Последний поцелуй неба (СИ) - Золотая Аида - Страница 25

Скорее автоматически, потому что так было надо, снова потянулся к телефону и без особого ожидания, что тот возьмет трубку, набрал номер бывшего лучшего друга. К его удивлению, Горин отозвался.

— Говори! — звучало насмешливо.

— Что ты творишь?

— А я предупреждал.

— И чего добьешься?

Андрей рассмеялся.

— Вот и посмотрим.

— Ты ничего не докажешь, Андрей. А будешь сильно рыпаться — раздавлю.

— Докажу, не переживай. Обязательно докажу.

— Ну, пробуй.

— На этот раз у меня выйдет без проб.

Горин отключился.

А ведь было чертовски похоже. Так похоже, что казалось — он в шкуре своего собственного отца. И теперь уже Андрей почти сливался в его голове с Петром Михайловичем. Дикое чудовищное дежа вю. Нет, он не сходил с ума, путая реальность с прошлым.

Его счастье было в том, что сожалеть он не умел. Идти до конца всегда казалось ему правильным. Не останавливаться на полпути. Война, значит, война. И он с удивлением ловил себя на мысли, что в смерти старшего Горина не раскаивается.

Это потом уже оказалось, что в доме были женщина и ребенок. Которых он никогда не видел. Может, поэтому в кошмарах приходил Петр Михайлович, а не они?

Отдав ряд распоряжений секретарю и предупредив финансовый отдел, чтобы привели бумаги в порядок, он покинул здание «ZG Capital Group».

Покружил по городу, пытаясь встряхнуться. И обнаруживал, что мыслит ясно, как никогда. Будто он не человек, а машина с алгоритмическими процессами в мозгах. Через пару часов подъехал к дому Анны. И только тогда стал собой. Настоящим.

В тот момент, когда он видел ее, он переставал быть человеком, которого ненавидел.

Когда Виктор вошел в квартиру, Анна с пустой тарелкой наперевес направлялась на кухню.

— Привет! — бросила она, не останавливаясь. Посуда звякнула в мойке. — Кофе будешь?

— Нет, — ответил он, раздеваясь. — Лучше чаю. Если не затруднит.

— Чай так чай, — Анна щелкнула кнопкой чайника.

Он прошел к ней на кухню, подошел со спины и поцеловал плечо. После чего она оказалась в кольце его рук.

— Когда меня посадят, будешь передачки носить? — весело спросил он.

— Надолго посадят? — заинтересовалась Анна.

— С моими адвокатами? Года на три. Но есть шансы на условное.

— Вот когда посадят, тогда и подумаю, — серьезно ответила она и, освободившись от его объятий, достала из шкафа заварник.

— Звучит обнадеживающе, — хохотнул Закс, и через мгновение она была подхвачена на руки. Глаза ее оказались в разрушительной близости от его глаз. Анна обхватила его ногами и откинула голову, подставив шею под поцелуи. Он снова коротко рассмеялся и прошелся губами по белой гладкой коже — к ключицам, видневшимся в вырезе блузки.

— Плевать на чай, — пробормотал он. И так же придерживая ее под ягодицы, понес в спальню, продолжая ласкать языком и губами шею. И чувствуя, как под его ртом она покрывается мурашками.

Оказавшись на кровати, Анна потянулась к его губам. Стащила с него рубашку, не расстегивая, через голову. Ногтями неглубоко царапала обнаженную кожу и приподнимала бедра, прижимаясь к нему. Трахаться было проще всего. Проще, чем слушать его голос, когда он говорил с ней. Проще, чем ждать, когда он приедет из офиса. Проще, чем делать ему чай.

Только теперь что-то неуловимо изменилось. Он целовал ее. Скользил губами по ее губам. Языком проникая в ее рот, исследовал его — медленно, неспешно, сладко. В то время как пальцы бегали по ее лицу, избегая ушибленной накануне скулы, по волосам, освобождая их от заколки, по тонкой шее.

Она блаженно вздрагивала от его прикосновений и так же неторопливо водила пальцами по его телу. Целовала его губы и грудь, снова откидывалась на подушку, чувствуя, как кружится голова от пьянящих поцелуев. Иногда он замирал на несколько мгновений, разглядывая ее лицо с сомкнутыми веками, будто хотел запомнить ее такой. И эти мгновения казались ей бесконечными, до тех пор, пока его язык снова не оказывался на ней. Время исчезло. Время перестало лететь. В каждой секунде заключалась вечность. Пьяная, терпкая, горькая, сладкая вечность. Он освобождал ее от одежды, исследуя гладкую кожу, будто впервые в жизни. Целовал ее грудь, живот, бедра, колени, так же медленно возвращался к лицу и шептал ей:

— Посмотри на меня.

