Фельдегеря генералиссимуса (СИ) - Ростов Николай - Страница 30

То у них Христофор Карлович в убийцы был записан, то управляющий, то старый князь, то князь Андрей, то Бутурлин, а то и — Жаннет. Один даже дописался до того, что полковника Синякова, Петра Владимировича, в собственные убийцы записал! Мол, он таким образом специально покончил счеты со своей жизнью, чтобы всем досадить: «Не хочу из-за вас всех на свете этом белом жить, но и вам не позволю!»

Ерунда какая. Правда, ведь? Кто нам может запретит жить, если жить нам еще хочется?

Впрочем, всякий имеет на этот счет свое мнение. Убийца, например, полковника Синякова определенно кому-то еще хотел запретить жить, убив Петра Владимировича.

Кому?

Бутурлину — конечно же!

— Ха, Бутурлину! — выкрикнул кто-то из темноты.

Эту главу я писал в парусной комнате. Специально приехал.

Княжеский дворец отлично сохранился до наших дней. Боюсь, если мой роман будет иметь успех, музей в сем дворце устроят или еще что доходное. Не попадешь больше.

Замечу, кстати, если бы я писал эту главу не во дворце, то до истины бы тоже не докопался. Потому что в раскрытии этого убийства мне светлое и доброе привидение помогло!

А из темноты продолжали хохотать:

— Зачем Бутурлина было убивать — конногвардейца этого пучеглазого? Его управляющий на дуэли убьет! В следующий четверг и убьет.

— Не убьет! — ответил я твердо привидению.

— Ну, авторской фантазии я не указчик. Оставьте его в живых. Только ведь против истины исторической погрешите. А ведь божитесь, что подлинную Историю России Тушина Порфирия Петровича пишите. Убил управляющий Бутурлина. Убил. Монетку подбросил — и выпало конногвардейцу стрелять в свой лоб толоконный!

— А что же тогда вы, а не он, по дворцу привидением бродите? — спросил я насмешливо. И в ответ тишина ехидная.

Но опять захихикало:

— А про шпагатик Жаннет гуттаперчевый напишите?

— Обязательно напишу! Ведь из-за ее шпагатика, как вы справедливо заметили, гуттаперчевого, — и сорвалось ваше серебряное убийство. И хватит. Вы мне всю интригу рассекречиваете. До шпагатика Жаннет далеко еще. Христофор Карлович к комнате, где тело убитого полковника находится, еще не подошел.

— А вы уверены, что там тело полковника Синякова находилось?

— Замолчите! — крикнул я в хохочущую темноту.

— Не замолчу. Все равно ведь читателя обманете. И мое к вам явление в роман свой не вставите. Как его вставишь? Если только в примечание, а от примечаний вы отказались. Или опять своим принципам измените: опять читателя в свое примечание бултыхнете? Ах! Как ловко читателя вы своего дурите. То документ этот фельдъегерь фальшивый в Париж уже везет, то вдруг, на следующей же странице, документ этот все еще в княжеском доме! Это как вас понимать? Так вот, господин писатель, что я вам скажу. Не было никакого документа вовсе — и убийства не было! — Привидение вдруг умолкло. Я уже было хотел сказать ему: «Так, значит, документ еще в княжеском доме?» — но не успел. Ловок этот человек был в жизни своей, а когда в привидение превратился, еще изворотливей стал. — Не зря же это убийство серебряным назвали, — продолжило оно как ни в чем не бывало, — как и чернила князя Ростова. — Но тут в комнату будто кто вошел со свечой. Я обернулся.

— Не верьте ему, пожалуйста. Не справедливо это будет, — сказал тихий женский голос. Княгиня Вера в белом платье стояла у двери. — Пишите, а я вам посвечу. — И эту главу я написал под ее ровное дыхание за моим плечом, под ее взглядом. Ангелом — хранителем моим она стала!

Князь старый не шутил. «И наказать!» — он крикнул Христофору Карловичу не просто так. Действительно, наказали бы тут же убийцу. Ко рву бы вывели, отдали бы солдатикам команду «Пли!» — и солдатики без раздумий бы пальнули. Полкового своего командира они любили.

В общем, осталось за малым: определить Христофору Карловичу, кто убил полковника.

