Кривые дорожки к трону - Чернышева Юлиана - Страница 66

— Пойдем домой? — прозвучало даже не как вопрос, а скорее как просьба, но только я собралась отрицательно покачать головой, Ир сменил тон на укоризненный: — Гера.

— Я еще посижу. — После полдня молчания свой же голос показался странно чужеродным. Признаться, я не была бы против, если Ирвин оставил меня одну, пусть и знала, что он этого не сделает. Будет сидеть рядом до последнего, пусть в стенах департамента мне ничего и не грозит.

Но супруг снова удивил, поднимаясь со стула и преодолевая пару разделявших нас метров. А потом решительно, хоть и осторожно, подцепил пальцами мой подбородок, вынуждая посмотреть на себя.

— А теперь послушай, пожалуйста, меня. Гера, я на твоей стороне. Сейчас, потом — не важно. И сделаю все от меня зависящее, если ты о чем-то попросишь. Но гробить себя не дам. Поэтому можешь на меня обижаться, но сейчас мы идем домой — ужинать и спать. — Я знала этот тон, которым Ирвин обычно разговаривал с подчиненными. Не грубый, но все же приказной. И совершенно определенно могла обидеться на это, тут он был прав.

Но вместо этого, удивив и себя, и мужа, причем неизвестно, кого больше, я тоже поднялась и привстала на цыпочки, обвивая руками его шею и прижимаясь щекой к шее. И тут же почувствовала, как руки Ирвина обнимают меня в ответ, а губы вновь касаются виска. Мой дом теперь, независимо от места, был рядом с мужем.

День похорон я провела как в тумане — густом и вязком, где и дышать-то удается с трудом. И кто знает, стало ли тому виной превышение дозы успокоительного, которым меня напоила с утра Риза; тот факт, что за ночь я поспала всего полтора часа или же общая нервозная и угнетающая обстановка.

Это был тот же главный столичный храм, что и в прошлый раз, те же бесконечные ряды скамеек и даже та же гроза, царившая сегодня не на улице, а лишь в душах присутствующих. И везде, куда ни взгляни, темно-бордовая ткань, как никогда напоминающая кровь. Меня замутило на секунду, но пара глубоких вздохов помогла справиться с дурнотой, а крепкая рука мужа под моей ладонью давала уверенность, если я, не дай боги, упаду в обморок, он сумеет удержать.

Сестры были уже здесь — старшие с мужьями и детьми, младшие — жмущиеся друг к другу. Адели и Мадлен, неразлучные как всегда, держались поблизости от Диатриссы, Лиза и Рейлин о чем-то беседовали с Нейни, а Клара… Я ни капли не удивилась, заметив Седрика, стоящего рядом с сестренкой. Кларамей была не только самой влюбчивой из нас, но и самой чувствительной, так что в данном случае я бы даже поблагодарила лайда Самани, но Ирвин уверенно вел вперед — туда, где на постаменте…

Если бы только была такая возможность, я бы предпочла и вовсе не подходить к гробу. Я хотела запомнить зайни другой — улыбающейся и растроганной, со слезами счастья на глазах и в чудном платье жемчужного цвета. А в теле, облаченном в траурный бордовый цвет, в закрытых глазах и запавших щеках, в сложенных лодочкой руках с неуместно идеальным маникюром так трудно было узнать ту, чья душа уже приближалась ко вторым вратам царства Митьяны.

Я осенила себя божественным кругом и отошла к стоящему чуть позади Ирвину, позволяя отвести себя к первому ряду скамей, где уже рассаживались родные. Не хватало только отца, и я отчего-то была уверена, что его величество придет тоже.

Взгляд скользнул по присутствующим, выделяя среди них тех, кого я действительно хотела здесь видеть, и кто пришел не потому, что того требовали правила приличия. Лайд Сааран и Бертран с супругами, Тиль и Нала, пославшая мне вымученную короткую улыбку, выглядевшая непривычно в платье Кайли, коллеги из моего отдела в департаменте. Никто не спешил приносить соболезнования или лезть со словами сочувствия, но то, что они были сейчас здесь, казалось куда более важным и нужным.

