Борт 556 (СИ) - Киселев Андрей Александрович - Страница 58

   Я дергал ее взад и вперед, что только было своих сил, но все было бесполезно.

   Я схватил кувалду и начал колотить эту чертову покалечившую Дэниела дверь. Грохот от моих ударов кувалдой стоял не слабый. И сотрясал все вокруг. И всю носовую часть самолета. С нее сыпался, вниз рассеваясь, белый песок и ржавчина.

   Я не видел, что там творилось, теперь за той дверью. Думаю, Дэни, пережал, чем-то обрезанную истекающую кровью руку. Что-то там смог сделать.

   Я бросил кувалду и, подняв фонарик Дэниела, выплыл через разломленную и исковерканную крышу верхней кабины. и проплыл к оконным рубочным разбитым об воду иллюминаторам Боинга. Причем мне пришлось вернуться, прежде чем это сделать. Мне пришлось проплыть назад через весь салон мертвецов стюардов, сидящих в креслах. И вынырнуть над самой крышей головной части носового обломка самолета.

   Я вынырнул и перепуганный, позабыв про все на свете, ломанулся на всем ходу работая ластами к кабине пилотов.

   Там было полчище медуз. Они привлеченные текущей из руки Дэниела кровью, буквально облепили пилотную кабину своей желеобразной серой массой. И там был мой друг Дэни. Он вылез наполовину из одного из разбитых о воду иллюминаторов самолета. Вылез, высунув в маске голову и целую машущую мне руку. Он был в шоке от боли. И тянул мне руку, раскрытыми пальцами, прося помощи.

   Медузы окутали всего Дэниела, торчащего наполовину из кабины пилотов. Они сплошной массой облепили его. И, он махал мне целой правой рукой, прося о помощи. Их привлекла его текущая в воду кровь от отрезанной руки. Он задыхался. У него уже кончилась вся смесь в баллонах. И, они были уже, почти пустые за его плечами. И Дэни ими звонко бился об верх разбитого окошка рубки Боинга.

   Я пытался пробиться к нему сквозь эту массу желеобразных жителей моря. И пытался вытащить Дэниела из оконного иллюминатора пилотной кабины, но не мог. Все было бесполезно. Дэниел застрял намертво.

   Он бился баллонами о верх иллюминатора, и не мог выйти наружу. Эти литров на двадцать четыре уже пустые его баллоны, не давали возможности пролезть в разбитое водой окно рубки самолета. Оно было, более узким и не рассчитанным на выход человека. Но, Дэниелу, пришлось лезть сквозь него. У него не было выхода. И мы были оба в состоянии паники и ужаса. И на этой кошмарной глубине для аквалангистов не соображали совершенно, уже и толком, что делали.

   Дэниел паниковал и делал то, что не должен был делать. Изматывал себя, дергаясь, застряв в том окошке, и истекал кровью. У нас кончалась кислородно-гелиевая смесь в баллонах у нас обоих, и мы были в ужасе и панике. Мало того, Дэниел, потеряв руку в шоке от боли, терял уже сознание. И я, стукая его по голове рукой, приводил в чувство, пытаясь выдернуть из самолета. Отстегнув баллоны и сбросив с плеч Дэниела, я тащил его за акваланг через то разбитое покореженое от удара о воду самолетное окошко.

   Он был в отчаяние и слабел. Учащенно дышал через мундштук и шланги акваланга. Расходовал смесь в бешенном количестве.

   Это был конец! И я это понимал как никто другой. Я понимал, если его не вытащу из этого чертового искореженного разбитого о воду окна кабины, то он погибнет здесь в таком вот положении.

   И я тянул Дэниела, что есть силы через этот разбитый оконный иллюминатор рубки Боинга. Если бы это мне удалось тогда, то Дэниел был бы спасен. Я бы его дотащил бы до нашей яхты. Я так думал тогда, но я не знал, что не смог бы сделать этого, потому как за нами наблюдали со стороны. Здесь же недалеко. Наблюдали те, кто уже был здесь. Они пришли за золотом, и мы их спугнули. И они не напали на нас сразу, а наблюдали за нами со стороны. И ждали нужного момента. Они не дали бы и так нам уйти отсюда живыми.

   Вероятно, они приплыли сюда следом за нами, когда мы уплыли отсюда назад на яхту. И они не рассчитывали того, что мы скоро вернемся. Они пришли за своим золотом. Но, мы им теперь мешали. И ждали момента к нападению.

   ***

   Чудовищная боль не давала Дэниелу покоя. И усиливала его погибельное состояние. Он уже не слышал меня, и не обращал на мои жесты руками внимания. Он был в состоянии полного шока. Он начал терять опять сознание. Я снова, ударил его по голове, чтобы привести в чувство.

   Я показал ему, чтобы он дышал реже, и менее глубоко. Но, было бесполезно. И, он уже меня не слушал. И надо было, что-то делать, но, что?!

   Дэни терял много крови и все время отключался. Эта отрубленная падающей тяжелой герметичной дверью его левая рука. Она была, там, где-то в облаке вытекающей крови. И я не видел ее из-за большого количества облепивших нас медуз.

   Эта чертова стальная острая и тяжелая дверь. Перекрыла выход. И я не смог ее открыть. Она заклинила обратный выход из рубки самолета. И не было выхода, как только через оконный иллюминатор.

   Я показывал ему, что нужно снять баллоны и бросить их там, в пилотной кабине и чем быстрей, тем лучше. Но, Дэниел не мог одной целой рукой. И, тогда, я попытался сам их расстегнуть и сбросить.

   Получилось, но Дэниел застрял в окне свинцовым противовесом поясом, зацепившись там за что-то. Я не видел за что. Я давай растягивать этот пояс. И тут случилось самое худшее. Самолет поехал.

   Он покатился по склону вниз по камням к самой пропасти. Вниз медленно, но верно сползая в бездну. Эта носовая часть самолета, со всеми скелетами стюардов и скелетами мертвых пилотов, лежала на крутом скальном склоне. И держалась, как оказывается, здесь на честном слове.

   Возможно, эта падающая бронированная с острыми зазубренными в ржавчине краями дополнительная дверь, отрубив руку Дэниелу в кабине самолета одним ударом как гильотина, вероятно встряхнула этот самолетный обломок. И он поехал по камням, вниз к трехкилометровой пропасти.

   Носовая часть самолета двигалась вниз к обрыву, и ее остановить было бесполезным делом. Она многотонным покореженным огрызком от самолета катилась медленно к пропасти по кораллам, донному илу и камням. Оставляя за собой рассыпавшееся золото, большая часть которого так и осталась внутри исковерканного трюма в разбитых деревянных ящиках.

   Мы окутанные сплошной массой океанских медуз, купающихся в облаке крови Дэниела, теперь падали в трехкилометровую океанскую пропасть.

  В ярком горящем свете фонарика я видел черные глаза Дэниела. Глаза полные отчаяния и ужаса. Он, видел всю, мою беспомощность, в помощи к нему. Когда носовая часть самолета соскользнула в бездну. И разгоняя облепивших нас медуз начала свое стремительное вместе с нами падение в эту кошмарную головокружительную погибельную пропасть.

   Этот взгляд до сих пор стоит в моей памяти. Взгляд обреченного человека, погибающего в обломках самолета и падающего в океанскую бездну. Возможно, он даже хотел, чтобы я его убил в тот момент, чтобы избежать кошмара того падения. И быть раздавленным там, в глубине пропасти. Но я, осознавая сейчас свою беспомощность, не мог этого сделать. Если б я мог это сделать! Если бы было чем, возможно я бы сделал это! Но, я не сделал это и, лишь остался молчаливым наблюдателем кошмарной гибели своего лучшего друга.

   Я держал, одной рукой фонарик, другой его за его протянутую мне единственную, теперь уцелевшую руку, до последнего. Сжимая своими руки пальцами его пальцы на его целой протянутой мне руке. Падая вместе с ним, и отпустил его. Отпустил тогда, когда уже не мог удерживать самого себя от нарастающего стремительно давления. Сама вода вырвала меня из рук надвигающейся смерти. Она вырвала меня из глубины. Я даже, плохо помню этот последний момент, когда у меня помутнело в глазах, и поплыли красные круги. И меня выбросило вверх. Это баллоны, сопротивляясь падению, тащили меня наверх. Гелиевая смесь не давала мне уйти на дно вместе с Дэниелом. И этим обломком самолета. Даже, свинцовый пояс, почему-то не смог удержать меня на глубине.

   Я помню, как Дэниел разжав свои пальцы, отпустил мою руку. И я полетел медленно вверх из глубины. Баллоны как поплавок вытолкнули меня оттуда из черной бездны океана.