Неприкосновенное сердце - Савицкая Анастасия - Страница 76

— Я любила тебя, мам, — прошептала я, вытирая слезы. — Я всегда буду любить тебя.

— Я знаю, милая, — услышала я улыбку. — Я знаю, Донна, но ты всегда будешь Картер, и я не смогу изменить этого, даже ценой своей жизни.

— Я говорила с ним.

— Я уже поняла это, но, знаешь, что бы ни подтолкнуло тебя к этому звонку, не смей думать о том, что не выберешься, Донна. Ты выдержишь.

Чарльз Буковский сказал: «Я слишком хорошо знаю свои недостатки, чтобы требовать взаимной любви».

Кажется, мое призвание — ломать и терять все хорошее, что случается со мной. Японцы называют это «икигай», что означает «то, что придает жизни смысл и заставляет просыпаться по утрам с радостью». Радостью тут, конечно, не пахнет, но кажется, что, что бы я ни делала, ничего надолго не задерживается рядом со мной, по крайней мере хорошее.

Я взяла телефон и позвонила ему, даже понимая, что, скорее всего, я попаду на голосовую почту.

— Донна, — услышала я голос Адама спустя два гудка. — Что-то случилось?

— Да, — сказала шепотом. — Я поговорила в первый и последний раз со своим отцом. И из всех людей, которых знаю, хочу именно тебе рассказать. Но самое смешное, что рассказывать нечего.

— Донна, все, что было между нами, не изменилось, но я просто не могу. Я не могу понять, как та женщина, которую я знаю, может так отличаться от той, которая есть на бумагах? Мне просто кажется, что я совсем тебя не знаю.

— Мне кажется, что я сама себя не знаю, Адам.

Я услышала женский голос из трубки Адама, и мое сердце разбилось.

— Кто там? Ты там с кем-то?

— Ты, — вздохнул Адам. — Всегда. Только ты. Я знаю, что твоя грудь быстро поднимается и опускается сейчас, и я хочу, чтобы ты сейчас была в моей постели. Голая. Я бы прижал тебя к себе, одной рукой сжимая твою шею, и притянул к себе поближе. Потом скользнул бы руками по твоей груди и начал бы двигать бедрами под ритм музыки, которую ты бы выбрала. Твое тело двигалось бы вместе со мной, Донна, и я бы воспользовался твоей беспомощностью и незащищенностью в этот момент. Ты бы делала все то, чего хотела больше всего.

— Ты все еще любишь меня? — почти задыхалась я. — Любишь?

— Я люблю тебя, Донна. Но я не верю тебе и все же хочу сделать все, чтобы защитить тебя.

========== Глава 14 ==========

Сегодня, когда мы вернулись в Нью-Йорк, я остановилась на пороге своего дома и осмотрелась. Живя в этом городе, ты каждый день встречаешь десятки красивых людей, и почти никогда счастливых. Когда ты постоянно смотришь на красивых, становишься невосприимчивой к этому, но побывав в Риме, я поняла, как мы отличаемся. У нас все время какие-то глупые проблемы, и мы не наслаждаемся. Наши женщины и мужчины пытаются выглядеть дорого и ярко. В смысле того, что что-то должно их выделять. Часы это или сумочка — не имеет значения, мы просто хотим перепрыгнуть тех, кто живет в соседнем доме, или того, кто только что случайно ступил не на ту улицу. В Италии все по-другому. Они красивы, но их красота не бросается в глаза. Они носят элегантные очки в черной или белой оправе и свободные брюки, в которых им удобно. Мало у кого идеальные белые ровные зубы и нет ботокса и автозагара на каждой возможной части тела.

Эмили осталась вместе с Брайаном в Риме, а у всех остальных не было причин, подобных ей. Я наблюдала за ними, и они были словно воздух друг для друга. Кажется, нет вещей, которых они друг другу бы не простили. Они были друзьями, любовниками, и порой у меня появлялись мысли, что Брайан играет за другую лигу. Нет, ну сами подумайте, разве может натурал так хорошо понимать женщину? Даже когда он ее любит.

