Ужин у госпожи Шварцхаар (СИ) - Комаров Виталий - Страница 7

[8] Название одного из отрядов лёгкой канзорской пехоты

[9] Шилье — от старого канзорского, означающего «насквозь». Этим словом обозначали наиболее длинные и острые пики.

[10] Ганс Симон Харт — опальный учёный, профессор. Исследователь небесного электричества. Вступил в конфликт с предыдущим руководством Альферштад и прибывал в немилости до появления магистра Кубиуса.

— Хм, это совсем не похоже на Виктора. Чтобы так прямо… Почему он сказал именно так, Вильхе?

— Точно не знаю, ваша светлость. Рискну предположить, что это была лишь проверка. Наверное, он хотел посмотреть на их реакцию, но результат превзошёл все ожидания.

— Барон?

— Да, ваша светлость. Этот мальчишка… Что взбрело ему в голову? Ведь за неделю до этого он тайно встречался с его светлостью, и был рад принять участие в нашем деле. Не знаю, что на него тогда нашло, но полагаю, он просто испугался и решил соскочить.

Повисшую тишину прервал неожиданный звон посуды и стекла, перемежающийся со скрипом отодвигаемого стула. Барон Руан Галийский, сидевший на другом конце стола от герцога, резко вскочил с места. Самый юный среди собравшихся заговорщиков, двадцатилетний дворянин, сын малоизвестного землевладельца из Гале, что была одной из южных провинций Канзора, слыл ярым приверженцем идей Чистоты. По слухам, он искал влиятельных друзей и добивался официального признания своего права на земли отца, так как старший барон фон Гале отказался от сына по весьма пикантным обстоятельствам. Правда, дворянского звания не лишил, оставив своему отпрыску возможность заработать себе на жизнь военной службой.

Руки молодого барона сжались в кулаки, и он силой ударил по столешнице. Тонкие капризные черты лица исказились гневом, глаза опасно горели. Не дав никому ни опомниться от изумления, он заговорил, обращаясь к герцогу фон Берге:

— Это как же понимать, ваша светлость! Вы предлагаете нам отбросить то, что делает нас истинными канзорцами? Добровольно предаться скверне в самом мерзком её понимании, после всего, что пережила наша родина во времена Нисхождения? После того, что вынес наш народ из-за предательства Гетара[1] и поклоняющихся ему? Или вы, ваша светлость, позабыли, чего мы лишились благодаря скверне, на которую вы так уповаете?! Так я вам напомню! Те земли, по которым сейчас марширует наша победоносная армия — издревле принадлежали нам. По праву крови!

— По праву крови… — раздались тихие голоса со всех сторон стола.

Гости госпожи Шварцхаар шептали старую, затвержённую с детства фразу, склоняя головы, будто в молитве.

По праву пролитой крови предков, до последнего оборонявших пределы некогда великой империи Канзорат. Тех, кто сражался с дикими племенами и бывшими союзниками без надежды на помощь исчезнувшей в безумстве Кары родины.

Измученный Нисхождением, разорванный на части неизбежно возникающими междоусобицами, будущий Канзор захватывали и порабощали пращуры тех, кто сейчас упорно сопротивлялся восстановлению справедливости. Те, кто пытался противиться кованому сапогу пехотинца, острому наконечнику шилье в руках пикинёра и горячему стволу штрайгера нечестивыми огненными шарами, кислотными дождями, разъедающими плоть за несколько коротких мгновений. Они крепко проросли на плодородной почве бывшего Канзората. Они отчаянно бились за землю, которую тоже считали своей, часто до последнего бойца и жителя небольших городков и деревушек. Но им нечего было противопоставить холодной и справедливой ярости канзорского солдата, подкреплённой алхимией и нультами.

По праву крови. Да воссияет Чистота над осквернённой землёй, и да смоет она скверну!

— Или вы забыли, ваша светлость, чем опасна скверна и что она творит с нашим миром?! — продолжил, повышая голос, молодой барон, — каждый маг, каждое заклинание, произнесённое им, каждый магический артефакт или тварь из-под Холмов[2] приближают нас к повторному Нисхождению! Наше учение Чистоты свято и нерушимо! На нас, на Канзор, возложена миссия по спасению мира от скверны, которой вы решили предаться. И зачем?! Чтобы выжить и набить себе карман! Как вы можете, ваша светлость…

— Барон, сядьте, — голос Виктора фон Берга был сух и спокоен, а на лице читалось плохо скрываемое презрение.

