Незнакомец из-за моря (ЛП) - Грэм Уинстон - Страница 10

Гренвиль, строгий человек с аристократическими вкусами, способный делать замечания относительно долга и ответственности многим людям, не исключая королевскую семью, обычно сам пренебрегал долгом, стоило ему оказаться в двухстах пятидесяти милях от Вестминстера, в своём особняке с видом на огромный парк, где его владения простирались, насколько мог охватить самый зоркий взгляд.

Именно здесь, а не в Вестминстере, с ним впервые встретился Джордж Уорлегган. Его представил сэр Кристофер Хокинс, который считал себя другом Джорджа, что не мешало ему наживаться за его счет. Хокинс сообщил его милости, что если тому понадобится еще один человек на приеме в честь победы в Трафальгарской битве, устраиваемом в Боконноке, то подходящим гостем мог бы стать член парламента от Сент-Майкла, лет пять назад получивший звание рыцаря и имеющий немалое влияние в Труро. Джордж удивился, но охотно принял приглашение. Как раз в этот период он понемногу начал выходить из глубокой печали после смерти Элизабет и в нём снова стало разгораться честолюбие.

Никто, даже сам Джордж, не рассчитывал, что за последующие пять лет он так сблизится с лордом Гренвилем — сдружиться с Гренвилем было значительно труднее, чем с принцем Уэльским — но Уорлеггана часто принимали в огромном доме. Время от времени они встречались в Вестминстере, и Гренвиль счёл полезными соседство и поддержку корнуольца. Лишившись спутницы жизни, Джордж почти не принимал гостей, но летом 1809 года устроил в Кардью большой приём, пригласив лорда и леди Гренвиль. Тот отказался, но записку с отказом написал собственноручно.

На следующий год, спустя месяц после ежегодного паломничества Джорджа в Тренвит и почти за месяц до того, как Росс поддался давлению и согласился поехать в Португалию, Гренвиль пригласил Джорджа на приём и обед в своём доме. Именно там Джордж случайно встретился с леди Харриет Картер. За обедом они сидели рядом, и Джордж заинтересовался — отчасти это было физическое влечение, отчасти интерес и любопытство.

Она была темноволосой — тёмной, как ночь, в противоположность светлой, как день, Элизабет — не особенно красивой, но со строгими классическими чертами лица, которые всегда восхищали Джорджа. Волосы цвета воронова крыла блестели, как лакированная кожа, а глаза были удивительно красивыми. В элегантной одежде леди Харриет Джордж сразу же распознал прекрасный вкус — отличительную особенность высокородных женщин, таких, как его первая жена.

Считалось, что за столом лорда Гренвиля невозможно встретить недостойных людей, хотя его милость, вынужденный исполнять роль хозяина одного из самых крупных частных имений графства, иногда включал в число гостей некоторых местных уважаемых и влиятельных помещиков (и их жён), которые, по мнению Джорджа, уважения совершенно не заслуживали. Леди Харриет явно была не из их числа.

Некоторое время за столом велась оживлённая беседа о беспорядках на севере страны, падении курса фунта и скандале с герцогом Камберлендским. Потом соседка заскучала и, обернувшись к Джорджу, задала вопрос:

— Могу я узнать, где вы живёте, сэр Джордж?

— Примерно в тридцати милях к западу, мэм, в Кардью. Между Труро и Фалмутом.

— Должно быть, там хорошая охота.

— Говорят, что так.

— А сами вы не охотитесь?

— У меня слишком мало времени.

Она тихонько засмеялась.

— И что же может быть важнее охоты?

Джордж едва заметно кивнул в сторону хозяина дома.

— Дела государства.

— Вы заняты государственными делами?

— Среди множества других.

— И каковы же другие?

Он колебался, уязвлённый тем, что ей ничего о нём неизвестно.

— Проблемы графства. Вы не из Корнуолла, мэм?

— Я живу в Хатерли. Прямо по другую сторону границы графства.

Несколько минут они беседовали. Голос Джорджа был низким и хрипловатым, а смех его соседки — тихим, беззаботным и мелодичным. В ней чувствовались тактичность и опыт. Он с удивлением обнаружил, что заглядывается на глубокое декольте её платья, а её грудь похожа на теплую слоновую кость. Ему были непривычны подобные мысли.