И вот открыв дверь квартиры и держа свою дочь за руку, я решила, что, наверное, стоит начать что-то менять. В конце концов, мне уже не двадцать, и моложе я не стану. Нужно разобрать свою жизнь. Минимум на книгу, в крайнем случае — на цитаты, и наконец выбросить ненужное. Оливия пошла распаковывать свои вещи, а я открыла свой банковский счет и связалась с риелтором и Стейси, предупредив, что приеду.

— Оливия, едешь со мной?

— Куда? — спросила меня девочка.

— К тете Стейси. Мне нужно с ней поговорить.

— Я бы хотела остаться дома, — ответила она осторожно. — Можно?

— Конечно, — поцеловала я ее в щеку. — Еды нет, но есть фрукты и заготовки в холодильнике, которые можно разогреть.

— Донна, — улыбалась Оливия. — Иди, я не маленькая.

Я помню, как мы летели с ней впервые в Нью-Йорк на вертолете, и она всю дорогу держалась за меня, словно я была спасательным кругом этой девочки. Когда мы взлетели, она схватила первое, к чему могла дотянутся, и это была моя нога. Она сжала ее так сильно, смотря на меня испуганными глазами, и я тут же подвинулась поближе, сжимая ее в объятьях. Не знаю, помогала ли ей моя близость, но я чувствовала тогда что-то совершенно незнакомое мне до этого. Мое сердце так громко стучало, и я шептала ей лишь: «Дыши». Я знала, что Оливия моя с тех пор, как мы пришли в дом, где она жила, пока ее не забрали. И дело совсем не в биологии, я просто почувствовала своего ребенка.

— Ты вышла из такси для того, чтобы сесть в машину спустя двадцать минут и приехать ко мне? — были первые слова Эс, когда она открыла дверь.

— И тебе привет, — закрыла я ее за собой. — У меня к тебе предложение.

Я прошла в кухню и открыла холодильник, доставая сок. Я взяла стакан и присела за стол.

— Я посмотрела свой банковский счет.

— День становится все интересней, — пристроилась Стейси напротив, усмехаясь. — Приехала поплакаться?

— Нет, но у меня предложение. В доме Эмили продают пентхаус, и так как мы с тобой обе живем или будем жить с дочерями, ты не хочешь сменить дислокацию?

— Ты хочешь, чтобы мы продали наши квартиры и переехали в пентхаус? — засмеялась подруга. — Тебе не кажется это слишком лесбийским?

— Так что ты думаешь? — игнорировала я ее иронию.

— Я думаю, что как бы ты ни пыталась, ты не сможешь жить со мной. Я рано ухожу и поздно прихожу. Я шумлю, занимаюсь боксом и разговариваю по телефону лексиконом, который Оливия не поймет. Кроме того, ты все ровно вернешься к Адаму, и мы обе об этом знаем. Он любит тебя и Оливию. Вы его семья, Ди, и тебя такой счастливой, как с ним, я не видела никогда.

— Ты убеждаешь в этом меня или себя?

— Я не знаю, — забрала подруга у меня сок. — Мне кажется, я совсем не готова быть матерью.

— Ладно, тогда я придумаю, что-то другое, но ты уже начала делать детскую?

— Я не знаю, с чего начать, — появились слезы в ее глазах. — Моя жизнь всегда была не такой, как у многих, но то, что я чувствую, не могу сравнить ни с чем, что было до этого. Я просто надеюсь, что с рождением Эстель вылечусь. Я знаю, что веду себя, как сумасшедшая, — хмыкнула она, делая два вдоха и выдоха. — Будущее, которое я себе представляю, такое непонятное и размытое, и меня никто никогда не ставил на первое место. Существует миллион причин, почему я должна ненавидеть Майкла, но с ним все по-другому. Он сделал так, чтобы я не просто полюбила его, я привыкла к нему. Но затем он исчез, и я разбилась на кусочки.