Цветочек аленький (СИ) - Шишкова Елена - Страница 17

— Он то верен. — И собрав всю волю, что богами Ольге дана, взмахивает мечом женщина, слова ссудные произнося:

— За измену, предательство, и желание сына моего Улеба с пути верного в пучины склонить. За возвышение дела своего выше слова княжеского воевода Владимир головы своей лишается здесь и ныне рукою моей. — С последним словом, сносит княгиня с плеч голову буйную молодцу ратному. — Другим примером пусть будет. Имея многое, делись с ближними, более получить не пытаясь. А коли большего, чем имеешь, желать станешь, так без медяка и останешься. Хорошо если голову на плечах удержать сможешь. Ярополк, ты вожжи правления дружиной возьми, да помни участь воеводы предшествующего.

С тем Ольга удаляется, оставив мужчин думы думать, да версии строить. Мужик-то только кажется суровым да молчаливым, а как языком чесать начнет, так хуже бабы в день ярмарки. Княгиня еще из виду удалиться не успела, а средь воинов слух идет, что не люб в делах ночных Владимир Ольге стал, за то и порешила его женщина. Другие далее придумывает, что, мол, с бабою другой княгиня воеводу поймала, да за измену головы их себе и забрала. Так и теряется правда меж сплетен да домыслов, с той поры кого не спросишь в Киеве, все ведают, что любовников неугодных Ольга мечом рубит.

Да только княгиня, о своей участи не подозревая, в лес уходит, одиночества ища. Тяжко бремя с любимым распрощаться, еще тяжелей самой на смерть его отправить, дланью карающей став. Садится Ольга у ручья, успокоения в воде ледяной найти пытаясь, кровь с рук и с лица смывает. По девичьи рыдать хочется, да слез не осталось, все выплаканы. Кем стала она, девчонка рыжеволосая. Где задор глаз смешливых? Где веселье голоса звонкого? Была девица-красавица, да и верно матушка сказала — издохла вся. Проклинает Ольга папоротник, за жизнь свою тяжкую. За вдовство раннее, за выбор меж сыновьями, за кровь, что на руках пятном не смываемым. Одним вопросом княгиня задается, могла ли иначе пойти? Другие решения принимать? Верен ли путь выбранный ею? Аль как с крови правление свое начала, так кровью его и кончит?

Тоской сердце терзая, не замечает княгиня, вновь вдовствующая, как от стволов еловых тенью зверь отделяется и, с лапы на лапу перемежаясь, к Ольге направляется. Встрепенувшись, видит женщина, что медведь уж за спиною стоит, смрадным дыханьем ее кожи нежной касаясь. И крик страха в глотке застревает, в тишь леса, так и не вырвавшись. Смотрит княгиня в очи лесного хозяина, да не видит в них безумие зверя дикого, словно человек глядит, из-под бровей седых.

— Испужалась, дочка? — Медведь усмехается, на валун, кряхтя по-стариковски, присаживаясь.

— Напугал ты меня, Велес. Смерти моей либо ищешь? Да впусте все, крепка я духом, что б до сердца пугаться.

— Чего томишься вновь? Аль не люба поляна моя дивная? — Медведь лапой окрест проводит, что б показать, как чудна и прекрасна местность, где баба горю придаваться удумала. — Как к лесу не явишься, так все слезами мне траву поливаешь. Не сезон ныне воду пускать. Хотя, коль хочется больно, вон к грибницам сходи, а то по иссохлись за лето больно. — Лицом хоть Велес и серьезен, да очи черные смеются, княгиню краснеть заставляя.

— Ты коли злить меня словами острыми пришел, так ступай туда, откуда явился, не яри меня! — На старика рукой махнув, Ольга вновь к ручью отворачивается, с тоской замечая, что настроение плаксивое ушло куда-то и облегчить сердце слезами более не можется.

— А коли взъяришься? Неужто и деда старого мечом приголубишь? — Усмехается медведь да колени лохматые лапой когтистой поглаживает. — Целям следуя, бойся Встречника* на пути своем, ибо ищет он тех, кто отбился от правды, душой зачерствев.

— Слова твои мудры, да где совет в них? Где польза? Встречником пугать вздумал, да что мне до сего? Сама себе хомут на шею надела, сама в телегу впряглась, а ты словами погонять вздумал? Не бывать тому. Чужим умом жить — человеком не стать.

— Да нет в тебе человека уж, всего загубила. Каленым железом выжгла душу из тела. — Качает головой Велес, беде княгини сочувствуя.

— А коли нет, чего с правдой своей лезешь? Зачем сердце бередишь? — Ольга, разговором утомленная, в отчаянье головой качает. — Легко говорится, когда о чужой рубахе речь держишь, да тяжко делается, когда дело своей коснётся.

— Не хочешь ты старика слышать, а я добра тебе, дочка, желаю. Пусти обиды свои и чаянья в воду, пущай дурное с ней уйдет. Время раны залечит, сможешь вновь весне радоваться, крылья лебяжьи распустить, да в небо ринуться. А коли смерть подле себя сеять будешь, так на всходы потом не пеняй.

— Уж посеяла все, что дадено было, только ждать и осталось. Ты иди, дедушка, не тревожь мои раны, нет покоя тому, кто в безумие впал. — С тем уходит Ольга с поляны лесной, покой места этого потеряв, назад не оглядываясь. А коли взгляд бы на миг вернула, то узрела, как зверь косматый, в старичка обратившись, с тоской головой седой качает.

В терем воротившись, княгиня сына старшего кличет для разговора тяжелого.

— Молодец ты, Улеб, что ко мне пришел, разговоры дурные не слушая. Я подумала, что пора тебе мудрость отцовскую принимать, да Руси служить. Поступаешь в дружину, пока рати не наберешься, Ярополк тебе и отцом и братом и воеводой будет. А как восемнадцать весен минет, так военную премудрость познав, поедешь в Новгород на княжение. Ежели, есть, что возразить мне, сейчас говори, недомолвок в сердце не тая.

— Покорен я воле твоей, матушка. — Улеб голову склоняет, благословение принимая. — Хороша участь, чего б не принять?

Ольга, сына по голове потрепав, в покои свои уходи, Переславу по пути кликнув.

Вот и минуло с той поры две весны, вот и пора князю молодому Киев покидать в Новгород путь держать. С лица Ольга спала, похудев, да подурнев за дни те, что сердцем мучается, сына в путь дальний снаряжая. Только Улеб, предвкушением тешась, ходит радостный, да гордый, дружину, что с ним поедет, проверяя. Княгиня, сына на прощание оглядывая, подмечает, как исхудал он за время тренировок тяжелых, как жилы под кожей, ветрами выдубленной, бугрятся. Трудно ученье Улебу было, да коли Род в помощи не откажет, легко в княжение придется.

— Будь смел и храбр, сын мой. Храни в сердце милость, в душе камень. Единожды простив, второго шанса не давай. Один раз глаза закрыть — то силу прощенья казать, дважды — глупость. Жены не заводи, покуда у Святослава наследника нет, ибо нет предательства страшнее, чем кровь родную под удар поставить. Злых языков не слушай — отсекай, чтоб дурное не болтали. Подати по мере собирай, не яри народ, не бери больше сговоренного. Помни где дом твой, не меняй на пришлых тех, кто правом рождения семьей зовется. Храни тебя Перун! — Последние наставления сыну давая, княгиня его в щеки целует да в путь с миром отправляет.

Скачет Улеб, лицом ветер теплый встречая, ароматом сырой земли упивается. И коли спросит кто, чем пахнет воля для сердца юного, не задумываясь, скажет, что листвой палой, да травой полевой. Рядом с княжичем, поводья в руках перебирая, скачет дружинник Лютобор, воеводой в полк к Улебу назначенный.

— Гляди, Лют, как прекрасны земли наши, которым я ныне хозяин! Как богаты поля и дремучи леса! Неужто, не чуешь, свободой веет, никто не указ мне с сих пор и на века! — Кричит Улеб воеводе, волей опьянённый, словно меда чарку выпивши.

— Погодь кичиться свободой своей, княже. Покуда народ тебе в ноги не кланялся, нет власти твоей в сих землях. Примут тебя, да все равно, что Ольга прикажет, то делать будешь, а коли противиться надумаешь, ждет тебя судьба хуже, чем отца твоего настигла. — Лютобор не спешит радость Улеба разделить, сомненьями терзаемый.

— Все то, ты, Лют, токмо мрачны стороны видишь. Не станет Ольга меня властью своей давить. Будто мал я и не ведаю, что из сердца меня она вырвала, в земли Новгородские сослав. Горькой костью я в горле княжества. Вроде первенец, да не сын, а пасынок. Был отец бы жив, может в Киеве княжить мне, а так… эх! — Залихватски рукой махнув, княжич коня пришпоривает, в горячке скачки, не сразу приметив, что на проселочную дорогу красна девица с коромыслом в руках, выходит. Идет дуреха, по сторонам не глядя, думам своим отдается. Не успевает Улеб остановиться, лишь бег конный замедлив, уздцы на себя тенет, да кричит, голосом не своим, что б посторонилась, глупая. Конь на дыбы встает, поворот резкий сделав, крупом девицу таки цепляет. Княжич вперед Люта спешивается, да к молодухе бежит. Та в пыли дорожной лежа, глазами испуганными лупает, руки, в помощь протянутой, не видя.