Лжедмитрий. Игра за престол (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 34

- Странно… странно… Может быть, ты осваивал языки? Ну, английский, понятно, тебе не разрешали учить. А… хм… - и Дмитрий начал задавать фразы на разных языках. Английский, немецкий, французский и испанский он знал довольно свободно, пусть современные. На латинском и греческом мог с горем пополам читать-писать, ну и объяснятся, если не спешить и не ругать за дурное произношение. По одно-две фраз же он мог выдать на целой прорве языков, как и, пожалуй, большинство образованных людей XXI века. Вокруг ведь слухи с половины мира вертятся. Волей-неволей запомнишь тут оборот, там фразу. Так что в дело пошло и китайское приветствие. И немного арабского мата. И чуть-чуть милых японских гадостей. И фрагмент из знаменитой «финской польки». И даже пара строчек из шведской песни группы Sabaton. Но все тщетно. – Может быть польский язык?

- Он не знает польского языка, - произнес откуда-то с боку женский голос. Дмитрий обернулся на звук и замер, побледнев и расширив глаза от ужаса, охватившего его.

Все дело в том, что Дмитрий за то время, что провел в XVII веке, уже как-то свыкся с тем, что это обычное прошлое. Как он туда попал? Не понятно. Поломав немного голову, он пришел к выводу, что сведений для каких-либо оценок недостаточно. Поэтому принял как данность и стал жить дальше. Будучи человеком весьма приземленным и даже в какой-то мере циничным, он мог позволить себе смотреть на мир трезвым взглядом. То есть, «потыкав пальцем» окружающие его реалии, пришел к выводу, что они существуют по совершенно обычным, стандартным законам мироздания. Ни магии, ни мистики, ни чудес. Единственный слабый момент в его выводах был он сам. Не только попал в прошлое, но и оказался удивительно похож на царя. Вероятность такого события казалась ему невероятно малой. Но она была и ни в каком волшебстве в общем-то не нуждалась.... И тут он встречается с женщиной, визуально практически не отличимую от героини компьютерной игры! Даже голос! Даже мимика!

«Непостижимо!» - подумал Дмитрий. – «И что дальше? Забредет пьяный Дамблдор и, вручив волшебную палочку, потребует явиться в Хогвартс, учебу в котором он так усердно прогуливает? Или может Леголас в костюме стрельца принесет донесение о нападение штурмовиков Дарт Вейдера на Холмогоры, где архиерей с милейшим именем Россомаха держит оборону из последних сил? Бред! Бред! Бред! Этого не может быть потому что не может быть!»

Внешне же та буря эмоций, что охватила его, проявилась в виде простого и банального ужаса. Словно он открыл дверь на улицу и обнаружил там всего лишь ад.

- Йеннифэр? – Каким-то глухим, могильным голосом спросил Дмитрий, пытаясь выиграть себе хоть немного времени на выстраивания новой модели поведения. Ведь если это она, если волшебницы из франшизы «Ведьмак» оказались реальностью в этом мире, то, как ему быть? Что ему делать дальше?

- Нет, - произнесла и мягко улыбнулась эта молодая женщина. - Марина.

- Это хорошо, - после секундного замешательства сказал Дмитрий, приходя в себя на глазах. Секунда. Другая. Третья. И вот он уже такой же, что и раньше. Другое дело, что все окружающие для себя отметили факт существования женщины, которую царевич безумно боится. И зовут ее Йеннифэр, и, скорее всего, она полячка. – Так ты говоришь, он не знает польского языка?

- Да, когда он пришел к моему отцу, то польского языка не разумел.

- Твоему отцу? – Рефлекторно переспросил Дмитрий. А в это самое время у него в мозгу что-то щелкнуло и встало на свое место. Но ее же не должно было быть в воинском лагере. Хотя… здесь уже все довольно сильно изменилось. Сигизмунд вон тоже, не должен был в 1605 году подходить к Смоленску. Да и ни о каком царевиче Василии речи никто не вел. – К Ежи Мнишеку?