Венейна, стоило присесть рядом с ней, потянула мою руку к себе, переплетая пальцы, стискивая их до боли, но даже не повернула головы. Не знаю, сколь странным казалось со стороны поведение членов нашей семьи, словно накинувших полог спокойствия, не проявляющих почти никаких эмоций, но на это было, по сути, плевать. Сейчас — пусть думают, что хотят. Пусть говорят, что хотят.

Младшие жрецы уже начали окуривать зал, и я вновь запоздало поняла, что сейчас начну чихать, но Ир среагировал почти мгновенно, устанавливая воздушный фильтр. А я ведь даже не успела ничего сказать, да и в день похорон Вернона об аллергии упомянула лишь вскользь, не думая, что он запомнит в такой-то момент. Но стоило открыть рот, чтобы поблагодарить, как появился папа в сопровождении короля, жестом разрешившего никому не вставать, а вслед за ними — Истар под руку с лайди Ниарин. Я впервые за утро испытала сильный всплеск эмоций, да и те оказались отрицательными. Неужели хотя бы сегодня нельзя было обойтись без фаворитки? Это неуважение, в конце концов! К счастью, принц с лайди сели на вторую скамью с другой стороны прохода, и я заставила себя забыть о них, развернуться и смотреть вперед. Туда, где словно дождавшийся отмашки верховный жрец начинал речь.

Конечно же, он вел службу на дастаране, но даже те, кто языка не знал, понимали, о чем речь. Ведь это были те основы, что известны любому ребенку. Говорил о том, что все мы смертны независимо от того, сколько лет нам отмерили боги. И что милостивая Митьяна за руку приводит каждого в этот мир и за руку же уводит из него, когда наступает время, указывая путь к первым вратам. А вторые врата душа должна найти сама, и не удастся ей это до тех пор, пока не будет справлен ритуал прощания. Оттого и нет покоя тем, кто не был предан земле по правилам, оттого и появляются призраки — души, застрявшие в пограничье. Говорил диа о том, что есть и третьи врата — те, через которые пройдут лишь достойные, да и то не сразу. Долог и труден будет путь, но тем, кто пройдет его, разрешит богиня родиться еще раз, прожить еще одну жизнь. Потому и не стоит скорбеть после похорон, а наоборот, нужно хранить об ушедшем лишь светлые воспоминания, чтобы зажигали они огни на его дороге к перерождению. И кто знает, кем станет эта чистая, обновленная и забывшая все душа? Может быть, она возродится на другом конце континента, а может — в твоем ребенке или ребенке его ребенка?

Клара не выдержала — разрыдалась болезненно и некрасиво, и все обернулись к ней, желая успокоить. Но Седрик уже обнимал сестру за плечи, прижимая к себе и что-то быстро нашептывая на ухо. А когда она закивала, соглашаясь с чем-то, прижался губами к виску. И это так напомнило те моменты, когда так же целовал меня Ирвин, — не поступком даже, а теми чувствами, что были в него вложены, что я вмиг почувствовала себя последней дрянью за то, что пыталась лезть в их жизнь. Каким бы лайд ни казался со стороны — он нужен Кларамей. И она нужна ему. И это уже определяло сторону, на которую я должна встать, если понадобится.

Жрец замолчал на секунду, а затем, перейдя на самани, предложил подойти первому из прощающихся. И отец твердой походкой двинулся к гробу, на ходу снимая с пальца кольцо, которое должно было стать последним даром. И лишь немногие, самые близкие видели, каково на самом деле приходится сильному и непоколебимому магу, вынужденному хоронить сестру, которая посвятила жизнь ему и его детям.

Людской поток, казалось, был нескончаем. Подходили по традиции даже те, кто лично зайни не знал, в храм прибыл поддержать кого-то из членов семьи, а таковых было достаточно. Сплетенный из отрезанной пряди волос браслет давно лежал в изножье гроба, и сейчас я снова сидела на скамье с Ирвином по одну руку и Мадлен по другую.

Сестренка что-то быстрыми, уверенными движениями набрасывала писарем в блокноте, с которым почти не расставалась. И хотя взглянуть на предусмотрительно отвернутую в сторону бумагу я не пыталась, предчувствия отчего-то были не самыми хорошими. А когда Мади закончила и осторожно потянула меня за рукав, укладывая на колени вырванный лист, поняла, что опасения были не напрасны.