Питер Пэн должен умереть - Вердон Джон - Страница 9

– Мак Мудак, он и есть. Башка бритая, глазки заплывшие, грудь колесом. Темперамент ротвейлера. Фанат всяких единоборств. Обожает ломать кирпичи голыми руками, особенно на публике. Ну о-о-очень сердитый тип. Что и возвращает нас к нынешней проблеме. Мак Мудак развелся несколько лет назад. Причем с треском. Мак… тут мы вторгаемся в область… гм… неподтвержденных слухов. Клевета, очернительство, повод для возбуждения дела, ну ты понимаешь?

Гурни вздохнул.

– Валяй дальше, Джек.

– По слухам, жена Мака закрутила с неким влиятельным типом из организованной преступности, с которым и познакомилась-то потому, что – если верить все тем же слухам – он Мака купил с потрохами. – Хардвик выразительно помолчал. – Видишь проблему?

– И не одну.

– Мак, значит, выяснил, что она трахается с прикормившим его мафиози, но тут перед ним возникла дилемма. Ну, то есть, это не та корзина с грязным бельем, которую хочешь открыть в суде, да и где-либо еще. Так что обычных законных мер он принять не мог. Зато в частной жизни неоднократно выражал желание придушить сучку, открутить ей голову и скормить своему псу. Судя по всему, он и ей это время от времени говорил. Ну и в один из таких разов она записала на видео, как он, малость перебрав, в красочных деталях расписывает, как скормит питбулю всякие ее деликатные части тела. Ну и угадай, что дальше.

– Ты мне скажи.

– На следующий день она пригрозила выложить видео на Ютьюбе и спустить в унитаз его карьеру вместе с честно заработанной пенсией, если он не даст ей развода, причем на очень щедрых условиях.

В узкогубой улыбке Хардвика сквозило нечто вроде извращенного восхищения.

– Вот тогда-то Мак Мудак и начал истекать всей этой смертоубийственной ненавистью – как гноем. Он бы уже и рад прибить женушку, несмотря ни на какого мафиози, но она сказала, если с ней что случится, запись разлетится по всему свету. Пришлось ему дать ей развод. И деньги. И с тех пор он вымещает злость на всякой бабе, которая хоть отдаленно напоминает ему жену. Мак всегда был малость психованным, но как обжег задницу на истории с разводом, превратился в двести пятьдесят фунтов чистой ярости. Так и ищет, на ком бы выместить злобу.

– Хочешь сказать, он подставил Кэй Спалтер потому, что она трахалась на стороне, как его жена?

– Еще хуже. Еще ненормальнее. По-моему, из-за этой вот слепой ненависти ко всем, кто похож на его жену, он свято уверен, что Кэй Спалтер и в самом деле убила своего мужа, а его долг теперь заставить ее поплатиться. Для него, психа этакого, она стопроцентно виновна, а значит, должна попасть за решетку любой ценой. Эта, мол, лживая сучка от него не ускользнет. А если для этого понадобится слегка подправить картинку в интересах правосудия, так отчего бы и нет.

– Хочешь сказать, он полный псих?

– Еще мягко сказано.

– А ты-то откуда это все знаешь?

– Говорю же, у него есть враги.

– А поконкретней?

– Кое-кто, кто к нему достаточно близок и много чего видит и знает, мне описывал, как он брызжет злобой на работе, и пересказывал обрывки его телефонных звонков жене и фразочки, брошенные там и сям, про баб вообще, а его бывшую и Кэй Спалтер в частности. Мудака иногда заносит, и он напрочь забывает про осторожность.

– А имя у этого осведомителя есть?

– Есть, но назвать не могу.

– Еще как можешь.

– Ни за что.

– Послушай, Джек. Начнешь скрытничать – договоренности конец. Мне надо знать все, что известно тебе. Получить ответ на каждый вопрос. Уговор таков. Точка.

– Боже, Дэйви, до чего ж с тобой нелегко.

– А с тобой-то.

