Лазурь на его пальцах (ЛП) - Лонсдейл Кэрри - Страница 29

– Ничего с Джеймсом не случится, все будет нормально. Просто мистер Донато малость перенапрягся на работе, только и всего.

«И теперь он выместит это на Джеймсе?» – подумала я и в панике взглянула на Фила.

Тот задумчиво потер пальцами подбородок.

– Послушай, Эйми. Мой отец уже совсем немощен, и Эдгару приходится управлять «Донато Энтерпрайзес», пока я не стану достаточно взрослым, чтобы принять контору в свои руки. А еще мне осталось всего два года доучиться в колледже.

Из всего, что он мне объяснял, меня сразили два момента: что он ничуть не думает о Джеймсе и что его отец при смерти. Мамочки мои, какая же я эгоистка! Поцелуй Джеймса и грозящее ему наказание меня будто оглушили.

– Очень сочувствую… Жаль, что с твоим отцом так плохо. И все же здорово, что он передает тебе компанию. Теперь по окончании колледжа тебе не придется искать работу.

– Это точно, – кивнул Фил. – Еще очень давно, когда я был совсем мальчишкой, папа говорил, что хочет когда-нибудь передать мне свое место.

Он остановился. Мы подошли к моему дому.

– Спасибо, что проводил, – сказала я.

– Всегда рад.

Я слегка взмахнула на прощанье рукой и отступила к крыльцу.

– И спасибо тебе за сочувствие по поводу моего отца. Это много для меня значит… Погоди-ка! – позвал он, когда я уже была у двери. – А Джеймс все так же рисует у тебя дома?

Моя ладонь застыла на дверной ручке. Откуда он узнал, что Джеймс занимается живописью? Да, Фил когда-то подкинул мне идею хранить у себя кисти и краски Джеймса – но я никогда ему сама об этом не говорила. И Джеймс бы тоже не сказал. За исключением моих родителей, о том, что Джеймс устроил у нас на веранде свою студию, знали только Ник и Кристен. И уж точно ни один из них не проболтался бы об этом ни Томасу, ни тем более Филу, боясь, что те расскажут об этом его родителям.

Тут я вспомнила про свои записки в столе Джеймса. Когда мы оба учились в средних классах, я не раз ему писала, спрашивая, не собирается ли он зайти после школы ко мне порисовать, незаметно передавая ему свои послания в коридоре на перемене. Фил, должно быть, читал мои записки.

У меня ухнуло сердце, и на лице, вероятно, это отразилось, поскольку Фил сразу расплылся в широченной ухмылке – мол, «я знаю вашу тайну». У меня будто кровь отлила от головы.

– Не бойся, – кивнул мне Фил, – я не выдам секрет Джеймса. Но мне бы очень хотелось посмотреть его работы.

И он направился ко мне.

Я тяжело сглотнула. Моя рука в нерешительности повернула дверную ручку, дверь чуть приоткрылась…

– Мне не разрешают в отсутствие родителей приглашать в дом посторонних.

– Но ведь я не посторонний. И вообще, – он остановился на ступеньке крыльца, – знаешь, если с Джеймсом у тебя не сложится, я был бы рад с тобой встречаться.

Я даже опешила. Он серьезно?! Фил же меня настолько старше!

– Извини, но я не могу никого пускать. Пока, Фил! – И я быстро скользнула в дом. Мне хотелось как можно скорее скрыться от него за дверью.

– Подумай об этом, Эйми. За эти годы я часто о тебе вспоминал. Это было бы очень здорово. – На прощанье он отсалютовал, коснувшись двумя пальцами своих губ и взмахнув рукой в мою сторону, а потом скрылся из виду. Входная дверь наконец захлопнулась.

Я заперла замок и, развернувшись, сползла на пол, прижавшись спиной к двери. Закрыла лицо ладонями. Ф-фу! Встречаться с Филом! Надо же такое предложить!

Итак, он знал о занятиях Джеймса, и это был мой промах. Мне вообще не следовало об этом упоминать в своих записках. А Джеймсу не надо было их у себя хранить. Но это был Джеймс – и я не могла его винить. Он был очень сентиментален. Одаренный художник с очень чувствительной душой.

Прошло еще два года, прежде чем я снова увидела Фила. Впоследствии мы периодически с ним пересекались – к примеру, на воскресных обедах у Эдгара и Клэр. Фил частенько на них присутствовал. Слава богу, он никогда больше не спрашивал насчет творчества Джеймса.

