Мастер оружейных дел - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 20

— Как вы меня все… в последнее время… залюбили! Обострение у вас, что ли? Как раз весна, — глухо пробурчала, разглядывая гладкие, потемневшие от времени доски пола. — Шли бы вы все к Вечному Мертвому в задницу! — с расстановкой прошипела все тому же полу и резко встала. Ни на кого не глядя, подошла к шкафу, взяла оттуда несколько нужных книжек и, не оглядываясь, направилась к лестнице.

— Ойша, я не помешаю? — Ужастик осторожно заглянул в полутемное помещение лавки. Я скользнула по нему взглядом и, недовольно фыркнув, опять уткнулась в книгу. Ухода тактичного Таллия, который не спешил разговаривать со мной разговоры, я демонстративно не заметила. Но маг явно оказался настроен решительней, поэтому пришлось отвечать:

— Зависит от цели визита. Судя по твоей настороженной физиономии, помешаешь. Но тебя же это не остановит, верно? Единственное, предупреждаю: если начнешь извиняться, я тебя ударю. Скорее всего, мечом.

— Все-таки ты очень необычная девушка, — задумчиво проговорил он. — Даже с учетом Приграничья.

— Я тебе полчаса назад рассказывала, — поморщилась я. — Порченая, этим все сказано.

— Да, я… понимаю головой, но все равно — странно. Даже представить не могу, как именно это на тебе сказалось.

Я задумалась над последними его словами. Действительно, как?

— Я теряю голову от ярости, особенно — если чую запах крови, — принялась рассуждать вслух, сосредоточенно хмурясь. — Правда, в последнее время уже почти научилась себя контролировать… Вернее, думала так до вчерашнего происшествия. Я иначе понимаю жестокость. На мой взгляд, это нечто лишнее, избыточное, она возможна только неоправданная, жестокость ради жестокости. Не могу назвать жестокими пытки как таковые: боль является одной из весьма распространенных человеческих слабостей, а пользоваться слабостями друг друга вполне естественно. Жестоко — это когда калечат человека ради самого процесса, не желая чего-то от него добиться или чему-то научить.

Не знаю уж, что именно подвигло меня на откровенность. Наверное, отношение Грая: в нем не было жалости. То есть присутствовало нормальное человеческое сочувствие, но… строгое, как у Лара. А самое главное — был жгучий интерес, причем не праздный, скорее, какое-то исследовательское любопытство, ажиотаж. Это чувство мне понятно и знакомо, как знакомо оно любому увлеченному своей работой существу.

Впрочем, расслабилась я не настолько, чтобы рассказывать о совсем уж личном — вроде собственных проблем с противоположным полом.

— Как можно научить пытками? — растерянно спросил ужастик.

— Легко. Ты что, никогда не видел, как детей порют? — Я пожала плечами. — Это своего рода тоже пытка — причинение физической боли и моральное унижение ради конечного результата.

— И тебя тоже пороли?

— Не совсем. Обычно мне прилетало не ремнем, а чем-нибудь, что было у отца в руках — например, мечом плашмя.

— Извини, я тебя прервал.

— Да. На чем я остановилась? А, на жестокости. Так вот, кроме того, я часто лучше понимаю поведение животных, чем людей. Животные, они… более искренние.

— Ну, в этом я с тобой согласен, — хмыкнул Грай.

— Да? Скажи это Лару. — Я махнула рукой. — А самое странное, я понимаю Серых и порой чувствую их приближение даже раньше Недреманного.

— Понимаешь в каком смысле? Их язык?

— Не совсем. Скорее, эмоции, чувства, мотивацию. Вот как животные чувствуют настрой находящегося рядом живого существа. И знаешь, Серые очень, очень сильно нас ненавидят, причем у них для этого есть весомая причина. Она никогда не обсуждается, она просто есть, и все о ней знают, но чтобы ее понять, надо среди них родиться. Одно могу сказать точно: причина эта серьезная, и она их оправдывает. Если не полностью, то во многом.

— То есть ты не хочешь их уничтожения? — вскинул брови Тагренай.

— Увы, как раз наоборот. — Я усмехнулась. — Все-таки я человек и жажду жить, пусть даже в чем-то перед кем-то виновата. Но, по-моему, это какие-то очень давние счеты.