- Именно так, - чуть поклонившись, ответила она.

- Итак, - повернулся Дмитрий к Василию. – Пока все говорит о том, что ты бывал только в Польше. Да и то – набегом и совсем не малышом. Можешь что-то добавить? Возможно что-то что мы должны знать?

- Я… - начал он и осекся.

- Подумай хорошенько. Если ты был в других странах, то, наверное, видел что-то необычное. Ну, там Великие пирамиды Гизы или Сикстинскую капеллу? В любой державе есть что-то запоминающееся.

- Я не был в других странах, - еле слышно произнес Василий, коря себя за то, что не смог должным образом проработать легенду. Ни языка, ни знаний. Удивительно даже, как остальные поверили. Или он был им просто нужен для чего-то? Притворялись? Да! Они все притворялись, что считали его царевичем. Он прошелся взглядам по людям в помещение. Все они смотрели на него со смесью усмешки и презрения. И особенно Марина. Василий сглотнул, подошедший к горлу комок и продолжил. - Меня воспитывала мать моя Анна Алексеевна, урожденная Колтовская. Сначала при монастыре, где и родила уже постриженной в монахини, а потом, после того как Федор Иванович пожаловал ей деревню, то там.

- Читать-писать-то умеешь?

- Да, но плохо. Устный счет знаю. Молитв много наизусть. Меня учили братья-монахи. Как могли.

- Ничего не скажешь, глубокое образование, - тяжело вздохнув, произнес Дмитрий. - А почему ты решил, что ты сын Ивана Васильевича? Мама сказала?

- А кем я еще могу быть? – Вскинулся Василий. – Она была царицей… и родила меня после жизни в браке с Иваном Васильевичем. По срокам все сходится.

- Ты упустил важную деталь. Дело в том, что по какой-то причине Иван Васильевич, не прожив с ней и полугода, заточил ее в монастырь. Зачем он это сделал?

- По навету, как сказывают, Малюты Скуратова.

- Ты, вероятно, не знаешь. Но Иван Васильевич всех своих жен очень любил. Даже полюбовниц и то не оставлял без внимания. Даже потеряв интерес все одно помогал. А по смерти вклад делал для должного погребения. Скуратов-Бельский же, прозванный Малютой, хоть и был безмерно жесток. Но предан. Как собака. До последнего вздоха. И он бы никогда не попытался лишить Ивана Васильевича семейного счастья, которого тот так жаждал. Сам подумай. Жены мрут как мухи на морозе. Дети, если и выживают, то дурачками слывут из-за того, что их матерей травили, пока те вынашивали плод. Мать свою и отца он потерял в детстве, опять же от отравы. Он был один. Совсем один. Вокруг либо прихлебатели, либо враги, либо дураки, либо служаки. Ни одной родной души. Ему было плохо. Очень плохо. Он бы никогда не оставил женщину с его ребенком по чреве.

- Тогда что?! Почему он оставил нас с матерью!

- Вот это, - достал Дмитрий несколько листов пергамента, - устные портреты приближенных, что сопровождали Ивана Васильевича во время его поездки в Новгород. Писаны они патриархом со слов видаков, знавших их лично. Особого внимания, я думаю, заслуживает вот этот человек. - Сказал царевич и зачитал описание крайне близкое к внешности Василия. – Думаю, ты понимаешь, что если ты не похож внешне на маму и папу, но удивительным образом напоминаешь соседа, то….

- Нет! Нет! Нет!

- О да, - улыбнувшись, произнес царевич. - Иван Васильевич был очень милосердным царем. Ведь за измену он мог и на плаху твою мать отправить. Даже с тобой во чреве. Но ты ведь все знал. Верно? Твой настоящий отец нередко навещал Анну Алексеевны и, иной раз, гостил подолгу у вас. Монахи говорят, что общался с тобой. Даже подавал челобитную Федору Ивановичу на признание тебя сыном. Правда ему отказали…