Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 66

— Не ушли. Бились всем колхозом, в этом и героизм, и трагедия Рожественского. Приказа о разделении эскадры, насколько я помню, от него так и не поступило.

— Мне было лет двенадцать, когда я «Цусиму» прочитал. Не знал, меня в библиотеке фамилия Новиков-Прибой заинтересовала. Прибой, морское слово, красивое. Потом, как начал читать, уже все. Знал, кем мне надо стать. В школе, помню, учился так себе, по математике двойки получал, а после книги мечта появилась. Школу заканчивал с аттестатом без троек, физкультура на высоте. Приехал в первый отпуск из училища, якоря на погонах… Кстати, перед выпуском купил роман Новикова-Прибоя «Капитан первого ранга» и держу ее в каюте. Это о первых шагах Рабоче-Крестьянского Военно-Морского Флота. Она у меня только один раз была на сходе, когда я со Светкой своей подружился. Дал прочитать из политических соображений.

Стояли долго, группами, негромко переговаривались. Большинство молчало.

Мичман Борисов прошел на корму. Вздыхал, вглядывался в горизонт. Он физически ощутил связь с морскими событиями войны 1904–1905 года. В состав Владивостокской эскадры, пытавшейся оказать помощь предпринявшим прорыв из осажденного Порт-Артура во Владивосток под командованием контр-адмирала Виттгефта, входили крейсера «Россия», «Громобой» и «Рюрик». На нем служил земляк. Фамилия его, даже имя известны всем, кто читал повесть «Крейсера» Валентина Пикуля. Это Виктор Оконечников, иеромонах, послушник Спасо-Якутской обители.

Знали ли наши моряки о превосходящих силах японцев, о том, что противная сторона вооружена современными кораблями, оснащенными по последнему слову техники, также изготовленной на лучших заводах Европы? Конечно. Мало того, командование имело возможность отложить выход в море для сохранения сил по обороне Владивостока. Контр-адмирал К. Иессен получил приказ идти на встречу с прорывающейся к Владивостоку эскадрой из Порт-Артура. Иессен не знал, что попытка прорыва не удалась, что оставшиеся на плаву корабли вернулись в осажденный город. «Белоснежные лебеди», как любовно называли их горожане за окраску, подняли пары.

Крейсера ожидал бой, они вступили в него 1 (14) августа 1904 года в 40 милях от корейского порта Пусан. Пять часов длилось сражение. Больше всех досталось «Рюрику», прикрывавшему отряд, взявшему курс на север. Командир капитан 1 ранга Е. Трусов погиб еще в первой половине боя, его место занял младший артиллерийский офицер лейтенант К. Иванов.

Когда на корабле закончились снаряды, «Рюрик» предпринял попытку таранить желающий взять его в плен корабль противника и выпустил торпеду во второй крейсер, приближавшийся с этой же целью. Был отдан приказ покинуть корабль, раненых спустить за борт. Изувеченный «Рюрик» с поднятым Андреевским флагом и взвившимся сигналом «Погибаю, но не сдаюсь» ушел на дно.

Оставшийся в живых выброшенный взрывом за борт иеромонах попал в плен. Это именно он, благодаря внешней схожести с японцами успешно бежал и доставил в Санкт-Петербург составленное находившимися в плену офицерами донесение о необходимости изменения состава боезаряда для морских орудий, так как наши снаряды прошивают оба борта кораблей навылет и взрываются лишь потом, в то время, как японский порох «шимоза» срабатывает, едва снаряд окажется внутри помещения.

Ожидаемые сослуживцами почести и благодарности обошли смельчака. Оконечников был вновь отправлен туда, откуда начал свой жизненный путь, в Якутию, дабы неповадно было церковнику лезть в дела мирские. Самородок из глухого якутского улуса, он в молодости самостоятельно изучил английский язык, стал послушником Спасо-Якутской обители. Был направлен на флот, испытывавший нехватку в корабельных священнослужителях. Там, во Владивостоке поступил в Восточный институт постигать грамматику и фонетику французского языка, в тридцатитрехлетнем возрасте принял участие в русско-японской войне.