Гурни покосился на спидометр. Стрелка подползала к восьмидесяти. Челюсти Хардвика были крепко сжаты, руки на руле тоже. Прошла добрая минута, прежде чем он коротко произнес:

– Эсти Морено. – И еще минута прошла, прежде чем он продолжил. – Она работала на Мака со времени его развода до самого завершения дела Спалтеров. В конце концов умудрилась получить новое назначение – подразделение то же, начальство другое. Пришлось заняться офисной работой, сплошная возня с бумагами, она этого просто не выносит. Но Мудака не выносит еще больше. Эсти хороший коп. Отличные мозги. Отличные уши и глаза. И принципы. У нее, у Эсти, есть принципы. Знаешь, что она сказала про Мудака?

– Нет, Джек. Так что?

– Сказала: «Какое дерьмо творишь, такая тебя и карма потом цапнет за задницу». Люблю Эсти. Ей палец в рот не клади. Кстати, я упоминал, что она – горячая штучка из Пуэрто-Рико? Но и утонченной может быть. Утонченная горячая штучка. Ты б видел ее в полицейской шляпе!

Хардвик улыбался во весь рот и выстукивал пальцами по рулю латиноамериканский ритм.

Гурни довольно долго просидел молча, стараясь осмыслить услышанное, причем как можно объективнее. Загвоздка состояла в том, чтобы усвоить все факты – но при этом держать их на расстоянии вытянутой руки: вот как собирают с места преступления улики, которые возможно истолковать по-разному.

До чего же странные очертания это дело начинало принимать у него в голове – учитывая полную иронии параллель между желанием Клемпера любой ценой добиться обвинительного приговора и желанием Хардвика любой ценой добиться отмены приговора. Старания обоих лишний раз доказывали, что люди не слишком-то рациональные существа и вся наша так называемая логика – всего лишь радужный фасад куда как более темных мотивов: попытка прикрыть страсть аксиомами.

Занятый этими мыслями, Гурни лишь мельком замечал холмы и долины, мимо которых лежал их путь, – стелящиеся вдоль дороги поля, поросшие сорняками и чахлыми деревцами, изнуренные засухой зеленые и желтые просторы, солнце, то пробивающееся сквозь неизменную белесую дымку, то снова тонущее в ней, ладные фермы с десятилетиями не крашеными амбарами и сараями, печальные полунищие деревеньки, старые оранжевые тракторы, ржавые плуги и ворошилки для сена, тихое и старомодное сельское запустение – гордость и проклятие округа Делавэр.

В отличие от сурово-прекрасных, экономически ущербных и малолюдных округов центральной части штата Нью-Йорк, северный округ Вестчестер был полон небрежного очарования сельской зажиточности. Однако исправительная колония «Бедфорд-Хиллс» посреди открыточного пейзажа казалась неуместной, как дикобраз в контактном зоопарке для малышей.

Гурни сразу же получил повод вспомнить, что охранная система тюрьмы особо строгого режима включает широкий спектр приборов всех степеней изощренности. Начиная от самых навороченных сенсоров и контрольных систем до сторожевых вышек, двенадцатифутовых сетчатых изгородей и колючей проволоки.

Несомненно, в один прекрасный день достижения технологии окончательно вытеснят колючую проволоку. Но пока именно она проводила самую четкую демаркационную линию между миром внутри тюрьмы и миром снаружи. Она несла в себе простое, грубое и жестокое послание. Одно ее присутствие сразу сделало бы тщетной любую попытку создать атмосферу нормальной жизни – ясно, что в исправительных колониях не предпринимались серьезные шаги в этом направлении. Гурни подозревал, что в реальности колючая проволока не ограничится своей непосредственной функцией – нести людям особое послание.

Внутри же тюрьма «Бедфорд-Хиллс» ничем не отличалась от большинства мест заточения, которые он посещал на протяжении многих лет. Выглядела она столь же уныло-функционально, соответствуя своему предназначению. И вопреки тысячам и тысячам страниц, написанным на тему современной пенологии, это предназначение – сама суть – сводилось к одному.

Клетка.

Клетка с многочисленными замками, пропускными пунктами и процедурами, предназначенными для того, чтобы никто не вошел сюда и не вышел отсюда, не предоставив должных доказательств своего на это права. Контора Лекса Бинчера внесла Гурни и Хардвика в список посетителей, которым разрешено посещать Кэй Спалтер, так что проникнуть внутрь им не составило труда.