Пешка в большой игре - Сухинин Владимир Александрович "Владимир Черный-Седой" - Страница 77

И тут у меня в голове разорвалась бомба.

— Получилось! — неожиданно заорала Шиза. — У тебя получилось создать амулет, совместив две магии, основанные на разных принципах! Я поверить не могу! У такого дурня, как ты, получаются невероятные вещи!

Я стоял, контуженный проявлением радостных чувств моего симбионта. В голове гудело, и где-то перегорело несколько тысяч нервных клеток, об этом сообщило мне сердце, пытающееся вырваться из груди и удрать куда подальше. Оно как молот колотило по грудной клетке и отдавалось уханьем в ушах.

Я обессиленно опустился на камень и стал считать до десяти: один, два, три… Ко мне стало приходить успокоение. Четыре… Сердце успокоилось и смирилось с неизбежным пребыванием внутри меня. Пять… Я привел свои чувства в относительный порядок. Шесть… Я смог спросить: «Что получилось?» Семь… я был в норме.

— Прости, — виновато сказала Шиза, — но я не верила, что у тебя получится, это было вопреки всем принципам магического конструирования. Эти принципы заложены в меня с момента создания, и вот ты только что опроверг один из них. Например, говорящий, что нельзя совместить воду и огонь! — сказала она, полная восторга. — Для твоего склада ума не существует слова «невозможно», поразительно!

— Воду и огонь можно совместить, — ответил я, рассматривая брошку, на ее брюшке проглядывалась вязь руны, как бы из глубины.

— Да? — удивлено спросила Шиза. — И что получится?

— Ты о чем? — не понимая, переспросил я. Все мои мысли были заняты определением свойств нового амулета, и я слушал ее восторженные вопли краем уха.

— Что получится, если совместить огонь и воду? — пояснила она.

— Пар получится, — ответил я и вверг Шизу в глубокую задумчивость.

— Пятница, иди сюда! — приказал я, нацепил брошь на его куртку и дал в руки лук. — Попробуй натянуть теперь.

Дзирд легко, играючи несколько раз натянул лук.

— Натягивай, пока не устанешь, — дал указание я и стал считать.

На сто шестнадцатый раз он не смог его натянуть. Ну что же, результат, как говорится, налицо, три колчана Пятница выпустить успеет, очень даже приемлемо. И зарядил амулет заново.

— Чернушка, подь сюда! — позвал я девушку.

Гресса подошла, спокойно глядя мне в лицо, и вдруг сказала:

— Раньше я хотела тебя убить, теперь хочу тебя защищать. Что ты со мной сделал? — Она внимательно присматривалась к моему лицу, ища ответа в каждой черточке.

— Я вернул тебе сущность, заложенную Творцом и убитую вашей богиней, — пришел мне ответ, и я его произнес. — Я вернул тебе способность радоваться жизни, не мучая другого. Понимание, что есть хорошо и что есть плохо. Защищать друга — это хорошо, мучить жертву — это плохо.

— А ты мне друг? — спросила она. Голос ее был ровен, но в нем слышалось желание понять, кем я стал для нее и почему.

— Хотелось бы им стать, — не лукавя, ответил я.

Она подняла руку и потеребила ошейник.

— А друзей на цепь сажают? — без всякого осуждения, просто как спрашивают «А на юге тепло?» задала вопрос девушка.

— Если ему надо помочь разобраться в себе и не навредить другим, — так же спокойно ответил я. Протянул руки и снял ошейник.

Пятница отскочил от нее подальше, Фома достал нож. Они оба не верили ей и смотрели на меня осуждающе. Но я чувствовал, что так надо, и именно сейчас, а не завтра или через час. Подержал его в руках и отдал ей.

— Зачем он мне? — спросила она, разглядывая богато украшенный ошейник.

— Может, ты захочешь когда-нибудь надеть его на меня или на кого другого, а он будет под рукой, — сказал я.

Она посмотрела на кожаный ремешок и брезгливо бросила под ноги. Подняла глаза и сказала:

— Если я когда-нибудь захочу тебя снова убить, я не воспользуюсь им, просто прирежу.

Ее глаза яростно блеснули пламенем и потухли.

— Мне нужна другая одежда, — сказала она. — Я хочу снять платье жрицы.

— Фома, — я оценивающе посмотрел на нее и на худого орка, — давай сюда свою парадную одежду шамана.

Ученик осторожно обошел по кругу черную девушку и стал выкладывать нижнее белье, куртку, штаны и мягкие полуботиночки.