Мичман вспомнил, как отреагировал его друг на рассказ о реакции военных чиновников на доставленное с риском для жизни сообщение государственной важности. Что и говорить, прав Петрусенко. Кто был корабельный поп и на что надеялись сослуживцы, офицеры, собравшие ему денег на дорогу и напутствовавшие на удачу. Главное, считали они, довести до сознания военных чиновников из морского штаба ошибку разработчиков начинки снарядов и не будет в будущем повторения случившегося.

— Думаю, если их что-то тревожило, — сказал Петр Иванович, — так это беспокойство за собственное благополучие. Плевать им было на какого-то инородца. Принеси такое сообщение хоть дворянин с двойной фамилией, из тех, чьи предки служили еще Петру, реакция была бы та же. Убрать с глаз долой по их понятию, возмутителя спокойствия важней, чем взять на себя и себе подобных ответственность за явный прокол в подготовке вооружения. Представляешь, сколько голов должно было полететь. Нас школьные учебники истории учат, что виноваты бездарные адмиралы. Нет, лично в моих глазах Рожественский герой. Проигравших войну надо искать в чиновничьих эшелонах.

В единичном случае с земляком мичману Борисову открылось нечто, подтверждающее саму суть подвига наших моряков. Это самоотверженность. Никто, ни под страхом смерти, ни за деньги и другие блага не мог заставить Оконечникова бежать из в общем-то благополучного плена, где его не унижали, наоборот, находясь в Японии, он имел прекрасную возможность продолжить самообразование. Священник понимал, что при неудачном раскладе японцы расстреляют его как шпиона. И не посмотрят, что он, беглец, человек невоенный, присягу не давал, выполнять воинский долг не жалея живота своего не клялся. Шаг был осознанным. Находясь среди военных моряков Отечества иеромонах пропитался необходимостью поступать именно так, а не иначе.

Клим знал, что сам министр культуры Якутии, кстати, его однофамилец, уроженец Томпонского района, поселка Крест-Хальджай Борисов написал сценарий и хочет сыграть главную роль на сцене Якутского национального театра. Стоя на пронизывающем ветру, он сожалел, что артист не имеет возможности оказаться здесь, чтобы увидеть, как ложится на воду венок Памяти, хоть на минуту ощутить дрожь палубы боевого корабля и услышать слова его командира. Это помогло бы осознать величие подвига моряков в Цусимском сражении, чтобы оно сполна передавалось зрителям.

С окончанием зоны действия японских сил самообороны корабль сопровождения повернул назад. Морской простор как-то даже поскучнел без него. Проходили встречные суда, сигналили первыми, как и положено это делать перед военными кораблями. Четко ответив приспусканием Военно-морского Флага, большой противолодочный красавец гордо проходил мимо. Главному боцману приятно было видеть вспышки фотоаппаратов, как чуял о дальнем походе, вовремя покрасились.

В Восточно-Китайском море потеплело так, что командир отдал приказ переодеться в тропическую форму одежды. Офицеры из числа тех, кто уже бывал в южных широтах, надели свое, заранее приготовленное. Они сразу бросались в глаза уже полинявшими штанами и куртками, растоптанной обувью. Моряки первого года службы смотрели на своих наставников чуть не с открытыми ртами. Оказывается, лейтенант Коломийцев, такой с виду молоденький, успел совершить кругосветку. Все матросы облачились в новенькое, еще хранящее запах нафталина и не отходили от зеркал.

Кое-кто потянулся за фотоаппаратами. Даже самые бережливые не стерпели, сделали по нескольку кадров. Добрую службу сослужил мичман из фотогруппы штаба флота, он подсказал, что в тропиках выставлять выдержку и диафрагму так, как дома, значит испортить пленку. Солнце в тропиках очень яркое, без поправки не обойтись. Он тут же дал желающим несколько уроков. При этом старался донести до сознания каждого, что шкалы отечественных «Киевов», «ФЭДов», «Смен» и так далее изначально предусмотрены для работы в средних широтах. За границей давно уже пользуются автоматикой. Одно время японцы всерьез заинтересовались нашими зеркалками «Зенит», хотели даже приобретать их, но, он поднял палец, только для того, чтобы их начинающие фотолюбители имели представление о таких понятиях, как «выдержка», «диафрагма».