Она распахивала глаза и длинно выдыхала, отдаваясь его нежности. Она подчинялась его движениям, растворялась в ожидании его поцелуев и мечтала, чтобы время остановилось навсегда. Чтобы это не закончилось. Чтобы ничего не осталось, но осталось только это — с ней и в ней.

Он раздвинул ее колени и, не отрывая взгляда от лица, вошел в нее. Мысок волос над высоким лбом, брови — чуть темнее золотистых локонов, маленький нос идеальной формы. Губы. Мягкие, полные, тянущиеся к нему с поцелуями. Глаза. Его собственное небо.

— Виктор, — простонала она его имя и… очнулась.

Сердце ее сильно дернулось мощным толчком. Нежность его была вязкой, затягивающей. Если поддаться — и правда затянет. А Закс не должен любить нормальную, обычную женщину.

— Подожди, — остановила его Анна. — Как-то это совсем по-домашнему.

Она выбралась из-под него и дотянулась до тюбика с лубрикантом, которых много валялось на тумбочке. Потом встала на колени и уперлась локтями в кровать. Посмотрела на Виктора через плечо полным похоти взглядом.

И начала быстро подергивать ягодицами, будто танцевала мамбу. Он вздрогнул, глядя на нее. И чувствовал, как внутри растекается что-то горькое, черное, что-то, чему имени быть не может. Это возвращало его в реальность. Это делало его тем, кем он быть не хотел. Хозяином.

Забрал у нее гель, выдавил на пальцы. И медленно массирующими движениями стал водить ими по анусу, до тех пор, пока не проник внутрь на одну фалангу. Довольно вскрикнув, Анна выгнула спину и уперлась головой подушку. Руки ее теперь быстро двигались по телу, дразня и распаляя себя сильнее. Вскрики ее становились громче, а ответные движения резче. Не прекращая двигаться в ней, он приставил и второй палец, осторожно растягивая ее, но она не останавливалась, насаживаясь на него. Он коротко рассмеялся и свободной рукой на мгновение удержал.

— Так будет больно.

— Не будет… не тяни… ты же хочешь… — дрожащим голосом проговорила Анна между стонами.

Он судорожно сглотнул. Она не знала, чего он хочет. Ей, шлюхе, было все равно, чего он хочет в действительности. Она обслуживала. Виктор выдернул из нее пальцы, поднес к лицу. Они блестели от смазки. И все еще ощущали ее тепло. Снова вернулся к ней. Заставил ее расставить ноги шире. Раздвинул руками ягодицы. Провел языком от влагалища до копчика. А после приставил его к анусу и стал постепенно проталкивать внутрь, ощущая привкус смазки и ее соков. Она мелко, длинно задрожала. Нашла его руку, ввела его пальцы в пылающее огнем влагалище. И ненасытно просила еще, еще, еще. Но слова ей давались все труднее. Он не останавливался. Круговые движения внутри нее заставляли его гореть тоже. Он бился в ее тело, тяжело дышал и чувствовал, как пульсирует кровь в нем самом. Если бы он хотел чувствовать свою власть над ней, то и теперь не мог бы — от ответных ее движений будто зависела вся его жизнь.

— Возьми меня, — из последних сил членораздельно выкрикнула Анна.

Виктор отстранился, как куклу, перевернул ее. И, снова оказавшись с ней лицом к лицу, вошел в нее — чувствуя и облегчение, и нарастающее мучительным тяжелым комом возбуждение.

— Смотри на меня, — прохрипел он.

И она смотрела — пустыми глазами с расширенными зрачками. Сильно билась в его руках, всаживала ногти в его мокрую от пота спину, конвульсивно дергалась вдоль его члена. И кричала так, как не кричала никогда до этого. До хрипа, до звона в ушах.

А потом он ее поцеловал — жадно и нежно одновременно, как мог он один. Крупно вздрогнул всем телом, дыша в нее, изливаясь в нее. И продолжал двигаться. До тех пор, пока не почувствовал, как она тоже дрожит под ним, как сокращаются мышцы влагалища, туго обхватывая его член, как трепыхается ее сердце — птицей в небе.