1956. Венгрия глазами очевидца - Байков Владимир Сергеевич - Страница 19

Доби и Марошан выступили по радио[78] и призвали рабочих и крестьян перейти к нормальной работе и оказать помощь правительству в том, чтобы наладить в стране законный порядок. Так началась «Кадариада» Революционного рабоче-крестьянского правительства, первый состав которого был оглашен 4 ноября в 5 часов утра по радио: Янош Кадар, Ференц Мюнних, Дьёрдь Марошан, Имре Дёгеи, Антал Апро, Иштван Кошша, Шандор Ронаи, Имре Хорват. Некоторые из них о том, что они вошли в новое правительство, узнали именно из этого сообщения[79].

7 ноября после присяги решили что-нибудь поесть, но у нового правительства никаких съестных запасов не было. Лащенко же, выполнив свое задание, убыл, не позаботившись о питании своих «пассажиров». Только запасливый Иштван Кошша, несмотря на все драматические события, прихватил из Чехословакии, где он скрывался последние дни перед встречей в Мукачево, два батона колбасы салями, которой мы и утолили голод.

Первые дни члены правительства и немногочисленный аппарат круглосуточно находились в Парламенте. По просьбе Кадара я связался с полковником Маяковым, командиром полка, который охранял парламентское здание, и попросил обеспечить на первое время питание правительства, пока все не отладится, в Будапеште не прекратится стрельба и члены правительства не смогут попасть в свои квартиры.

Но бои в Будапеште продолжались[80]. В правительство стали поступать сообщения о многочисленных вооруженных столкновениях в отдельных районах города. Телефон, хотя и с перебоями, продолжал работать. Бои велись на площади Бошняк, в районах Восточного, Западного и Южного вокзалов, на Чепеле, на площади Жигмонда Морица, Кёбанья и в других районах. Сообщалось, что, по предварительным подсчетам, в перестрелках погибло уже более 300 человек.

…Так началась моя почти трехлетняя работа в секретариате Кадара.

В первый же день по прибытии правительства полковник Маяков доложил Кадару, что все подходы на каждом пропускном пункте охраняются его солдатами и венграми, как ему сказали, верными новому правительству.

Но полного порядка в Парламенте сразу навести не удалось — в здании шаталось много гражданских лиц, не имевших никакого отношения к работе начинающей свою деятельность власти[81].

Маяков очень волновался, он не был уверен, что венгерские часовые не пропустят в здание кого не надо. Его опасения подтвердились: вскоре в одном из подвалов разорвалась граната. Маяков моментально организовал облаву — у входящих и выходящих из Парламента стали проверять наличие оружия, закрыли все дополнительные выходы и проходы в здание. Среди «лишней» публики началась паника, и в результате около 500 стволов разного брошенного оружия было найдено по углам помещения огромного дворца: в туалетах, не запертых шкафах, каминах и печах, за портьерами и занавесками. Всех подозрительных лиц отправили в комендатуру.

Маяков попросил разрешения у Кадара поставить часовыми венгров, которых Кадар, глава правительства, и его соратники лично знают. На следующий же день Бела Биску (он был тогда партийным секретарем «Андьял Фёльд», XIII района Будапешта — родного Кадару района) набрал верных правительству венгерских часовых. По указанию Кадара всех направленных в Парламент «андьялфёльдцев» собрали в приемной. Кадар с каждым здоровался, многих он знал лично, расспрашивал молодежь о родителях. Потом устроил будущим часовым «прием» — мы заранее заказали обед из полковых запасов Маякова.

Это был один из первых отрядов вооруженной полиции, которая быстро разворачивалась на предприятиях Будапешта, чтобы навести порядок в столице и вернуть обратно в тюрьмы высвободившихся уголовников-рецидивистов.

Недоумевающему по поводу будущего создания нового воинского соединения маршалу Коневу (он командовал операцией по вторжению советских войск в Венгрию под кодовым названием «Вихрь») и генералу Ивану Серову (председателю КГБ СССР) на их вопрос: «Что, вам не хватает наших войск?» — Кадар ответил: «Одно дело, когда сажают за решетку венгерских уголовников сами венгерские рабочие, другое — когда советские военные чины[82]. Меньше крику будет в зарубежной прессе о так называемых борцах за свободу, а на самом деле убийцах-уголовниках, якобы невинно репрессируемых и отправляемых в Сибирь»[83].