Скажу больше! Христофор Карлович, ведя Бутурлина, князя Андрея, управляющего и прочих людей в комнату, где находилось тело полковника, уже знал, кто его убил.

Некий психологический опыт решил проделать с убийцей?

Отнюдь нет! Просто у него были другие соображения.

Какие?

Математические. Вот какие. Больше я пока вам ничего не скажу. Сам еще не все знаю.

В зыбкой рассветной темени они прошли два зала и очутились в широком, как проспект, коридоре с множеством дверей по обе стороны.

В конце длинного коридора аркой серело окно. Над окном нависал балкон, удерживаемый двумя атлантами.

Чтобы попасть на балкон, нужно было повернуть налево и по винтовой мраморной лестнице подняться на него.

С балкона, собственно, и начинался Лабиринт Веры. Туда нам пока не надо.

Дверь в комнату полковника Синякова была справа, восьмой по счету, если считать от начала коридора, и третьей, если считать от балкона.

Напротив была дверь в комнату, которую занимал князь Андрей.

Управляющий жил в комнате по правую сторону коридора, в самом его конце.

Парусная же комната и комната императрицы, где поселилась Жаннет, были в самом начале коридора.

Это расположение комнат я описал для того, чтобы потом вам были понятны некоторые действия наших героев. К тому же убийца даже это учел, планируя свое убийство полковника.

Да, вот еще что! Господин Шенгил сам ошибся, когда написал, что убийца не знал, с кем он имеет дело. Нет, отлично знал. И все-таки начал свою игру.

Ставка была очень высока в этой игре. Тот документ, о котором я говорил, был еще в княжеском доме. И за ним вскоре должен был приехать…

Кто?

Сказал бы, но сам не знаю.

А что же искали тогда люди Аракчеева в лабазах купца второй гильдии?

А Бог весть знает что. Ведь второй бараний лоб… барона Аракчеева был!

Князь Ахтаров только тонко улыбался, да изящные кольца вверх пускал — на тонкую струйку дыма турецкого табака нанизывал. Ведь это он специально на этого купца Ростопчина да Аракчеева навел, когда приказал своему кучеру морду этому купцу набить.

Изящную, в русском конечно же стиле, комедию наш русский Бомарше сочинил. Пять сломанных ребер у кучера, свороченная скула и сломанный нос у купца — да двадцать пять русских фельдъегерей, закопанных в русский сугроб придорожный.

Но мы, кажется, увлеклись. К убийству полковника Синякова князь Ахтаров не имеет никакого отношения.

И к английским злодеям тоже!

Русский же он наш Бомарше. Помните, кем был французский Бомарше?

Поясню все же. Французский Бомарше был французским Штирлицем, т. е. французским разведчиком. Так что лучше о князе Ахтарове сказать, что он нашим Штирлицем был, правда уже на отдыхе.

То-то и оно. Впрочем, уж больно по вкусу, как говорится, пришлась наша комедия русская английским боксерам.

Процессия во главе со сказочником, т. е. Христофором Карловичем, подошла к двери в комнату полковника Синякова.

За Бенкендорфом шел управляющий. Шел осторожно и трепетно, но и развязано одновременно.

Бутурлин смотрел в его вихляющую задницу — и его подмывало наступить ногой на его черные бакенбарды. Прежде, конечно, ему пришлось бы наступить управляющему на какую-нибудь фалдину его ног, которые, шаркая по паркету, фрачно свисали с его спины.

Рядом с Бутурлиным шел князь Андрей. Лицо его было непроницаемым. Что творилось с князем Андреем, я не знаю. Он и в столовой зале был в неком подавленном состоянии.

Процессию замыкал дежурный офицер по караулу капитан Миронов Афанасий Никитич. О нем я должен непременно сказать!

Господа писатели детективщики рассматривали это убийство в некотором замкнутом пространстве — и описывали его в так называемом герметичном детективном жанре. Но ведь княжеский дворец был прямо-таки наводнен людьми (целая рота гренадеров в карауле и слуг бессчетное количество!), привидения по дворцу бродили и днем, и ночью — и, самое главное, некими механизмами начинен был этот дворец. Одна парусная комната или голова Наполеона чего стоили!

Но пока мы не о механизмах и привидениях, а о капитане Миронове. Он что так волновался? Ус свой каштановый даже прикусил!