Неприкосновенное сердце - Савицкая Анастасия - Страница 91

— Хорошо, — сказала Эбби. — Мы должны все рассказать, потому что я тоже хотела бы, чтобы мне рассказали.

— Но давайте сначала приедем домой, — добавила Долорес.

— И купим бутылку вина, — усмехнулась Ева. — Ну и сок, — подмигнула она Стейси.

«Уникальность всегда идёт рука об руку с одиночеством». Джефф Нун.

Я не хотела разговаривать или пить. Я не знала этих людей, и мне, откровенно говоря, было не комфортно. Так что я прилегла на кровать Эмили и смотрела в потолок. Я не могла понять, почему они все молчали. С одной стороны, чем меньше ты знаешь, тем легче тобою управлять, но какая выгода им держать меня в неведении? Людей не всегда обедняет кровь, мировоззрение и общие вкусы. Порой это одинаковые пороки и желание сбежать. И это, я думаю, держит их гораздо прочнее, чем что-либо.

— Ты собираешься остаться тут навсегда? — спросила Эмили, войдя в комнату.

— Да, — не смотрела я на нее. — До вечера так уж точно.

— Тогда подвинься, — пристроилась она рядом. — Знаешь, я слышу твои мысли, и скажу, что хуже неудобных туфель могут быть только сопливые мужчины.

— Ты счастлива со своим мужем?

— Да, — увидела я ее улыбку. — Я — та, ради которой он пойдет на все.

— Судя по всему, мне тоже нужно найти того, кто полюбит меня.

— Ты уже нашла, Ди. И прямо сейчас он любит тебя и твою дочь больше всего на свете.

Я всегда любила ночной город, и когда все уснули у Эмили, я надела куртку и пошла гулять по городу. Я понятия не имела, куда иду и где окажусь в конечном итоге, но знала, что мне нужно просто двигаться. Я шла какое-то время, пока не села на скамью, наблюдая за течением реки. Улицы были пусты, и был слышен лишь отдаленный смех каких-то подростков.

Есть чувства, которые причиняют дискомфорт, боль и даже вредят жизни. Они разрушают отношения, внутренний комфорт, уверенность и мотивацию к поступкам. В мире нет ничего идеального. Это попросту невозможно. Но жизнь находит множество способов помочь нам в самоисследовании и стремлению к счастью. И один из них — мужчина.

Интернет. Очень интересная вещь. Там есть имена, адреса и самое главное — навигация. Я вышла на дорогу и словила такси, говоря адрес дома, в котором раньше бывала, наверное, множество раз. Приехав на место, расплатилась с водителем и быстрым шагом направилась в дом. Спустя несколько минут я уже выходила из лифта, нажимая на дверной звонок несколько раз. Адам открыл дверь, явно прерванный ото сна, и уставился на меня в непонимании.

— Где моя дочь?

— Донна, — покачал он головой.

— Я хочу видеть свою дочь, — оттолкнула я его, входя в квартиру, и осматриваясь.

Я открывала двери комнат, которых было не мало, и как только собиралась кричать, из комнаты вышла девочка.

— Оливия, — прошептала я тихо. — Привет.

— Привет, — чуть смутилась она. — Ты помнишь меня?

— Нет, — чувствовала я подступающие слезы, подходя к ней. — Но ты мой ребенок. Я это чувствую, — присела я на колени, держа малышку за талию. — Я столько всего, наверное, хотела бы тебе сказать, но я не помню того, что сделала. Но ты моя дочь, Оливия. У тебя мои глаза, и я так тебя люблю. Я не помню этой любви, но чувствую ее. Я хочу, чтобы ты жила со мной. Я хочу гулять с тобой, делать уроки и просто быть рядом. Я хочу смеяться с тобой и греть молоко вечером. Просто кажется, когда ушел весь мир, у меня осталась лишь любовь к тебе, и больше я не позволю чему-либо отнять тебя у меня. Только позволь любить тебя. Потому что я, твоя мама, очень люблю тебя, — она прильнула в мои объятья, сильно сжимая меня своими маленькими ручками. — Я очень люблю тебя.

Эта девочка заставляла любить себя каждой клеточкой своего тела. Я хотела чувствовать ее запах, присущий только ей одной. Слышать ее смех. Я хотела начинать и заканчивать свой день этим ребенком. Я все сделаю для нее. Та Донна, которую я помню, всегда делала все ради людей, которых любила.

Когда я снова взглянула на Адама, поняла, что, должно быть, он оделся для фотоссесии. Он выглядел потрясающе и пах также потрясающе. В его глазах скрывалось столько тайн. И еще он был слегка небритый. Хотя зачем бриться, если ты и так выглядишь как бог?

— Мам, — сказала Оливия. — Я пойду спать.

— Иди, моя девочка, — поцеловала я ее в щеку, вытирая слезы. — Спокойной ночи.

Я снова взглянула на Адама, и он смотрел на меня, словно по моим движениям мог увидеть мои мысли. Я действительно верила, что могла любить этого человека. Судя по тому, что я слышала о себе, я стала совсем не той девушкой, которую я помню. Я стала сложной и молчаливой, и выбору мужчин, с которыми за эти года я была вместе, можно «позавидовать». Я не гналась за штампом в паспорте, хотя уже имела дочь. Адам, судя по всему, сильнее меня. Сильнее той, другой меня, и может быть, именно поэтому я и полюбила его? Я стала достаточно умной, чтобы не делать над собой усилия и не принимать любого мужчину, который имел бы хорошие манеры. Зачастую общество не принимает женщин-одиночек и еще меньше — матерей-одиночек, не принимая во внимание, что именно это заставляет их быть сильнее. А исходя из наличия силы женщины, вытекает в большинстве случаев ее одиночестве. Но почему Адам принимал меня? Почему он принимал мою силу и независимость?

— Слушай, я тебя не помню, — сказала я, смотря на него. — Я не помню даже твоего запаха. Но, кажется, моя дочь любит тебя, и если ты все еще хочешь меня, то я готова.

— Донна, я...

— Нет, я не хочу всей этой драмы. Правда. Не хочу выяснять, спал ли ты с кем-то за это время или нет. Я не хочу знать, почему у нас все было так сложно. Можем мы сразу перейти к той части, где я буду носить твою футболку, печь блинчики по утрам в новом доме и возвращаться с любимой работы, встречая свою дочь из школы. Я буду согласна отпустить тебя, как только ты сам этого захочешь. Но так уж случилось, что я плохая мать, и мне нужно это исправить.

— Моя спальня свободна, — улыбнулся Адам, хотя его улыбка показалась мне ненастоящей.

— Ты нервничаешь? — нахмурилась я.

— Ты была моей, а потом та ты, которую я знаю, исчезла. Ты сказала, что не хочешь больше видеть меня, а теперь появляешься на пороге дома и говоришь, что хочешь практически семью, — прошелся он рукой по своим волосам. — Я нервничаю, Донна. И я просто не успеваю за тобой.

— Знаешь, — подошла я к Адаму ближе. — Не знаю, какой ты меня знал, но я немного странная, — усмехнулась, качая головой. — У меня сложный характер, и иногда меня трудно понять. Я могла долго молчать?

— Сутками, — притянул Адам меня к себе за талию.

— На самом деле, то, что помню я — это редкое молчание, — отошла я назад. — Какая комната?

— Третья по коридору, Донна Картер.