— Вот! — Я подвинул ей груду, выложенную Фомой.

Гресса без смущения скинула платье, нижнюю рубашку, осталась только в своих сапогах. Я сначала засмотрелся, но, услышав шипение Шизы: «Отвернисссь!» — быстро поворотился, за мной последовали остальные. Еще бы, так поступил Худжгарх!

— Я готова, — услышал я голос Чернушки.

Перед нами стояла индейская девушка из племени ирокезов или команчей, только не красная, а черная, с волосами, заплетенными в косы и перекинутыми вперед на грудь. Не хватало только пера в волосах. Сапоги свои она тоже сняла и красовалась в мягких и красивых «штиблетах» типа мокасин.

Я склонил голову набок, достал монисто «шита» и повесил ей на шею, потом два костяных браслета РПГ-1, разукрашенный пояс, уже не помню откуда взявшийся у меня, и затянул ей на талии, на поясе висел кинжал в богато украшенных ножнах.

Девушка одобрительно посмотрела на клинок, достала его и ловко перекинула из руки в руку, перевела в обратный хват и приставила его к моему горлу. Все это она проделала одним слитным движением.

— Попробуй только предать меня, друг! — произнесла она шепотом, приблизившись вплотную к моему лицу так, что я ощутил ее дыхание, и ловко спрятала кинжал в ножны. Вот он был у моего горла и теперь его уже нет, прямо фокус какой-то!

— Я запомню, — ответил я, не раскрывая того, что именно хотел запомнить: то, что она угрожала мне, или то, что ее предавать нельзя.

— Верни мне посох… пожалуйста, — попросила она. Я пожал плечами — а почему нет — и отдал ей ее жезл. — Вот теперь я полностью готова, — сказала она, — пошли.

— Подожди, — остановил ее я. — Ожерелье — это щит, активируешь желанием. Браслеты — атака ледяными иглами, действует так же.

Девушка вытянула руку в сторону камней, и из нее вылетела ледяная фаната, еле заметным глазу мазком преодолела расстояние и с грохотом врезалась в стену, снеся прочь верхний камень.

— Пойдет, — удовлетворенно произнесла она.

Из-за камней послышались голоса:

— Не убивайте нас! Мы не сделаем вам ничего плохого!

— Тогда выходите и покажитесь! — закричал в ответ я.

Из-за стены показались гномы, такие же оборванные, как и прежние. Они осторожно приблизились к нам.

— Вы кто такие? — спросил я, рассматривая робко подходящих коротышек.

— Мы беглецы из поселка, живем и прячемся здесь, — ответил один из них, по-видимому старший или, может быть, более смелый.

— Давно вы прячетесь?

— Давно, счет дням не ведем, но точно больше тридцати кругов, — ответил тот же.

— Тридцать кругов! — воскликнул удивленно я. — А чем же вы питаетесь?

— Еда тут есть, ниже находятся посадки грибов, да и исчадия иногда заглядывают по одному. Мы их забиваем камними. И вода есть, протекает в трещины, — объяснял подробно он.

— А что, другие гномы тут не появляются? И вода, и грибы, и мясо — не жизнь, а прямо рай.

— Они опасаются. Как только их приходит много, появляются исчадия и сжирают их.

— А как же вы живете и не боитесь?

— Боимся! Но мы научились прятаться, сделаем норку из камней и сидим в ней. Исчадия глупые, порыщут и уходят, — ответил гном, и вроде бы все толково и понятно объяснил, но чувствовалось, что он что-то недоговаривал.

— Понятно. От нас чего хотите? — Я смотрел на командира беглецов.

— Может, оружие какое дадите, а то мы камнями отбиваемся, или руну боевую, а мы вам дорогу вниз покажем и расскажем, как от исчадий отбиваться.

«Гномы тут уже месяц, выжили и приспособились. Знают дорогу и повадки тварей, — размышлял я, — почему же не помочь им?»

— Хорошо, я дам вам арбалеты дзирдов, два, — сказал я (прихватил на всякий случай), — дам руны, тоже две, огненные. И пять боевых кирок, другого оружия нет, — ответил я. — А вы разберите стену, чтобы быки могли пройти.

— Все сделаем, — заулыбался в бороду главарь. Чувствовалось, что он у своих непререкаемый авторитет. — Только разбирать будем позже, сейчас идти опасно. Исчадия, когда снаружи день, спят, а ночью выходят на охоту. Надо подождать утра, и тогда пойдем, — сообщил он.