— Нет! Я… — что хотел сказать Руан, никто так и не узнал, потому что барон умолк, не договорив фразу. Возле его горла застыл отточенный столовый нож, который держала рука в серой перчатке, принадлежащая Вильхе. Слуга герцога неожиданно для всех за спиной молодого дворянина. Слегка надавив лезвием на кадык, Шнидке ждал команды своего господина.

— Барон, сядьте — повторил герцог фон Берге тоном, не допускающим пререканий, — Вильхе, помоги его милости занять место за столом. И проследи за тем, чтобы впредь таких инцидентов не возникало.

— Ваша светлость! — вместе с громким и злым голосом вновь раздался скрип отодвигаемого стула, и граф фон Ляйхт поднялся со своего места.

Слуга герцога застыл, не двигаясь. Рядом с трясущимися от страха губами, стоял Руан. Штрайг[3] графа смотрел прямо на Вильхе.

— Прошу вас объяснится, Виктор, — голос фон Ляйхта звенел от гнева, — Барон, несмотря на излишнюю патетику, всё же прав. А озвученное вами — это даже больше, чем просто государственная измена. Не стоит, милейший, — последнее относилось уже к Вильхе. Слуга медленно, почти незаметно, передвигал пальцами нож так, что бы было удобнее метнуть его.

— Грегори, прошу вас, — герцог скрестил руки перед собой, — не делайте столь поспешных выводов. Барон ваш друг, но поверьте, не всё так… однозначно, как вы, вероятно, считаете. Вы хотите моих объяснений. Что же, я их вам предоставлю. И вам, господа! А пока, прошу вас, граф займите своё место за этим чудесным столом. Вильхе!

Слуга одним движением ноги подвинул тяжёлый резной стул, и с максимально подчёркнутой вежливостью убрал нож от дворянского горла. Барона трясло. Он позволил Вильхе усадить себя за стол, не отрывая взгляда от садящегося напротив него граф. Секунду спустя слуга наливал тяжело дышащему барону вина.

— Барон, я разочарован, — герцог фон Берге холодно и брезгливо смотрел на молодого дворянина, — после нашего последнего разговора вы показались мне разумным и рассудительным молодым человеком. А тут такая речь. Вам только в Сенате и выступать. Там вы смогли бы найти более достойное применение своим ораторским талантам. Вполне возможно, что и найдёте.

Барон одним залпом выпил предложенный ему кубок с вином. Сделав слишком глубокий глоток, он поперхнулся, выплеснув часть вина себе на одежду и стоявшие перед ним блюда. Со злостью выхватив белый платок, который сразу протянул ему предупредительный слуга, Руан стал вытирать лицо и заляпанный камзол. Вильхе тем временем убирал залитые вином блюда и ставил на их места новые.

— Да, Виктор, — это уже был граф Себастьян фон Орто, — мы хотели бы услышать ваши объяснения. Как так вышло, что вы, известный борец за просвещение и Чистоту, предлагаете нам… такое, — граф запнулся, пытаясь подобрать правильное слово, — решение. Даже государственный переворот ничто по сравнению с этим!

Седой и сухопарый граф как бы случайно положил руку на отточенный нож, точно такой же, каким недавно Вильхе угрожал барону. Он смотрел на герцога прямо и без страха. Своей известностью, знатностью и богатством он ничуть не уступал Грегори фон Ляйхту, а синий генеральский мундир, доставшийся ему за десятилетия верной и безупречной службы, давал ему право даже на гораздо большее, чем простое выражение недовольства. Он оглядел остальных гостей. А те как будто только этого и ждали.

За обеденным столом тут же раздались одобрительные выкрики. Гости зашумели, требуя объяснений. Громче всех кричал магистр Шляйхе, не забывая при этом отхлёбывать вина из кубка. Вино, естественно, подливал услужливый и незаметный Вильхе.

Герцог с едва заметной ухмылкой смотрел на разошедшихся гостей. Почти каждый из них пытался докричаться до него, донести до его светлости то, что он ошибается, заблуждается или что ещё хуже. Безмолвствовали лишь трое. Молодой барон, граф фон Ляйхт и граф фон Штейр. Они ждали ответной речи Виктора фон Берге, и каждый из них молчал по своей особенной причине. Страх, интерес и усталость. Вот что прочёл герцог в их глазах и лицах.