Убить сову (ЛП) - Мейтленд Карен - Страница 18

Уильям переводил взгляд с меня на Марион и открывал рот, как огромный жирный карп, но не мог произнести ни слова.

— Говори громче, мальчик, я тебя не слышу.

Женщина напоминала огромную цаплю — серый плащ, седые волосы, серое платье. Нос у неё был острый, как клюв.

— Ей... В колодках, — пробормотал Уильям.

— Тогда стыдись, мальчик. Она всего лишь маленькая девочка. Благословенный Господь учит нас проявлять жалость к заключённым. Разве Он не сказал, чтобы лишь тот, кто сам без греха, бросил камень?

— Это не камень, — надувшись ответил Уильям.

— Не дерзи, мальчик. А теперь иди и занимайся своими делами, а её оставь в покое, слышал?

— Вы не можете меня заставить, — ехидно сказал Уильям.

— Зато я точно смогу.

Кузнец Джон схватил Уильяма за ухо, тот подпрыгнул и снова завопил — он не заметил, как Джон подошёл сзади. Уильям получил по заслугам — Джон тянул его за ухо так, что мой брат поднялся на цыпочки. Я зажала руками рот, изо всех сил стараясь не захихикать.

— Этот парень не обидел вас, госпожа?

— Просто хулиган, ничего такого, с чем я не могла бы справиться. Но скажите — этот ребёнок в колодках — чем она заслужила такое наказание?

— Начала собирать шерсть раньше третьего колокола. — Джон отпустил ухо Уильяма, но крепко сжал его плечо толстыми волосатыми пальцами.

— Несправедливо наказывать за это такую малышку, — сказала леди. — Ей же самое большее лет шесть-семь.

— Достаточно, чтобы знать закон. Она попадается не в первый раз.

— И надолго она здесь?

Джон пожал плечами.

— До вечернего колокола. Может, и дольше, если к тому времени её отец не заплатит штраф.

Хотя Марион уже это знала, она завыла так громко, что слышно было через весь Грин.

— Нельзя держать там ребёнка из-за отцовского долга, — возмущённо сказала женщина.

— Тут уж или её, или его. А как он сможет заработать денег на оплату долга, если будет сидеть здесь? — ответил Джон.

Леди вздёрнула подбородок так, что мне показалось, у неё голова может оторваться.

— Тогда я заплачу этот штраф, но чтобы ребёнка немедленно освободили. Должно быть, её отец очень беден, если приходится отправлять такую малышку собирать жалкие ошмётки овечьей шерсти ради заработка. Вы усугубляете их бремя этими податями, тогда как должны проявлять к ним милосердие.

— Я тут совсем ни при чём. Приказы отдаёт управляющий д'Акастера. — Он махнул рукой в сторону имения. — Можете найти его там, он пьёт в «Большом дубе». Филипп его зовут, если пожелаете подать какие жалобы.

— Тогда я поговорю с ним.

Леди пронеслась через Грин. Она шла так быстро, что плащ развевался у неё за спиной, словно она летела, как ведьма.

— Если меня спросите, — сказал Джон вслед, — так вы зря теряете денежки. Их семье всё не впрок. Этот паршивый ребёнок опять попадёт в колодки, ещё до конца месяца.

Но серая леди не стала ему отвечать.

Джон схватил Уильяма за шиворот и хорошенько встряхнул.

— Слушай, парень, отец с тебя шкуру сдерёт, если узнает, что ты связался с этими ведьмами. Неизвестно, что происходит там у них, за стенами. Если эти женщины затащат к себе парнишку вроде тебя, его никто больше не увидит.

— Я их не боюсь, — сказал Уильям, но я понимала, что ему страшно — лицо у него покраснело и покрылось пятнами.

— А надо бы. Эти женщины могут сделать с тобой такое, что тебе и не снилось, парень. Например, нос у тебя сгниет и отвалится. Лучше держись от них подальше.

Он ещё раз встряхнул Уильяма и зашагал прочь, по пути пнув ногой колодки.

— Можешь перестать реветь, Марион. Филиппа д'Акастера обмануть не так легко, как эту глупую старуху.

Разозлённый Уильям потопал в мою сторону.

— Ты над чем это смеёшься, Лужа? — Он попытался дать мне затрещину, но я увернулась, и это его ещё сильнее разозлило.

— Просто так, — быстро ответила я и пошла к дому.