Когда подали новое блюдо, к Джорджу обратился мужчина по имени Граттон. Он перегнулся через стол и прогудел:

— Слушайте, Уорлегган, а какую позицию вы занимаете относительно предоставления прав католикам? Я никогда не слышал, чтобы вы говорили об этом в Палате!

— Я не слишком много говорю в Палате, — холодно ответил Джордж. — Предпочитаю оставить красноречие ораторам. Есть немало других способов быть полезным.

— Да, старина, но ведь у вас есть своё мнение! У всякого есть, то или иное. Как вы голосуете?

Это прозвучало бестактно — в этом отношении, как и во многих других имущественных и личных вопросах, мнение Джорджа расходилось с мнением хозяина дома, однако ради собственной выгоды Джордж изо всех сил старался это скрывать. В общем, дурак Граттон заслужил, чтобы с него сбили спесь. Но Джордж был не слишком остроумен, а кроме того, обеспокоен тем, что его услышит леди Харриет.

— По правде говоря, Граттон, мои взгляды на этот вопрос не слишком экстравагантны. Я голосую так же, как и мои друзья.

— И кто же ваши друзья?

— Стоит ли спрашивать об этом в таком обществе? — ответил Джордж.

Граттон изучил тарелку с олениной, которую только что перед ним поставили. Добавил подливки и сладкого соуса.

— Должен сказать, старина, это весьма неудовлетворительный ответ, ведь и прежде случалось, что из-за этого вопроса правительства лишались власти!

— И, без сомнения, это случится снова, — вставил сосед Граттона. — Либо им не провести этот закон!

— Мистер Граттон, — сказала леди Харриет, — а что вы скажете о предоставлении прав методистам для разнообразия? Боюсь, теперь, когда принц Уэльский тесно общается с леди Хертфорд, мы все скоро запоём псалмы.

Раздался смех, и разговор перешёл к непристойным слухам о природе отношений принца с новой фавориткой.

Леди Харриет обратилась к Джорджу, понизив голос:

— Полагаю, сэр Джордж, ваше пристрастие к католикам не так велико, как у лорда Гренвиля?

Он оценил, как умело она сменила тему разговора, и подозревал, что это сделано намеренно.

— Лично мне, мэм, это почти безразлично. Религия не слишком много для меня значит. Но свои предпочтения я держу в стороне от парламента и государственной службы. За прошедшие годы там развелось достаточно предателей.

Сказав это, Джордж, поражённый собственной неосторожностью, тут же пожалел о своей откровенности. Если он хотел оставаться и дальше политическим попутчиком лорда Гренвиля, говорить подобные вещи в этой компании — по меньшей мере глупо. Он проклинал и себя, и женщину, которая спровоцировала его сказать правду.

— Без сомнения, — холодно добавил он, — я задел вас своими словами, но надеюсь, вы примете их как знак моего доверия.

— Вы меня нисколько не задели, — сказала она. — И я отвечу вам, доверив свой маленький секрет. Я ненавижу католиков, всех до одного. И боюсь, Уильям об этом знает.

Под Уильямом она подразумевала лорда Гренвиля.

В итоге Джордж получил от этого обеда гораздо больше удовольствия, чем от любого другого за долгое время. Казалось, он взглянул через очки, которые теперь использовал для чтения — и мир вокруг заиграл новыми яркими красками. Это приводило его в замешательство, но отнюдь не огорчало. Джордж не доверял своим чувствам.

Что ж, сказал он себе, всё это скоро забудется. Есть множество других, более важных дел. Но спустя несколько дней, к собственному удивлению, хорошенько всё обдумав, он предпринял осторожное расследование. Он же ничего не теряет, узнав побольше об интересующем субъекте. Это вполне может оказаться весьма любопытным, думал он, а интерес у него совершенно бескорыстный.

Таким образом он получил достаточно достоверных сведений и немного слухов. Она оказалась урождённой Харриет Осборн, сестрой шестого герцога Лидса. Её муж, сэр Тоби Картер, владелец поместий в Лестершире и на севере Девона — игрок и повеса, пользовавшийся дурной славой, весь в долгах — скончался, сломав шею на охоте. Он промотал даже её приданое, поэтому поместье в Лестершире пришлось продать, и теперь она владела только полуразорённой собственностью в Девоне, а единственным доходом оставалось пособие, назначенное герцогом. Детей у нее не было.