Хрущев связывался по ВЧ с Кадаром три-четыре раза в день, иногда и ночью, и просил детально рассказывать об обстановке в стране, не стесняться, просить любую помощь. Кадар попросил об усилении охраны. Хрущев оперативно распорядился, чтобы быстро прислали десятка два-три советских военнослужащих из Закарпатья, знающих и венгерский, и русский, а также специалистов по охранно-пропускному делу. На следующий день они прилетели, и в Парламенте был налажен должный пропускной режим.

Но этим беды в первые дни жизни в Парламенте не закончились: кто-то из гражданских «гостей», проникших во дворец, подсыпал яд в еду, которую приносили с солдатской кухни. Все, кто был на казенном пайке, к счастью, в тот момент в столовой отсутствовали. Там хозяйничала Мария — жена Кадара, она попробовала первое блюдо, и ей тут же сделалось плохо. Врачей рядом не было. Сначала в Марию принудительно влили чуть ли не чайник воды, потом нашли молоко. Тем не менее Мария теряла сознание, жизнь ее была в опасности. Наконец где-то разыскали врача, и он сказал, что отравление тяжелое и жену Кадара надо срочно госпитализировать. В Парламент примчались врачи из полка Маякова.

Позвонили маршалу Коневу, и тот с завидной быстротой прислал штабную военную санитарку с опытными врачами, а тем временем приказал быть в полной готовности экипажу санитарного самолета. Военные врачи констатировали, что мы своей дилетантской помощью больной не навредили, сделали все правильно, но ее все же надо госпитализировать, и санитарная карета скорой помощи понеслась к аэродрому.

Кадар попросил меня сопровождать Марию. На это время меня заменил мой ученик из ВИИЯКА капитан Михаил Купченко — отличный переводчик и мой помощник. Мы вылетели в Карловы Вары, где находился советский военный госпиталь. Мария была спасена. Спустя некоторое время, когда угроза жизни Марии прошла, Кадар прилетел за ней в Прагу и лично поблагодарил Антонина Новотного, тогдашнего руководителя Чехословакии. Кадар отдельно поблагодарил Конева и врачей в Карловых Варах. После этого случая Кадар стал относиться ко мне как-то теплее.

Мария была ему очень дорога, детей в своей нелегальной жизни они завести не смогли и очень жалели об этом. Во время этого драматического события, закончившегося, к счастью, благополучно, я подумал, что кому-то Кадар был очень нужен, а кому-то очень и очень не нужен. Такова, видимо, судьба настоящего профессионального политика.

…Жизнь в Будапеште понемногу налаживалась. Стали выходить газеты, в том числе «Непсабадшаг» — центральная газета образованной ВСРП (Венгерской социалистической рабочей партии) вместо «Сабад Неп» — бывшего центрального органа ВПТ. В этой связи произошло небольшое, но примечательное событие — Кадару позвонил по ВЧ посол СССР Юрий Андропов и сообщил, что несколько составов с оконным стеклом для ремонта разрушенных будапештских домов отправлены по распоряжению министра торговли и движутся в Венгрию по графику пассажирских поездов[84]. В конце беседы Андропов выразил благодарность за то, что в Посольство пришли новые газеты «Непсабадшаг», только вот название «непривычное». В посольстве привыкли к «Сабад Неп».

— Отвыкайте! — резко бросил Кадар. — Да и вообще, отвыкайте от вмешательства в наши внутрипартийные дела, — добавил новый лидер Венгрии.

Через некоторое время позвонил Хрущев, справился о здоровье жены Кадара, это он делал последнее время довольно часто, спрашивал, не нужна ли квалифицированная помощь профессуры из Москвы, не подлечить ли Марию в «Кремлёвке». Кадар поблагодарил, сказал, что Марии гораздо лучше.