Неприкосновенное сердце - Савицкая Анастасия - Страница 110

— Что ты думаешь, Адам? — осматривала я документы, смотря на стену. — Что ты думаешь по поводу спокойствия родителей?

— Я думаю, что им все равно, — нахмурился он. — Они просто счастливы, что их дочь вернулась.

— Ладно, а что ты думаешь на счет Майкла?

— Что ты имеешь ввиду?

— Его отношение к Стейси.

— Он счастлив, что малышка скоро родится.

— Я уловила запах, — склонилась я над столом, за которым сидел Адам.

— Какой запах?

— Твоего вранья, — прищурила глаза. — И сейчас, Майколсон, тебе не поможет ни один парфюм.

— Что ты хочешь от меня услышать, Ди? — засмеялся он. — Он был уверен, что она никуда не денется, а для Стейси, это как: «На старт, внимание, марш», — изобразил он кавычки.

— Знаешь, я думаю для них заниматься чем-либо, кроме секса, является диким. Странно находиться рядом и пытаться чувствовать себя нормально. Для них секс — норма, но быть друзьями — что-то из рода вон.

Адам поднимается с места и обходит стол, поворачивая меня к себе. Он останавливается напротив меня, и как только я собираюсь сказать, что сейчас не время, и мы на его работе, Адам приглушает мои слова, накрывая мои губы своими, грубо припадая к моему рту. Это именно тот поцелуй и те эмоции, от которого замирает дыхание. Мы все время играем в какие-то дурацкие игры, и я знаю, что не смогу выиграть ни в одну из них. Но правда в том, что, когда дело касается Адама, я не жажду победы.

— Моему боссу не нравится что ты тут, — говорит Адам с улыбкой мне в губы. — Но я сказал, что без тебя плохо работаю.

— Я бы с удовольствием всем нравилась, — смотрю ему в глаза. — Но в моем плотном графике нет места, чтобы лизать кому-то зад.

Адам знал, что я скажу что-то в этом духе, ведь изучил меня на все сто процентов. Он знал каждый мой взгляд, каждую реакцию и каждый жест. Он знал, какое у меня будет лицо в следующий момент, и без подсказок угадывал мое настроение, что бы ни происходило минуту назад. Мы словно вместе целую вечность и все, что между нами, в целом так давно.

Дверь внезапно открылась, и на пороге стоял начальник Адама. Я засмеялась, а Адам лишь повернулся к нему лицом и спрятал меня за свою спину, что рассмешило меня еще больше.

— Майколсон, сколько я должен говорить, что ее не должно тут быть.

— Она со мной, — ответил Адам. — Кроме того, это мое последнее дело, и именно Донна причина тому, что я все еще тут.

— Ты вернешься сюда, — стрельнул он в меня злым взглядом и хлопнул дверью с другой стороны.

— Если он хочет от меня избавиться, то может найти лампу с джином, загадать ему два желания, а на третье попросить выловить себе золотую рыбку, — видела я, как медленная улыбка расплывается по его лицу. — Затем загадает ей два желания, а на третье попросит вызвать старика Хоттабыча. Загадывает ему два желания, а на третье Конька-Горбунка, от которого напоследок получит цветик-самоцветик. И вуа-ля, — смеялся Адам, свернувшись пополам. — Никаких ограничений, — взмахнула я рукой, отходя от него. Нужно только найти джина, а дальше как по нотам.

Он смеялся, словно сумасшедший, и я поняла, что вернулась бы к нему, несмотря ни на что. В жизни каждого человека есть такие люди, и мы возвращаемся лишь потому, что рядом с ними чувствуем себя полноценными. Я чувствую себя с ним женщиной. Во всех сферах и смыслах этого слова. С ним я живая и настоящая, а не девочка, которую можно запугать или руководить.

