Библиотека мировой литературы для детей, том 36 - Джованьоли Рафаэлло - Страница 67

— На нас готовится нападение… Но с этой стороны никто не проберется.

— Никто! — единодушно воскликнули гладиаторы.

— Пусть один из вас пойдет в лагерь, подаст сигнал тревоги и от моего имени потребует соблюдения порядка и тишины.

Тем временем часовой услышал от подходивших условный пароль: «Постоянство и победа!» — и, пока декан побежал с восемью или десятью солдатами посмотреть, кто идет, весь лагерь уже проснулся. В несколько секунд, без шума, без смятения, все гладиаторы были вооружены, каждый занял свое место в манипуле, и когорта выстроилась, как будто она состояла из старых легионеров Мария или Суллы, готовая мужественно отразить любую атаку.

В то время как декан, соблюдая всевозможные предосторожности, разузнавал, что за отряд приближается к лагерю, Спартак с половиной сторожевого манипула молча стояли за насыпью, повернувшись в сторону тропинки; они прислушивались, стараясь узнать, что там происходит. Вдруг раздался радостный голос декана:

— Это Эномай!

И сейчас же все следовавшие за ним гладиаторы повторили:

— Эномай!

Через секунду послышался громоподобный голос германца:

— «Постоянство и победа!» Да, это я, а со мной девяносто наших товарищей, поодиночке бежавших из Капуи.

Легко себе представить радость Спартака. Он бросился через насыпь навстречу Эномаю. Они обняли друг друга крепко, по- братски, причем Эномай всячески старался не задеть больной руки рудиария.

— О Эномай, дорогой мой! — воскликнул фракиец в порыве глубокой радости. — Я не надеялся так скоро увидеть тебя!

— Я тоже, — ответил германец, поглаживая своими ручищами светловолосую голову Спартака и время от времени целуя его в лоб.

Когда окончились приветствия, Эномай принялся рассказывать Спартаку все по порядку. Его отряд больше часа отбивался от римских когорт; римляне разделились на две части, одна вступила в рукопашную схватку с восставшими, а другая направилась по улицам Капуи в обход, намереваясь ударить с тыла. Эномай разгадал их план. Бросив защиту заграждений, сооруженных поперек дороги, и зная, что скрывшимся со Спартаком товарищам достаточно было одного часа, чтобы уйти от опасности, он решил отступить, приказав гладиаторам, сражавшимся вместе с ним, рассыпаться, спрятаться где-нибудь, а завтра, сменив одежду, выйти поодиночке из города. Встреча была назначена под арками акведука; Эномай должен был ждать товарищей до вечера, а затем отправиться в путь. Он рассказал также о том, как более двадцати товарищей по несчастью погибли в ночном сражении около школы Лентула, как из ста двадцати гладиаторов, сражавшихся с ним против римлян и потом, по его совету, рассыпавшихся поодиночке, к акведуку пришло только девяносто человек. Выступив в прошлую ночь, они обходными путями дошли до Помпеи, где встретили одного из гонцов Спартака, посланного в Капую. От него они получили самые точные сведения о том месте, где расположились лагерем беглецы из школы Лентула.

Приход этого шестого манипула вызвал в лагере огромную радость. В костры подбросили дров, приготовили вновь прибывшим скромное угощение: хлеб, сухари, сыр, фрукты и орехи. В общем шуме голосов нельзя было разобрать, кто встречал и кого встречали. Все смешалось: восклицания, вопросы, ответы, рассказы. «О, ты здесь?» — «Как поживаешь?» — «Как шли?» — «Как добрались сюда?» — «Место удобное, здесь можно защищаться…»— «Да, мы счастливы!» — «А как было в Капуе?»- «А как товарищи?» — «Как Тимандр?» — «Бедняга!» — «Умер?..» — «Смертью храбрых!» — «А Помпедий?» — «С нами!» — «С нами?» — «Эй, Помпедий!» — «А как школа Лентула?» — «Растает, как снег на солнце». — «Все придут?» — «Все». Вопросы и восклицания слышались со всех сторон.

В шумных разговорах, полных надежд и чаяний, воскресших в душах гладиаторов с приходом товарищей, прошло немало времени. Соратники Спартака еще долго не спали, и только глубокой ночью тишина и покой воцарились в лагере восставших.

