Танец на осколках души (СИ) - Трусс Анастасия - Страница 87

— Да, хочу.

— Он останется. Но, за это ты, кое-что, сделаешь.

— Чего вы хотите? — мне уже было всё равно, что он скажет — я была согласна на всё.

— Я хочу, чтобы ты не позволяла своему отцу ни обнимать тебя, ни ещё как-то к тебе прикасаться. Ты должна будешь отталкивать его от себя любыми способами. Мне неважно, какие причины ты будешь придумывать, но никаких нежных хороших родственных отношений между вами быть не должно. Слушай его советы по поводу управления Зиграденом, но в остальном относись к нему резко и негативно.

— Но… но почему, повелитель?!

Не знаю, зачем это было нужно Люциферу, но тут не надо было долго думать, чтобы понять, к чему приведёт такое моё поведение, которого от меня требовал демон. Отталкивать своего отца, негативно относиться к нему, не позволять даже обнять себя… Ни к чему, кроме отчуждения, это не приведёт! Это будет самый настоящий крах отношений между мной и моим отцом, которые только-только начали налаживаться! А ведь мой отец был единственным, кого я могла себе позволить любить. Единственный родной мне человек (точнее, демон), которому я хотела рассказывать всё и ничего от него не скрывать. Чтобы у меня был хоть кто-то, кто будет понимать меня. И вот, в одну секунду, все эти надежды и мечты рушились, благодаря Люциферу!

— Тебе не нужна эта привязанность, Милена, — ответил мне мужчина.

— Это вы так решили, повелитель? — я еле сдерживалась, чтобы не закричать.

— Да, это я так решил. Ты не должна тратить свою симпатию и время на посторонних.

— Он мне не посторонний! — я, всё-таки, сорвалась на крик. — Он мой родной отец! Ближе него у меня никого нет!

— Для демонов родственные связи мало, что значат, — равнодушно сказал Люцифер. — Тем более что ты не видела его восемнадцать лет.

— Вам показать, по чьей вине я не видела его восемнадцать лет, повелитель? — ядовито, спросила я.

— По его собственной, — отрезал демон. — И ты снова ведёшь себя слишком смело, Милена. Сколько же ещё мне придётся учить тебя послушанию?

После его последних слов, боль от одного из ошейников парализовала меня. Ни закричать, ни даже что-то пискнуть, я не могла. А Люцифер наклонился надо мной, с театральной заботой убрал прядь волос с моего лица, посмотрел на меня своими ледяными глазами и сказал:

— Мои приказы не обсуждаются, Милена. А твои отношения с Саварисом — это именно мой приказ. И ещё кое-что, — его рука коснулась «оков неволи». — Ты не расскажешь своему отцу о том, что я приказал тебе сделать.

Боль ушла, но тепло, исходящее от ошейника, дало понять, что последние слова правителя Ада — это приказ для «оков неволи» и что его не выполнить я точно не смогу. А это значит, что отец никогда не узнает, что моя внезапная смена настроения в его сторону — это не моё личное дело, а жестокий приказ Люцифера.

— Почему вы так жестоки со мной, повелитель? — мой голос предательски дрогнул от подступивших к горлу слёз. — Почему?

— Потому, что только я определяю, с кем ты можешь быть. Я отдал тебя Фероксу, я позволил Верховным демонам владеть тобой. Но, ты — моя, Милена. Запомни это раз и навсегда.

— Но, при чём при всём при этом мой отец? Он, в любом случае, не может мой владеть!

— Ты, правда, так думаешь? Поверь мне, у демонов, в отличие от людей, довольно специфические понятия о родственных отношениях. И секс между близкими родственниками не такая уж и редкость.

— Мой отец никогда бы не сделал ничего из того, что вы имеете в виду!

— Ты очень плохо знаешь своего отца.

— Я знаю его достаточно, чтобы судить об этом, — возразила я, но уже тихим голосом, чтобы Люциферу, вновь, не пришло в голову использовать на мне «оковы неволи» из-за моей «смелости».

— Считай, как хочешь, Милена, но моего приказа это не изменит. Я не позволю Саварису Кавэлли сблизиться с тобой.

После этих слов, мужчина вышел, оставив меня наедине со своей болью, переживаниями и порушенными надеждами.

Выйдя из спальни Милены, Люцифер жестом приказал Саварису следовать за ним в открывшийся портал, ведущий в Пандемониум.

Во дворце повелителя Преисподней эти двое разместились в одной из многочисленных комнат, оборудованной под кабинет. Сев в кресло и оставив Савариса стоять, Люцифер произнёс:

— Ты что-то хочешь мне сказать, Саварис?

— Милена — не Адалисса, — начал Саварис, избегая, при этом, смотреть на самого повелителя Ада. — Вы не можете проецировать на моей дочери те чувства, которые испытывали к ней, повелитель.

— А с чего ты взял, что я это делаю? Или ты считаешь, что я бы стал так относиться к Адалиссе?

— Если бы она позволила, то стали бы, — ответил Высший демон. — Но, Чёрная богиня не позволила бы. А вы…

— Ты ненавидишь меня, Саварис? — перебил мужчину Люцифер. — Ненавидишь меня за то, что я поимел твою дочь и твою возлюбленную, в одном лице, на твоих глазах?

— Вы и так прекрасно знаете ответ на свой вопрос, повелитель. Да, я вас ненавижу. Но, я хочу знать — почему Милена не помнит об Адалиссе?

— Потому, что Адалисса заперта глубоко внутри сознания Милены. И она будет заперта там до тех пор, пока жива твоя дочь. И Милена никогда о ней не вспомнит.

— Но, почему?

— Адалисса представляла угрозу для всех нас, и я избавился от неё. Но, говорить с тобой об этом я не намерен. Могу сказать только то, что если ты, хоть один единственный раз, при Милене упомянешь Адалиссу, я об этом, обязательно, узнаю. И тогда ты лишишься моего позволения находиться в Зиградене и, вообще, рядом со своей дочерью.

— Я понял вас, повелитель, — вынужден был сказать Саварис. — Я никогда и словом не обмолвлюсь о Чёрной богине.

— Ответь-ка мне вот на какой вопрос, Саварис. Как так получилось, что твоя дочь так поразительно похожа на Адалиссу внешне и откуда сама сущность Адалиссы оказалась в ней?

— Я не знаю, повелитель.

— Не знаешь? Очень слабо в это верится. Я мог бы выбить из тебя правду, но… так как Адалисса больше не вернётся, по большому счёту, это не имеет никакого смысла.

— Я, всё равно, не понимаю, зачем надо было вам сейчас так мучить Милену? Только из-за того, что ваша возлюбленная ушла ко мне? Это — месть с вашей стороны?

— Можешь считать и так, Саварис. Только ты лицемеришь в том смысле, что ты испытывал тогда, когда видел, стонущую подо мной, свою дочь. Ты, на самом деле, считаешь, что я мучил её? — задал, как может показаться, странный вопрос Люцифер.

— О чём вы говорите, повелитель? — высший демон, впервые, за весь разговор, поднял глаза и посмотрел прямо на владыку Преисподней. — Вы не хуже меня знаете, что я еле сдержался, чтобы не напасть на вас.

— Но, вот, зачем именно ты хотел на меня напасть?

— Я… я не понимаю вас, повелитель!

— Всё ты прекрасно понимаешь, Саварис, — губы Люцифера скривились в усмешке, не затронув, при этом, лёд глаз. — Но, раз ты сам не хочешь признаваться, я скажу тебе, что я имею в виду. Тебя разозлило не то, что я занимался сексом с твоей дочерью. Тебя разозлило то, что я занимался сексом с твоей возлюбленной. Ты же сам хотел её, Саварис. Ты хотел, да и сейчас хочешь, свою дочь! Я чувствовал твоё возбуждение, когда владел Миленой. Ты хотел вмешаться не для того, чтобы прекратить всё это. Ты хотел занять моё место. Или скажешь, что я не прав?

Саварис промолчал. Ему нечего было сказать на это.

— Молчишь? Значит, я прав, — сделал вывод повелитель Преисподней. — И что же, интересно, подумает твоя драгоценная дочь, когда узнает, что её отец питает к ней далеко не родственные чувства? Что он, банально, хочет её трахнуть?

— Она не должна об этом знать! Прошу вас, повелитель, не говорите ей!

— Не скажу, если ты будешь выполнять мои условия. То есть, ты никогда и словом не обмолвишься об Адалиссе.

«А об остальном Милена позаботится сама, — подумал про себя Люцифер. — Она сама оттолкнёт тебя от себя, Саварис. И ты никогда не узнаешь — почему».