Сидни Чемберс и кошмары ночи - Ранси Джеймс - Страница 54

— Это дало бы верующим несправедливое преимущество.

— Но у них оно и так есть. Хотя бы возможность жизни после смерти.

— Возможность открыта для всех. Англиканская церковь не гонит от себя потенциальную паству.

— Даже Картрайта?

— Нет, если он раскаялся. Как вы считаете, Картрайту все сойдет с рук?

— Мы мало можем ему предъявить, — ответил инспектор Китинг. — Репетиция свадьбы — единственное доказательство его преступных замыслов. Ему сейчас и без нас придется многое улаживать. О ком я действительно беспокоюсь, так это об Аманде. Вы с ней говорили?

— Дженнифер сообщит мне, когда она будет готова.

— Видимо, это надолго отобьет у нее желание общаться с мужчинами. Не скоро теперь затеет новое приключение.

— Не сомневаюсь.

— Значит, теперь у нас остаетесь только вы. Когда едете в Германию?

— В следующем месяце.

— Разберитесь уж там побыстрее. А то у вас как-то все затянулось.

— Знаю, Джордж.

Сидни поднял голову и заметил у стойки Невилла Мелдрама. Тот жестом просил бармена снова наполнить его кружку.

— Не понимаю, почему я чувствую неуверенность в этих делах? Но сейчас вижу, что к нам собирается присоединиться мой друг — знаменитый физик. Он не любит подобного рода обсуждений. Свято верит в право на частную жизнь.

— Но должен бы удивиться тому, как все обернулось.

— «Удивиться» — странное слово. Не правда ли? — Сидни увел разговор в сторону от Хильдегарды. — Когда мы говорим «удивиться», то имеем в виду мыслительный процесс. Но это больше, чем мысли. Это то, что испытывали пастухи при рождении Христа. Или Его ученики при сошествии на них Святого Духа. Изумление — когда мы имеем дело с тем, что намного выше нашего понимания, оно дано нам во всем великолепии в качестве дара вечности. Боюсь, мы забыли, что такое настоящее удивление, и чем больше миримся с узкими рамками своего существования, тем меньше удивляемся. Сродни тому, как менялся смысл слова «страх». Теперь это лишь испуг, но когда-то был еще благоговейный страх, переполнявший людей восторженным трепетом.

— Я бы удивился только одному: если бы кто-нибудь вдруг сейчас прислал мне бесплатную кружечку пива. А на бесплатную проповедь уж никак не рассчитывал.

— Считайте, что получили за счет заведения, — улыбнулся Сидни. — В отличие от того, что наливают нам в кружки.

Вернувшись домой, он почувствовал себя уставшим и обрадовался, что рядом никого не оказалось. Леонард молился в Лондоне, а миссис Магуайер ушла, оставив ему картофельную запеканку с мясом. Только Диккенс ждал его с нетерпением. Сидни предвкушал, как можно расслабиться и, дав отдых ногам, послушать джаз и перечитать письмо от Хильдегарды, которое пришло тем утром.

Стал накрапывать дождь, но Диккенса все равно надо было вывести из дому. Во время короткой прогулки по лугам Сидни размышлял о том, что для него значит Хильдегарда. Нельзя упускать возможность, решил он. Август наступит еще не скоро.

Вернувшись, он удивился, увидев перед входом в приходской дом машину с работающим мотором. Когда он приблизился, ему навстречу вышла женщина. Это была Аманда.

— Я ненадолго, — произнесла она. — Еду навестить друзей в Норфолке. Надо какое-то время побыть вдали от Лондона. Приехала извиниться. Мне не следовало сердиться на тебя.

— Прости за то, что я сделал.

— Когда ты все понял? — спросила Аманда.

— Пришлось провести кое-какое расследование.

— В «Савое» ты уже знал?

— Нет, но подозревал.

Аманда провела ладонью по щеке, стараясь удержаться от слез.

— Почему сразу не сказал?

