровый, откормленный родителями Остапенко, на которого боялись обычно рыпаться, потому что он здешний, и предки его сидят где-то в местных советах, уже развернулся со своими прихлебателями-гопниками и с красной мордой шёл ко мне, как танк, явно не чтобы поцеловать.
- Всё, сука, молись!
Я сжал кулаки и, скривив губы, ждал продолжения, а именно желая самому съездить по этой откормленной жирной морде. Первый лезть, естественно, я не собирался. Кто первый начнёт драку – тот и будет виноват, а уж свидетелей у меня целая столовка.
Мысленно я уже рассказывал директору в красках про Остапенко и махал платочком вслед. После такого пусть только попробует его оставить здесь дальше учиться.
- Что здесь происходит? Остапенко! – зычно раздалось от главного входа в столовку, и все замерли.
Дежурный мастер. Цирк закончился, так и не начавшись. Жаль.
Проходя мимо Остапенко, я задел его плечом и пошёл вон, пока мастер не перекинулся на меня со своими претензиями.
- Я из тебя котлету столичную сделаю! – раздалось злое шипение за спиной, на которое я, не оборачиваясь, показал фак.
Из меня каждый день пытаются сделать эту котлету, только вот хрен вам всем в зад, а не из меня котлету!
Решив не идти на рисунок, всё равно настрой упал, я направил свои стопы в общагу, и мне повезло. Прошмыгнув незамеченным мимо вахтёрши, обсуждающей что-то с комендой, я поднялся на второй этаж и сразу встретил приехавших парней из сто седьмой. Прав был знакомый, после дома все были при бабле, хавке и даже с запасом пиваса, так что я даже рад, что не остался жрать ту лабуду в столовке.
В общаге я завис надолго, затарившись едой и пивасом по-полной. С деньгами было хуже. С ними народ расставался неохотно даже в долг. Понимают, что в долг – то же самое, что и подарил, поэтому и давали «в долг», как правило, немного. Я кривился, но брал. В итоге набралась совсем ерунда. В моей бывшей комнате я сгрузил еду под удивлённые взгляды парней и пошёл дальше побираться.
С каждой минутой меня всё больше злило всё, что я делаю, и всё, что творилось со мной в последнее время. Блядь! Я опустился до побирания! Да я вообще опустился, как последний нищеброд! Я, кто всегда одевался в лучших магазинах, я, кто ездил отдыхать за границу, когда и куда хотел, я, кто всегда получал лучшее и все, что желал! А теперь? Что теперь? Я узнал, что мой папаша составил хитровыебаный договор на аренду халупы, что я чуть ли не бесправный раб. Что тот же папаша не родной мне, ну тут в принципе похер, никогда его не любил. Да, меня выебал тупой уродливый имбецил, которому я должен кучу бабла за сраную хату, в которой я теперь существую вместе с неуравновешенным псом-убийцей!
Вломившись без стука в очередную комнату, где жил первый курс, я с порога спросил:
- Бабло есть?
Четверо невысоких, ещё по-мальчишески щуплых пацанов затравленно уставились на меня, но пятый, намного крупнее и больше остальных, которого я что-то не мог припомнить, повёл себя не как все:
- Совсем оборзел, неформал, посреди бела дня бабки трясти? – спросил он и с вызовом уставился на меня.
- А ты предпочитаешь, чтобы я это делал ночью? – огрызнулся я, разглядывая это чудо природы, посмевшее возразить.
Странно, что я его не помню, память-то у меня хорошая на лица, и за почти год я запомнил всех, но этого не помню. По возрасту такой же, как и остальные после девяти классов, но по развитию явно опережает других. В общаге я его точно не видел. Может, местный? Хотя насрать.
- Предпочитаю, чтобы ты делал ЭТО в другом месте и подальше от этой комнаты, пока у тебя не начались проблемы!
От такого заявления даже у меня чуть челюсть на пол не упала. Никогда ещё кто-то из малых не смел вякать.
- Проблемы? Я тебе их сам сейчас устрою! – сощурившись, прошипел я и двинулся к этому выпендрёжнику.
Наперерез мне кинулся один из четверых пацанов, которые сидели и наблюдали за этой сценой молча.
- Не трогай его, - заговорил самый мелкий, щуплый, белый взъерошенный паренёк, одетый в какое-то рваньё. – Есть деньги. На.
Из кармана засаленных джинсов паренёк, похожий на белого одуванчика, достал смятые деньги и сунул мне в руку.
- Дурак, нахрен ты ему деньги даёшь?! – взъярился пацан, которому я собирался накостылять.
Посмотрев на купюры, которых оказалось прилично, я улыбнулся и, похлопав по плечу одувана, пошёл прочь, хотя до уха донеслось злое: «Мелкий ебанутый придурок! Тебе же даже ходить не в чем!». Послышался какой-то ещё шум, словно кто-то или что-то упало, но это не мои проблемы, в руках были деньги и немало. Мне хватит, а что малому ходить не в чем, так мне тоже свой зад прикрыть чем-то надо, про шмотки вообще молчу. А если и правда ходить ему не в чем, то и правда он дурак, что дал бабки.
Вернувшись в бывшую комнату, я достал трофейный пивас и закусь. За это нужно выпить. Парни из комнаты порадовались халявному бухлу. Все давно ездили домой, и поедут туда ещё нескоро. До конца учёбы осталось немного: сдать зачётные работы, подтянуть хвосты и адьё!
Время за пивасом и в отличной компании, к которой подтянулись девчонки, летело быстро и весело. Я даже отвлёкся от последних событий. Гулянка набирала обороты, пока в комнату не влетел запыхавшийся Генка, ходивший отлить.
- Шухер, Тоха, коменда! Кто-то тебя слил!
- Остапенко, больше некому, - прокомментировал Лёха из соседней комнаты, жуя кусок копчёной курицы. – Он сегодня в общаге был, тебя спрашивал.
- Блядь! Ещё один мудак на мою голову, - зло проговорил я и обратился к Генке с надеждой на чудо: – Вторая черная лестница закрыта?
- Закрыта, так что давай в окно! – скомандовал Генка, отодвигая ночные шторы и открывая окно. – Лёху сейчас она всё равно вытурит. Он тебе откроет и через их десантируешься.
- Хавку Лёхе отдадите, - сказал я, запрыгивая на подоконник и выбираясь на свежий воздух.
- Предыдущая
- 43/96
- Следующая