— Ойша, а какое впечатление на тебя произвел Таллий? — Я в ответ поморщилась и приготовилась послать подальше обоих «ухажеров», но Грай не дал мне вставить и слова: — Погоди ругаться, я сейчас объясню причину вопроса! Это совсем не то, из-за чего ты ушла из гостиной. — Он иронично улыбнулся. — Я давно знаком с ним, но никак не могу его понять. Точнее, не могу понять до конца. Как человека понимаю, но есть ощущение, что это не все, поэтому и хочу узнать твое мнение. Мне показалось, ты иначе оцениваешь людей. Не думаешь, а чувствуешь, и в данном случае это принципиально важно. — Он чуть склонил голову набок, вопросительно глядя на меня.

Я медленно кивнула. Кажется, ужастик попробовал реабилитироваться в моих глазах, причем вполне успешно. Ну, или у меня разыгралась мания величия, а он просто возжелал узнать ответы на свои вопросы. Или пытался убить двух зайцев сразу?

— Я прежде не встречала северян, да и не интересовалась ими. Как мне теперь кажется, их общество похоже на Приграничье, но в еще более жестком варианте. Поэтому белобрысый мне несколько ближе и понятнее, чем, например, ты. И это при том, что ты, в свою очередь, явно ближе к нам, чем все остальные твои земляки. Не берусь судить, почему так; может, ты просто умный и не лезешь в чужой дом со своими порядками, а принимаешь все как есть. Ты не боишься жестких мер. Может быть, это следствие твоей работы. Но что касается Таллия, — одернула я себя, чувствуя, что ухожу в сторону от темы, а ужастик почему-то не спешит поправлять. — Он похож на зверя даже больше, чем на человека. Матерый старый волк, знающий все приемы охотников, осторожный и умный.

— Похож на тебя? — чуть прищурился, подаваясь вперед, Грай.

— Да… — неуверенно пробормотала я. Потом кивнула и еще раз повторила, уже тверже: — Да. Еще не зверь, но уже не человек.

— А почему волк?

— Единственный крупный хищник, обитающий в наших широтах, чьи повадки я знаю, — пожала плечами. — Еще медведи есть, но они не подходят. Я бы, наверное, сравнила со снежным котом, но с этим зверем я не знакома.

На губах ужастика мелькнула улыбка. Такая довольная, будто я не привела обыкновенное и достаточно простое сравнение, а открыла ему величайшую тайну мироздания. Причину этой радости уточнять не стала: чутье подсказывало — правды я не добьюсь.

Тагренай Анагор

Я добирался до Приграничья на почтовом моторе в не самых комфортных условиях. Эти громоздкие громыхающие колымаги, приводимые в движение плененными духами стихий, курсируют по всей стране, посещая уголки и более отдаленные, чем Баладдар. Срочные письма и донесения отправляются магической почтой, стационарными порталами, но это слишком дорого, поэтому почтовые моторы пока не спешат уходить в историю. Хотя весь мир не оставляет надежды рано или поздно найти способ сэкономить энергию при переносе предметов крупнее письма. А там, глядишь, и до людей очередь дойдет…

Можно было самому сесть за рычаги или взять водителя, но в одиночку по степи ездить чревато, тем более — тому, кто ее не знает, так что я решил не рисковать, да и со стихийными духами отношения у меня не складывались, а гонять человека в такую даль ради моего комфорта было жалко. В быту я в последние годы стал на диво неприхотлив, а почтовик гораздо быстрее общественного транспорта. Не говоря уже о том, что таким образом я привлеку гораздо меньше внимания.

На мое счастье, оба водителя оказались людьми флегматичными и неразговорчивыми, в дела странного пассажира не лезли и способом моего попадания «на борт» не интересовались. Начальство сказало — довезти, значит, так надо. Наверное, они решили, что я банально сунул хорошую взятку: уж очень радостно пресловутое начальство демонстрировало гражданскую сознательность и преданность короне в моем лице.

Первое время водители поглядывали недовольно и презрительно кривили губы, но вскоре я заслужил их благосклонность: не ныл, не жаловался, остановок через каждый час не требовал, тихо сидел в расчищенном для меня углу на линялом матрасе, выделенном почтовым начальством, большей частью спал и только изредка интересовался местностью. А когда не спал — созерцал пейзажи, сменяющиеся за небольшими пыльными окошками, невесть зачем проделанными в кузове в количестве четырех штук. Благо посмотреть снаружи было на что.