Что же касается Джеймса, то наш первый поцелуй в тот день явился лишь началом. Благодаря ему мы перешли мостик, соединявший дружбу с более глубокими, серьезными отношениями между нами, которые со временем стали еще ближе.

Джеймс так и не признался мне, что отец крепко выпорол его ремнем, хотя шипел и уворачивался всякий раз, когда моя рука случайно задевала его поясницу. Он объяснял это потянутой на тренировке мышцей, и я не стала докапываться, в чем истинная причина его боли. Мне не хотелось заставлять его испытывать какую-то неловкость – хватило того, что он уже прочувствовал. Джеймсу явно было совестно, что он ослушался отца. Он даже дал тогда зарок до окончания школы не пропускать больше ни одной футбольной тренировки.

Глава 13

Июль

Спустя год после похорон Джеймса кофейня «У Эйми» была готова к открытию. Еще совсем недавно казалось уму непостижимым, что я сумею такое осуществить! Прежде вообще было трудно представить, что я когда-либо стану вести жизнь одинокой и независимой бизнес-леди. И опять же, прежде я и подумать не могла о том, что когда-нибудь стану жить без Джеймса. Но мне все-таки пришлось собраться с силами и, несмотря на неимоверные сложности со строительством и собственные сомнения, чувствовала я себя вполне довольной и на удивление счастливой.

Меня терзали разные сомнения: во-первых, вопрос, способна ли я потянуть это новое для себя дело, а во-вторых – неуверенность по поводу гибели Джеймса. Свои мысли об этой истории я, конечно же, держала при себе. Спрятала от всех и крепко закупорила. Если не считать визитку с мексиканского курорта, у меня по-прежнему не было ничего, что могло бы убедить меня в том, что Джеймс жив. Мне просто требовалось найти какой-то способ начать свои поиски – но так, чтобы при этом мои родители, подруги и Томас не сочли, будто я теряю рассудок, поверив всему, что сказала мне та ясновидящая, хотя я собственными глазами видела, как Джеймса погребли. Временами мне самой казалось, что я схожу с ума – достаточно вспомнить те галлюцинации в туалете.

Последние девять месяцев пролетели в водовороте всевозможных хлопот. Частенько приезжали родители узнать, как продвигаются дела в моем будущем ресторанчике. Еще ко мне нередко наведывался Ян, ненадолго отрываясь от своих фотографий. Он старательно проверял, как идет перестройка помещения – не пытаются ли, дескать, разные субподрядчики меня облапошить. Не халтурит ли кто и не пытается ли сэкономить на качестве работы. Я ему сказала, что для этого у меня есть Надя, и что с ней-то точно никто не рискнет связываться. Но я сама прекрасно понимала, что Ян использует это только как предлог, чтобы почаще быть возле меня, и потому позволила ему присматривать за процессом. Мне нравилось, когда он был рядом.

К июлю уже был нанят и обучен необходимый персонал, продукты расставлены по полкам. Резкие запахи краски и штукатурки выветрились, сменившись стойким ароматом кофейных зерен и аппетитным духом свежей выпечки. В общем, все было готово и стояло на местах.

И вот настал субботний вечер накануне, так сказать, «пробного запуска» кофейни «У Эйми», когда родителям и друзьям предстояло опробовать мое меню, а персоналу – показать свое мастерство на деле. Пока что не возникло никаких серьезных препон, чтобы отменять торжественное открытие моей кофейни на будущей неделе. Точнее, не возникло до сегодняшнего дня. Джина – мой менеджер смены и главный бариста – внезапно объявила, что уходит. Мол, подруга предложила пожить в ее квартире в Лондоне. В общем, завтрашним утром Джина предполагала улететь.

Оставалось меньше двадцати четырех часов до «пробного запуска» – а у меня не было ни одного достаточно опытного кофевара. Райана и Джилли только-только Джина обучила делу.

Я взволнованно вышагивала вдоль барной стойки. Предполагалось, что кофейня «У Эйми» будет работать по индивидуальным заказам. Завтра я могу, конечно, выкрутиться и без главного бариста – но к официальному открытию заведения я, кровь из носа, должна иметь в штате человека, уже набившего руку в соединении сортов кофе и к тому же умеющего добавлять в напиток сиропы и специи. Того, кто имеет опыт работы с оборудованием и знает все его возможные причуды. А вдруг что-то пойдет не так?