Пристойное поведение (СИ) - Вечная Ольга - Страница 52

А приходится. Поговорил с мамой, потом с отцом. Дал ему… пару советов. После этого сам Бог велел набухаться. Но, честное слово, никакого порошка, дури и прочего. Вел себя исключительно пристойно.

— А звать-то тебя вообще как? — спрашиваю у двоюродного брата Вероники.

— Максим. Ты уже спрашивал.

Минут через пятнадцать к нам заглядывает Вероника и застает нас с Максимом сидящими на полу и смеющимися до слез.

— Что здесь происходит? — спрашивает она настороженно. И показывает мне знак, что если я накурился, горло мне перережет.

— Покажи ей, — хохочет мелкий. — Ну же, Егор, давай!

— Дверь закрой, — хрипло говорю ей. Слушается, но смотрит строго. Я прочищаю горло и говорю быстро: — В недрах тундры выдры в гетрах тырят в ведра ядра кедров. Выдрав с выдры в тундре гетры, вытру выдрой ядра кедра, вытру гетрой выдре морду — ядра в ведра, выдру в тундру, — и замолкаю. Мелкий хохочет, аж закатывается.

— Чего-о? — тянет Вероника, расслабившись и улыбаясь. Выдыхай, девочка, я ж не совсем идиот — курить при детях.

— Попробуй сама. В недрах тундры…

Она повторяет эти три слова. Я хапаю гелия из шарика и добавляю:

— Выдры в гетрах тырят в ведра ядра кедров!

Мелкий хрюкает, Вероника хохочет в голос. Я тоже улыбаюсь, люблю, когда ей так сильно весело. Из-за меня.

— Как ты это делаешь? — она складывается пополам, вытирает уголки глаз.

— А ты попробуй, иди сюда, малышка, — двигаюсь на коврике, и она падает к нам в середину, после чего мы втроем по очереди пытаемся выдать скороговорку, не запутавшись. Полностью, правда, выходит только у меня. Макс совсем плох, нужно ему прям работать часами- месяцами, если не годами. Вероника значительно лучше, но язычок пока слабоват.

— Я не знал, что тренировать дикцию может быть так весело! — вопит Максим.

— Это ты еще не слышал Ломоносова в его пьяном исполнении, — заверяет Веро. — Меня он этим просто покорил. Едва на ногах стоял, но читал… мм-м-м, безупречно! С выражением.

— А как же! У тебя просто не было моей бабули, — делюсь я воспоминаниями о тяжелом детстве. — Однажды она белила потолок, а я рядом читал стихи. И в какой-то момент что-то отвлекся и то ли концовку съел, то ли строчки перепутал… она не сдержалась и, следуя порыву, впечатала мне валиком по физиономии! Щипало капец.

— Известкой? О Боже! — сочувствует Вероника.

— Понятия не имею, почему девчонки лучше клюют на бойцов миксфайта, чем на филологов. Не уверен, кому успех давался сложнее, — усмехаюсь. Вероника незаметно проводит пальчиками по моему животу, руке. Ловлю их и стискиваю.

Она хапает гелия и пробует:

— В недрах тундры выдры в гетрах тырят кедров. Выдрав выдру в тундре, вытру ядра…

— Выдрав выдру, вытру ядра, ага, — гогочу, повторяя за ней. Кажется, у меня начинается истерика. Она густо краснеет и ругается:

— Вот черт! Егор! — стучит мне по груди кулачками. — Боже, я не это…

— Выдрав с выдры в тундре гетры, вытру выдрой ядра кедра, — заканчиваю за нее.

— Потрясающе, — мелкий смотрит на меня в восхищении.

— Тренируйся, пацан. Ты ж мужик, будущий победитель по жизни. А победители раздают указания четко и понятно. Прости, но твой лепет… — я хапаю гелия, чтобы не вышло слишком жестоко: — только смех вызывает.

Он багровеет вслед за Вероникой, но хихикает. Видимо, я угадал — попадает в школе.

— Это работа. Научиться правильно говорить — тяжелый труд. У меня тоже была кошмарная дикция, но все поправимо. Бабушка заставляла часами читать стихи и скороговорки! Я ненавидел к ней ездить, но в итоге благодарен, что не пустила на самотек.

— В недрах тундры выдры в гетрах тырят в ядра ведры кедры… блин! — психует Вероника. — Еще раз, — она закрывает глаза и, сделав глубокий вдох, медленно проговаривает правильный вариант первого предложения.

— О, у нее получилось! — говорит Макс.