Когда мы приехали домой, Оливия делала уроки, и я решила немного расслабить свой мозг, который вскоре вскипит, и залезла в ванную. Я никак не могла понять, в чем подвох. Как невинный ребенок может быть загадкой для всех? Теперь чаще всего в моей голове у меня мелькали мысли, что именно родители девочки всему виной. Когда я вылезла из ванной, то какое-то время смотрела на себя в зеркало, застыв. Я столько времени уже не уделяла ни себе, ни своему телу. У меня не сделан маникюр, и мои волосы нуждаются в хорошем парикмахере. Завернувшись в полотенце, я помыла ванную и как только собиралась выйти, Адам вошел в помещение, закрывая за собой дверь. Он улыбался и обнял меня за талию, поворачивая лицом к зеркалу. Я смотрела на наше отражение, и Адам сдернул полотенце, оставляя меня полностью обнаженной. Я вдыхала его восхитительный аромат, который исходил, кажется, от каждой частички его тела, и, убрав мои волосы с плеч, он обнажил мою слишком бледную кожу на шее. Адам вдыхал запах моего тела, и мое дыхание участилось. Я ведь каждую минуту желала его ничуть не меньше, чем он меня, просто чаще всего притворялась равнодушной по старой привычке. Адам слегка царапнул зубами мою кожу, прикусывая ее.

— Она слишком нежная тут, и я не хочу ее ранить.

— Я доверяю тебе, Адам, — ответила я, переплетая наши пальцы. — Я, кажется, полностью доверяю тебе.

Отношения невозможны без доверия. Нет, они, конечно, существуют, но невозможны. Я знаю, что доверила Адаму жизнь своего ребенка, свою жизнь и всех своих демонов. Я искренне делю эту жизнь с ним, и в какой-то из всех этих моментов поняла, что действительно все строится на доверии.

«В жизни очень важно уметь не переступать грань. Грань — это еле уловимая черта между страстью и ненавистью, уважением и унижением, упорством и наглостью, добротой и пофигизмом. Прогуливаться по ней любят многие, но далеко не все умеют удерживать равновесие».

— Я люблю твою грудь, Донна, — сжал он их в ладонях. — Я люблю каждый дюйм твоей безупречной кожи и люблю такую редкую уязвимость в твоем голосе. Ты превращаешь каждое мгновение в счастье, — взглянул он в мои глаза через зеркало. — Тебя словно создали специально для меня.

— Адам, — повернулась я к нему. — Я не хочу тебя пугать, но хочу еще детей. Не сейчас, но в будущем...

— С чего ты взяла, что пугаешь меня, Донна? — прервал он меня.

Я рассматривала его лицо, не отрываясь. Оно было безупречное. Его синева глаз, родные губы и идеально начертанный подбородок. Я до сих пор так благодарна, что он со мной. Мой пульс всегда учащается, когда я только думаю об этом человеке.

— В твоих глазах всегда есть капля страха, когда дело заходит об Оливии, не говоря о том, что будет, когда будет еще один ребенок. Именно теперь я поняла, что мне нужно больше, — провела я языком по нижней губе Адама. — Немножко больше.

— Ты думаешь, я боюсь? — хохотнул он, переместив одну руку на мою шею. — Я люблю тебя больше всего на свете, Донна, конечно, я боюсь. — Адам опустил голову и провел языком по моей шее. — Я люблю твою шею. И я люблю твое тело. Я знаю его лучше всего прочего на земле. Просто разреши мне быть с тобой на одном дыхании. Давай просто будем уже вместе без драм и прочего дерьма. Переедем до конца в новый дом, ты дашь мне разрешение на удочерение Оливии, и мы наконец-то поженимся. Мы так похожи...

— Ты чувствуешь дрожь? — положила я указательный палец на его губы, и Адам поцеловал его. — Я растрачу всю эту жизнь на нас. И да, мы похожи. В книге жизни я написала именно те главы, в которых говорится, о тебе, Адам, — смотрела я на отражение мужчины, которого люблю. — Почему-то, когда я полюбила, все остальное перестало иметь значение, и твоя любовь в то же время стала беречь меня. Я так люблю слушать твой голос, и ты — самое прекрасное, что я могу видеть во сне и наяву. Ты такой разный, и мне нравится, что рядом с тобой я всегда чувствую себя не только любимой, но и женщиной. Ты научил меня покупать билеты не просто в отпуск, а в вагон счастья. Ведь куда бы мы не отправились, ты видишь не только небо, но и знаки на нем из облаков. Ты всегда оборачиваешься на мой голос. У меня не было ничего счастливого в жизни. Никаких счастливых историй. Но с твоим приходом, все, что я делаю, и есть счастье.