— У меня не было доказательств.

— Но ты же всегда бываешь прав.

— Казалось, что мной движет моя идиотская ревность. Будь добра, зайди.

— Нет. Я в растрепанных чувствах и не в лучшей форме. — Аманда не могла смотреть приятелю в лицо. — Лучше поеду дальше.

— Чего-нибудь конкретно хотела?

— Нет, только извиниться. Мама сказала, что нужно, и я тоже понимала. Это все мое упрямство.

— И меня прости. Не желаешь рюмочку?

— Нет. Не могу. — Аманда колебалась. — Знаешь…

— Что?

— Ничего. Язык не поворачивается.

— Мы же друзья. Нет ничего такого, чтобы мы не могли сказать друг другу.

— У каждого из нас есть очень сокровенное.

— А… — пробормотал священник. — Сокровенное…

— Вот что я подумала… — произнесла она. — Понимаю, что несу чушь и ты сочтешь меня сумасшедшей… А что, если ты женишься на мне? Не в религиозном смысле. В романтическом — будем мужем и женой.

Если бы ее предложение прозвучало десять лет назад, это был бы самый волнующий момент в жизни Сидни. Но теперь, после стольких событий…

— Аманда, — промолвил он, — сейчас не время для подобных разговоров. Ты перенесла ужасное потрясение.

— А может, мне это было нужно? Ты единственный человек, который меня понимает.

— Не уверен.

— Совершенно не умею выбирать. Всегда считала тебя порядочным человеком, но почему-то вообразила, будто ты недостаточно для меня хорош. Речь о таких идиотских вещах, как деньги и положение — они сыграли со мной злую шутку. Я упустила свой шанс. Ты же любишь Хильдегарду?

— Да, — ответил Сидни. — Люблю.

Он впервые признался в своем чувстве. Прежде не говорил о нем ни себе, ни другим, а теперь произнес вслух и отрезал пути назад. Аманда посмотрела на него в упор:

— Но ты всегда будешь любить и меня?

— Конечно.

— Пока нас не разлучит смерть?

— Да, Аманда: всегда, пока нас не разлучит смерть.

Она махнула ему рукой, с которой так и не сняла перчатки. Темный профиль Аманды выделялся на фоне вечернего неба.

— До свидания, Сидни! — Она открыла дверцу автомобиля.

— До свидания, Аманда, благослови тебя Господь!

Дверца хлопнула. Сидни ждал, пока машина не скрылась в темноте. Он посмотрел на луну и не сразу понял, что плачет.

Сидни три года не был в Берлине. Восстановительные работы в британском секторе шли полным ходом, а на Курфюрстендамм и вокруг вокзала «Зоологический сад» с такой скоростью, что эта часть города приобрела футуристический вид. Он еще помнил разговор с братом Хильдегарды Маттиусом — тот был журналистом и описывал жизнь берлинцев сразу после войны: люди босиком разбирали завалы, собирали на дрова любые деревяшки, рылись в подвалах в поисках еды, отрывали пуговицы с одежды мертвых. Это был совершенно иной мир — мир побежденных. Но теперь город стирал недавнюю историю, и из руин поднимались здания из стекла, стали и бетона.

Сидни остановился у Хамфри Тарнбулла, викария церкви Святого Георгия в британском секторе, и предвкушал две недели, которые проведет с Хильдегардой. Приход находился на Варнен-Вег в районе Шарлоттенбург в десяти минутах ходьбы от Клуба британских офицеров и магазина военно-торговой службы Великобритании. Сидни понимал, что Хамфри, как всегда, в обмен на бесплатный кров переложит на него кое-какие дела, чтобы самому несколько дней отдохнуть. Предстояли также чаепития, коктейли и официальные обеды. Комендант британского сектора Рон Делакомб и его адъютант Тристрам Хейверс прокатят его по городу в «Мерседесе». И в результате Сидни опасался, что не сможет провести с Хильдегардой столько времени, сколько хотелось бы.