— Да, вторую часть разучим сегодня ночью, — будничным тоном, Вероника не больно щипает меня за руку. Но выводы для себя делает. Может, мой намек подействовал таким образом, а может, встреча с Ксюшей — неприятная ситуация, конечно, и меня, как назло, в городе не было, — но как только вечером мы попадаем, наконец, в наш номер, она тут же обнимает меня за шею и целует в губы.

— Ух ты, — улыбаюсь и кладу руки на ее талию. Кажется, ей уже приятно, девочка эротично выгибается, льнет к моей груди.

— Спасибо за сегодняшний день, — шепчет она мне и водит пальчиками по моим плечам, — и вообще спасибо за все. Я так рада, что дядя с Людмилой помирились, а мы с Максом контакт наладили именно благодаря тебе.

— Егор Дмитриевич кто-о-о?

— Большой молодец! Знаю, что дядю выносить непросто, но ты продержался мужественно и заслужил свой приз, — она стягивает с себя топ через верх и бросает его на кровать.

— Ух ты, — повторяю снова. — Ты краснеешь.

— Я не краснею, я сияю! — восклицает она с улыбкой. — Твоя жена как только меня не обозвала, и, кажется, я готова заслужить каждое слово.

— Подожди, — она задирает мою майку, нежно гладит, отчего пресс напрягается сам собой. Сердце мгновенно разгоняется с полуоборота до максимума. Вероника сжимает мой стояк через джинсы, расстегивает пуговицу на ширинке. — Тихо, тш-ш, ты что? — останавливаю ее. — Малышка, чего вздумала? Завалить наше пристойное поведение сегодня?

— А что толку-то, все к тому идет. Днем раньше, днем позже…

— Нет, так не пойдет.

Она замирает, а затем отдергивает руки, будто ее ошпарили. Отскакивает от меня и прикрывает лифчик руками. Хватает с кровати кофту, крутит ее в руках, но в спешке никак не может сообразить, где лицевая сторона, а где изнаночная.

— Подожди, Веро, не обижайся, все хорошо. Детка, ну ты чего, — хватаю ее на полпути в ванную за руку, тяну на себя, а затем на кровать. Падаю на нее сверху. Отбивается, пытается выкрутиться, кусаться. В итоге прижимаю своим весом, держу крепко.

— Мне больно! — рычит.

— Что случилось? — спрашиваю строго.

— Тебе виднее. Ты ведь меня больше не хочешь.

— По мне видно, что я тебя не хочу? Ты бредишь сейчас?

Некоторое время мы часто дышим, глядя друг другу в глаза, потом она отворачивается и обиженно надувает губы.

— Я просто устала ждать. И эта сука… Боже, Егор, она столько мне про тебя наговорила! Я была в таком бешенстве, ты себе даже не представляешь! А еще я боялась, что ты примешь ее сторону. Что она разыграет перед тобой сцену — упадет в обморок или что-то такое, и ты кинешься ее спасать, обвинишь меня… Да твоя жена — терминатор! Я ночь не спала, переживала, а она утром выставила фото из бассейна, счастливая и здоровая, как лошадь!

— Тебе разве не все равно, что она делает и чем занимается? Веро, я уже договорился с адвокатом: ребенок рождается, тут же берем кровь на анализ, сутки уходят на получение результата, что я не отец, затем адвокат передает бумаги в суд. Все. Он мой хороший друг, грамотный специалист, я ему полностью доверяю. Гриша обещал, что из кожи вон вылезет, но за месяц разведет меня.

— А если ребенок твой? — спрашивает она. Я откидываюсь на кровати, она садится рядом.

— Ну, значит, буду говорить с Ксюшей. Если встанет в позу, то придется год подождать, но это ничего не значит. Тем более, я практически уверен, что он не мой.

— Откуда? — спрашивает она и впивается в меня взглядом. Становится не по себе.

— Интуиция, — отвечаю. Вероника склоняет голову набок.

— Слушай… ты извини, если я ляпну лишнего, но твоя уверенность в этом ставит в тупик. Поначалу я думала, ты так пытаешься меня успокоить, но недавно вспомнила… Я же прочитала несколько глав твоей книги, там герой рассказывает, что у него не может быть детей, — говорит она тише. — А ты намекал, что книга автобиографическая. Насколько много в ней тебя, Егор?

Я подтягиваюсь на руках, присаживаюсь. Отличный момент, скажи ей. Кивни.

Просто скажи ей правду, и ты обо всем узнаешь. Поймешь, стоишь ли в ее глазах того, чтобы пережить ради тебя скандальный развод и пройти через весь этот писец, который предстоит. Бракованный человек, серьезные отношения с которым — ошибка, трата времени. Ничего никогда не изменится.