Уильям последовал за мной.

— Я ещё отплачу этой старой метле, вот увидишь. Я этих старух не боюсь. Чего они могут сделать?

— Например, вылечить руку кузену Стивену, помнишь? Ма говорила, он её точно потеряет. Кости прям торчали наружу, а они вылечили. Когда он свалился с крыши — кричал, как ошпаренная свинья, так они и боль остановили. Даже старая знахарка Гвенит так не может.

Уильям фыркнул и швырнул камень в стайку копошащихся кур, которые с кудахтаньем бросились в разные стороны.

Я очень осторожно, раскинув руки, чтобы не упасть, пошла по поваленному дереву вдоль дороги, но бревно откатилось, и я соскользнула.

— Зачем ты это делаешь? — Уильям подозрительно смотрел на меня.

— Просто так. — Я резко остановилась, а потом быстро пошла дальше по дороге.

— Есть какая-то причина. Ты это делала по дороге сюда, и вчера тоже.

— Нет.

Уильям ехидно ухмыльнулся.

— Я знаю, почему ты это делаешь. Воображаешь себя той акробаткой, что ходила по шесту в Майский день.

— Вовсе нет. — Я чувствовала, что краснею, и попыталась побежать, но Уильям схватил меня за косичку.

— Точно, воображаешь. Вот погоди, расскажу Генри, он описается. Мелкая Лужица решила, что может ходить по шесту, а ещё думает, будто у неё золотые кудри и все от неё в восторге.

— Отвяжись! — крикнула я.

Он стал выкручивать мне руку и шаркать по лицу концом моей косички. Я ненавидела, когда он так делает, и попыталась вырваться.

— Неплохая идея — пустить тебя на шест. С таким личиком, как у тебя, все решат, что у нас тут дрессированный хорёк!

Я выдернула свои волосы у него из рук и изо всех сил бросилась вперёд. Я слышала, как он громко хохочет, догоняя меня. Мне так хотелось, чтобы его посадили в колодки. Я бы тогда бросала в него навоз и гнилые овощи — всё, что удастся найти. Я привязала бы гнилую рыбу у него под носом и кидала на голову пауков, червей и жуков, а он извивался бы в колодках. Я дождалась бы, когда он как следует проголодается и захочет пить, и съела большое сочное яблоко прямо перед его носом. Потом бы я запустила ему в ухо уховёрток, они прогрызут мозг и выберутся через ноздри наружу, а он будет кричать снова и снова. А потом я... я придумаю для него что-нибудь другое, ещё хуже, чем всё это.

— Тебе не следовало приходить, отче. — Ральф поплотнее укутал пледом плечи.

В доме было холодно. От утоптанного земляного пола тянуло сыростью. Слабый огонь в очаге, для экономии топлива прикрытый дерном, почти не прогревал комнату, служившую всей семье кухней, гостиной и спальней. Я поднырнул под пучки сухих трав и лука, свисающие со стропил.

— Джоан сказала, ты не смог прийти на мессу из-за лихорадки. Я рад видеть, что тебе получше.

Ральф сгорбившись сидел в кресле в дальнем углу комнаты. Я изрядно удивился, увидев его не в постели. Мне когда-то случалось страдать от болотной лихорадки, и я тогда не мог даже голову с подушки поднять.

— Не надо было ей беспокоить тебя, — проворчал Ральф. Он бросил взгляд на жену, стоявшую спиной к запертой двери. Я обернулся, пытаясь разобрать, что она отвечает Ральфу — явно не предназначенное для моих ушей. Я не заметил у него обычных симптомов лихорадки, но в слабом свете единственной оплывшей свечи его лицо трудно было рассмотреть. День ещё только клонился к закату, но ставни на окнах уже были плотно заперты.

— И... — я помедлил, — этим утром я видел в колодках Марион, твою маленькую дочь.

Джоан закрыла лицо руками.

— Управляющему д'Акастера не следовало сажать её в колодки. Она всего лишь ребёнок. Я знаю, ей нельзя было выходить так рано. Но она такая маленькая, что только так может собрать хоть крохи. Потом старшие будут отталкивать ее и заберут всё. Не знаю, как мы заплатим этот штраф... Будто у меня и так мало забот. Ральф... болен, — она умолкла, испуганно взглянув на мужа.

— По-моему, штраф заплатили, — сказал я ей. — Я слышал, заплатила глава дома женщин.