На рассвете, по приказу Спартака, десять человек рабов и гладиаторов затрубили в рожок, заиграли на свирелях и флейтах, чтобы разбудить спавших товарищей. Построив восставших в боевом порядке, Спартак и Эномай сделали им смотр, отдавая новые приказания, внося необходимые изменения в те, что были даны раньше, воодушевляя и ободряя каждого бойца, стараясь вооружить всех как можно лучше. Затем была произведена смена караула и отправлены из лагеря два манипула: один — на поиски продовольствия, другой — в лес за дровами.

Гладиаторы, оставшиеся в лагере, следуя примеру Спартака и Эномая, взяли топоры и разные земледельческие орудия, которых оказалось немало, и принялись вытаскивать из скал камни, которые могли быть использованы для метания в неприятеля с помощью пращей, изготовленных из веревок. Камни эти гладиаторы предусмотрительно заостряли с одной стороны и складывали в огромные кучи по всему лагерю. Особенно много камней было заготовлено и сложено в той части лагеря, которая была обращена к Помпее, так как отсюда следовало прежде всего ожидать нападения.

Эта работа заняла у гладиаторов весь день и всю ночь. На третий день весь лагерь разбудили на рассвете крики часовых: «К оружию!» Две когорты римлян численностью около тысячи человек во главе с трибуном Титом Сервилианом карабкались по горе со стороны Помпеи, намереваясь напасть на гладиаторов в их убежище.

Через два дня после той бурной ночи, когда Сервилиану удалось помешать восстанию десяти тысяч гладиаторов школы Лентула, ему сообщили, что Спартак и Эномай с несколькими сотнями восставших ушли по направлению к Везувию и якобы грабят виллы, мимо которых проходят (это была заведомая ложь, кем-то распространявшаяся клевета), что Спартак освобождает рабов и призывает их всех браться за оружие (это было верно). Трибун помчался в капуанский сенат и в сенат республики. Перепуганные, дрожащие от страха сенаторы собрались в храме Юпитера Тифатского. Рассказав обо всем происшедшем и о том, что он предпринял для спасения Капуи и республики, Сервилиан испросил у сената разрешения высказать свое мнение и предложить меры, которые, как он полагал, позволят подавить восстание в самом зародыше.

Получив такое разрешение, отважный юноша, надеявшийся заслужить великие почести и повышение за подавление восстания, принялся доказывать, насколько опасно было бы оставить Спартака и Эномая в живых и дать им возможность свободно передвигаться по полям хотя бы в течение нескольких дней, так как к восставшим ежечасно присоединяются рабы и гладиаторы и опасность все увеличивается. Сервилиан утверждал, что необходимо идти вслед за бежавшими, настигнуть их и уничтожить, а головы их для устрашения всех десяти тысяч гладиаторов насадить на копья и выставить в школе Лентула Батиата.

Этот совет понравился капуанским сенаторам, пережившим немало тревожных часов. Они страшились мятежа гладиаторов; тревога и беспокойство отравляли их мирное, беззаботное и праздное существование. Сенаторы одобрили предложение Тита Сервилиана и опубликовали декрет, в котором за головы Спартака и Эномая была назначена награда в два таланта. Вместе с товарищами их заочно приговорили к распятию на крестах, как людей подлых, а теперь ставших еще более подлыми, ибо они превратились в разбойников с большой дороги. Всем жителям Кампаньи, как свободным, так и рабам, под угрозой самых строгих наказаний воспрещалось оказывать им какую-либо помощь. Вторым декретом капуанский сенат поручал трибуну Титу Сервилиану командование одной из двух когорт легионеров, находившихся в Капуе, другой же когорте совместно с городскими солдатами, под началом центуриона Попилия, приказано было остаться для наблюдения за школой Лентула и для защиты города. Сервилиану также было предоставлено право взять в соседнем городе Ателле еще одну когорту и с этими силами отправиться для подавления «безумного восстания».

Декреты были переданы на утверждение префекту Меттию Либеону, который все еще не мог прийти в себя после мощного пинка Эномая. Либеон с ума сходил от страха, его трясла лихорадка; два дня он не вставал с постели и готов был подписать не два, а десять тысяч декретов, только бы не переживать еще раз такие страсти, как в ту памятную ночь.