Благая Весть Курта Хюбнера (СИ) - Незванов Андрей - Страница 52

Не имеет ли Хюбнер в виду что-то подобное?

Этот вопрос остается без ответа, так как Курт посвятил оставшуюся часть "Введения" формальным логическим выкладкам. В связи с этим вспоминается, что в советское время в десятом классе средней школы был такой предмет "Логика". И Курт напоминает здесь недоучившегося школьника, для которого формальная логика остается особой "фишкой". Ему кажется, что суждения, сопровождающиеся логическими формулами, обладают особой убедительностью....

Потому мы оставляем "Введение" и переходим к первому разделу данной главы. Он озаглавлен:

1. Аксиоматические априорные предпосылки, лежащие в основе базисных предложений науки.

Такой заголовок свидетельствует, что Курт намерен оставаться в русле "Критики чистого разума" Канта, но в своей интерпретации, которую он изложил в книге "Критика научного разума".

Предмет этой книги, в связи с читаемым нами теперь текстом, он формулирует как ответ на вопрос о том...

"... как научные высказывания могут быть обоснованы интерсубъективно доказуемыми эмпирическими фактами? Вопрос, который более точно формулируется так: как это возможно в случаях базисных предложений, общих положений и теорий?"

Короче говоря, тема работы это - что означает "quaestio juris" Канта применительно к науке?

Как можно судить из контекста, Курт, как новоевропейский либерал отрицательно относящийся к схоластике, критикует здесь - вслед за Кантом - научное предвидение, основанное на схоластической модели. То есть, он подвергает сомнению истинность суждений, основанных исключительно на теории, равно высказываний, логически выводимых из общих положений, законов, норм, etc.

Иными словами Курт понимает здесь под "наукой" не публичный институт, но - систему мышления и рассуждения, основанную на систематическом опыте, который, однако, не фигурирует в этой системе как таковой, но отложился в коллективном разуме в виде правил, норм, законов и теорий.

Для чего это нужно ему? Очевидно, в целях создания ментальной почвы для сравнения науки с мифом, - который он в самом начале определил как "систему мышления и опыта".

Проще говоря, общепризнанные аксиомы науки, открытые ею законы и правила, научные теории суть то, во что мы, просвещенные европейцы ВЕРИМ.

И вот, в дискуссиях и разговорах меж собой мы производим высказывания, основанные на этих теориях, и потому претендующие на истинность.

Обратимся теперь к античности. Предания, или Мифы, суть то, во что верят эллины. Соответственно в застольных беседах и философических диспутах они также производят высказывания, основанные на Мифах, и потому претендующие на истинность.

В рамках полученной таким образом аналогии, Курт Хюбнер и проводит сравнение между "мифическим" и "научным" мышлением, с целью показать, что наука в чем-то мифична, а миф в чем-то научен.

Так мы думаем.

Но, почитаем, что пишет сам Хюбнер....

Прежде всего, он признает, что научные сообщения не укладываются в предложенную им выше модель схоластического диспута.

Он пишет:

"... научное объяснение содержит гораздо больше, чем только две посылки, к которым могут принадлежать как базисные предложения, законы природы, исторические правила, так и целые теории и цепи теорий (о чем еще будет говориться)".

Признает он также, что нет системного тождества между общественными науками и естествознанием: что с позиции точных наук обществоведение является "наукой" только по имени.

Читаем:

"Также и исторические правила внутри объяснений имеют иную функцию, чем законы природы, выступающие в форме общих положений и устанавливающие логическую связь между базисными предложениями посылок и вывода...".

Однако, для целей Хюбнера эти несоответствия значения не имеют:

"Здесь не играет роли, чаще или реже в научных объяснениях выступают базисные или общие предложения, имеют ли в них исторические правила то же логическое место, что и законы природы...".

Он желает оставаться в рамках своей схоластической модели выведения частных правил из более общих, как явствует из приводимых им примеров.

Он пишет далее:

"Так, к примеру, закон падения можно вывести из теории гравитации, закон Павлова из теории условных рефлексов, правила рыцарской битвы из теории рыцарства, в то время как правило Мальтуса скорее выражает аксиому его теории социолого-экономических взаимосвязей".

Полученные таким образом знания оказываются по большей части АПРИОРНЫМИ, в кантовском смысле слова; то есть полученными внутри самого разума, без выхода на эмпирическую реальность.

Так происходит потому, - говорит Хюбнер, - что...

"... эмпирическое доказательство теоретических общих положений возможно лишь относительно тех базисных предложений, которые выражают единичные события в пространстве и времени".

Что же касается общих утверждений, в которых присутствует слово "ВСЕГДА", то здесь дело оказывается сложнее...

Курт пишет:

"... Кто делает теоретическое утверждение: "Всегда если F, то G", должен быть в состоянии доказать, что всегда, когда имеется соответствующее положению F обстоятельство дел, то соответственно имеется и G. Значит, для ответа на поставленный вопрос сначала следует сравнить F и G с "реальностью". Это кажется простым применительно к небольшому ряду случаев, но в более значительном ряде случаев это будет чрезвычайно сложным процессом".

И здесь мы сталкиваемся с помянутой выше проблемой "объективности" автомобиля, поставленной Казимиром Малевичем; или с технической реальностью, посредующей сообщение с реальностью природной. А дело в том, что измерительная техника сама содержит в себе массу теоретических посылок, без которых использование её просто невозможно.

Курт пишет:

"... так, к примеру, данные измерений силы потока, температуры, длины волн и пр. определяются лишь внутри теорий и к тому же предполагают действительность тех законов природы, в соответствии с которыми функционируют используемые при их доказательстве инструменты. Положение стрелки, шкалы, высвечивающиеся сигналы и пр., наблюдаемые в лаборатории, не говорят профану ничего и помогают лишь специалисту, который понимает, как образовывать базисные предложения из связанных с этими данными многочисленных запутанных теоретических связей. Наряду с ними следует учитывать и теоретические предпосылки вычислительных ошибок, которые необходимы при считывании данных измерений".

Таким образом, синтетическое суждение основанное по видимости на опыте, оказывается в большей своей части априорным, или логически полученным внутри содержаний разума.

А раз так, то оно подвержено критике чистого разума Канта, в смысле помянутого в начале главы "queastio juris", или вопроса о достаточности оправданий в необходимости связки двух понятий.

И если в такой точной науке как физика опыт слишком зависим от априорных конструкций ума, то что же говорить о психологии, истории и социологии...?

Курт пишет о психологии:

"Вспомните, к примеру, о всех тех гипотетически введенных законах "внутренних процессов" - мышления, волеизъявления, чувствования или так называемых интенциональных актов, которые скорее выводятся теоретически, чем устанавливаются непосредственным образом. Любой психолог, психологически диагностируя испытуемого, сначала теоретически его классифицирует".

То же относится и к попыткам подкрепления исторических концепций архивными и археологическими данными: