Тьма надвигается с Севера (СИ) - Шкиль Виктория - Страница 16

* * * *

Проснулся Феранор на восходе солнца, когда городские крыши только окрасились рассветным золотом, а на городских стенах происходила смена ночной стражи, возвещавшая о себе громкими ударами в большой медный щит. В эти тихие утренние часы его гулкий звон был отлично слышан в любом уголке Шагристана. Лёжа в постели из груды подушек и мягких тканей, Феранор сладко потянулся и тут с сожалением обнаружил, что девиц при нём уже нет. Либо пошли приводить себя в порядок после бурной ночи, либо отправились на свой промысел: ловить новых клиентов, хотя могли бы и дождаться пробуждения такого щедрого и платёжеспособного клиента, как он. Даром что ли они с него свой месячный доход вчера сняли?! Спасибо хоть не выкинули на улицу отсыпаться.

Подорвавшись со своего места, эльф дотянулся до стоящего подле ложа бронзового кувшина и, плеснув немного воды себе на ладонь, растер её по собственной физиономии, наскоро умывшись. Проснувшийся желудок жалобно квакнул, намекая на то, что не плохо бы было чего-нибудь поесть. Как раз, кстати, рядом на небольшом круглом столике валялись вчерашние объедки фруктов. Подобрав с блюда несколько виноградин, Феранор торопливо закинул их в рот, на чём счёл завтрак оконченным и принялся натягивать штаны. До этого все действия он проводил, стоя нагишом. Остальная его одежда, а также оружие и доспехи обнаружилась заботливо сваленной в кучку на коврике в дальнем углу комнатки. Хвала Эру — девицы попались честные и не попытались его обчистить спящего, а то пришлось бы топать до посольского особняка голышом. Не то чтобы Феранор этого стеснялся — поводов комплексовать по отношению к своему телу у него не было, но утром в Шагристане прохладно — можно подцепить насморк. К тому же глупые атраванские варвары могли его неправильно понять и начать приставать с непристойными предложениями или начать сыпать похабными намёками в отношении его наготы. Кто знает, какое у них тут отношение к голым эльфам? Феранор не знал, а Фириат не потрудился его просветить.

Пока одевался, в голове всплыла ещё одна мыслишка о его попутчиках, с коими он вчера отправился искать приключения. Они у них наверняка получились не столь острыми и романтическими как у него! Хотя наверняка были более комфортными.

«Плевать! — весело ответил своим мыслям эльдар, просовывая голову в ворот кольчуги. — Зато я теперь знаю, как по атравански будут звучать «сиськи»! «Мьхар»!

А ещё он чётко заполнил несколько фраз, которые говорили ему девицы, но хоть убей, не помнил, как они переводились. Звучали они как: «кысс мра»; «кысс мын-а мьхар» и «ыс а-тжу сирумэн»[3]. Последнее «сирумэн», нравилось ему больше всего — звучало даже как-то немного по-эльфийски.

Когда пристёгивал к поясу меч, увидел одну из девиц, вплывшую в комнатку с полным воды кувшином в руках. Та самая, которая не требовала с него вчера денег, а ночью была подобна морской буре, огню и ненасытному суккубу одновременно. Увидев вставшего, она мило улыбнулась, сверкнув белыми зубками, поставила свою ношу в угол перед входом и, взяв предмет своей ночной страсти за руку, настойчиво потянула его к двери, бормоча что-то извиняющимся тоном. Ночь любви кончилась, настал новый день, за который надо платить отдельно, а платить Феранору нечем. Собственно, он и так собирался уходить — нечего ему здесь больше делать, но, не утерпев напоследок, обнял куртизанку за плечи, сгребая её в охапку и сладко целуя в губы. Та вся обмякла, поддаваясь вперёд и прижимаясь к его телу, с готовностью отвечая на его ласки, будто ей мало было прошедшей ночи. Но потом с сожалением отстранилась и, уперев взгляд в пол, ещё раз виновато указала на дверь. Больше повторять Феранору не потребовалось.

И всё бы было ничего, и вынес бы он самые теплые воспоминания о Шагристане, если бы не одна роковая встреча, случившаяся с ним на улице, на пороге домика куртизанок. Хотя много позже, это, впоследствии, было истолковано эльфом как несомненный плюс, но факт остается фактом — в первую минуту Феранора посетило стойкое неприятное ощущение, как будто кто-то насрал ему в сапоги.

У выхода стояли, мирно беседуя два настоящих орка в национальном тряпье из грубых воловьих шкур и разрисованными зеленью лицами. На их поясах висели кривые ятаганы, а в руках были длинные тонкие хворостины из виноградной лозы, удобные, чтобы навалять уличному мордовороту в драке или высечь на месте пойманного вора, но не пригодные для боя с вооруженным воином. Феранор не был дураком и легко догадался, что это всего лишь здешняя стража, но рука сама легла на рукоять меча. Орки тоже его заметили, удивились, резко обрывая свой разговор, уставились на него недобрым взглядом. Вообще сложно представить, чтобы орк когда-нибудь по-доброму смотрел на живого эльфа. Тут бы Феранору просто обойти их и топать дальше своей дорогой, изливая на них своё молчаливое презрение, но в его остроухую голову некстати забрела мысль, что идут они поразвлечься с теми девицами, которые ублажали его этой ночью. Вслед за этой мыслью пришла другая — возможно орки уже не первый раз захаживают сюда и лапают стройные тела куртизанок своими корявыми ручищами. Потом Феранору внезапно представилось, как томные сладкие губы Весёлой, которые так страстно ласкали его этой ночью, целуют волосатую орочью тушу и ему стало совсем плохо, вплоть до тошноты. Мысли путались в голове, скача, как бешеные зайцы, с орков на куртизанок и обратно. Они посмели сюда прийти! Они смеют дарить этим грязным животным свою любовь, как дарили этой ночью ему!

Не известно даже, что разозлило Феранора больше, то, что девицы перед тем как отдаться ему, могли отдаваться оркам, или то, что после того как куртизанки отдались ему, их будут лапать орки. Приди к ним другой эльф, человек, да хоть гном и Феранор бы своим острым ухом не повёл, но орк!.. В этот момент эльдар забыл, что он не на Диком приграничье, а в другой стране. Он видел перед собой Врага, который набрался наглости, чтобы посметь предстать перед ним.

— Вы ошиблись, — положив ладонь на эфес меча, спокойно и даже как-то непринуждённо сообщил, таращимся на него оркам, Феранор. — Ваш свинарник находится на другой улице, а здесь не занимаются скотоложством. Говорил эльф на джаншухе — языке, который широко используется для общения между всеми народами по берегам Срединного моря, и представлял собой сборную солянку из нескольких языков, приправленную купеческо-воинским сленгом с добавлением моряцкого жаргона. Звучал он дико и коряво, но это был единственный язык, на котором эльф мог общаться с орками. Один орокландец глухо заворчал на своем диком наречии, похоже он плохо понял слова, но интонацию и общий смысл он уяснил прекрасно. Второй налился багровой краской так, что она проступила через покрывающую лицо зелень.

— Смотри, брат, — стискивая свою дубинку до хруста костяшек в пальцах, отозвался побагровевший орк, плотоядно выпячивая челюсть и обводя Феранора прищуренным взглядом профессионального мясника. — Это один из сбежавших из-под ножа недорезков. Мы можем подправить его физиономию новым шрамом…

— Ого, животные ещё и говорящие! — изобразил на лице искреннее удивление Феранор, делая маленький полушаг вперёд.

— Ты хочешь ссоры, остроухий? — прошипел с едва сдерживаемым гневом в голосе разговорчивый орк. — Я бы с удовольствием отрезал бы тебе твои уши вместе с головой и вырвал бы твой поганый язык, но я на службе, и нам запретили бить ваше крысиное отродье.

Орк уже знал про эльфийское посольство (о них вчера только слепо-глухо-немой не слышал) и соответственно получил строгий приказ от начальства не ввязываться с эльфами в ссору, а орки, при всей своей хаотической сущности, приказы командиров привыкли исполнять.

— Так вы там на работе? И много берут за пользование таких свиней?

— Вигга![4] — от злости орк начал говорить с диким акцентом, безжалостно коверкающим слова. — Выйдем за ворота! Я убью тебя голыми руками!

— Свинья бойцовой породы? — Хохотнул эльф, тихонько кладя вторую руку на рукоять кинжала. — Но почему оно тогда работает шлюхой в свинарнике, а не шакалит на больших дорогах? Ха-ха… Ты бастард рабыни, тебя выгнали из стаи, не удостоив наследовать даже рабский ошейник мамаши!