Кривые дорожки к трону - Чернышева Юлиана - Страница 65

Стоило войти, и дверь встала на место, отрезая меня от кабинета, а световой шар вспыхнул, освещая в зеркале почти что чудовище из ночных кошмаров — растрепанную, с размазавшимся макияжем и опухшими глазами девицу. Боги, видела бы меня сейчас зайни! Она ведь так старалась привить каждой из нас умение быть лайди в любой ситуации и выглядеть идеально, даже когда хочется просто лечь на пол и свернуться в клубок. Я сглотнула вставший в горле ком, вздохнула пару раз глубоко, останавливая готовые вновь пролиться слезы, и решительно открыла холодную воду, подставляя под нее ладони. Я постараюсь сделать так, чтобы старания лайдин не были напрасны. Я постараюсь.

По возвращении меня ждала свежая рубашка, второй камзол на спинке стула и большая кружка на столе с пахнущим мятой паром. Супруг словно знал откуда-то, что, когда я нервничаю, совершенно не могу есть, так что кроме тая и тонко нарезанного сыра брать ничего не стал.

— Ты ведь не захочешь пойти домой, верно? — точно зная, какой будет ответ, поинтересовался Ир, когда я переоделась и присела к столу, обнимая обеими ладонями кружку.

Я покачала головой. Хотя после водных процедур нос наконец-то начал вновь дышать нормально, разговаривать все равно не хотелось. Тем более что горло отчего-то болело, особенно когда по нему прошлась волна умеренно горячей жидкости. Или это царапались слова, что так и остались невысказанными? Я помнила, как зайни сказала однажды, что лучшей наградой для нее стало бы, если б Митьяна забрала ее во сне, не заставляя испытывать боли и страданий. Что же, богиня оказалась милостива, но лишила нас возможности попрощаться.

Ирвин вздохнул, а затем достал из кармана и положил на стол, подвинув в моем направлении, артефакт. Тот самый, который сам же просил выбросить и который уже пару недель как лежал забытый в тумбочке в спальне. Его забота и беспокойство захлестнули меня с головой. Хороший мой, и чем я заслужила такое отношение? Навязанная жена, которая то и дело подбрасывает новые поводы для переживаний. Все же богиня судьбы бывает на редкость насмешлива в своих планах.

Джерам, судя по всему, был в курсе причин моего ухода, но возвращению удивился не слишком. И когда я, упрятав артефакт спокойствия за ворот рубашки, прошла к столу и устроилась за ним, лишь наклонил на пару секунд голову, выражая соболезнование. И возвратив ему жест, я вновь склонилась над бумагой, стискивая в руках писарь. Каждый по-своему справляется с подобным. А в мире магических плетений, энергетических линий и расчетов не было боли. И это все, в чем нуждалась я сейчас.

Коллег, очевидно, тоже поставили в известность — взгляды говорили сами за себя. Но я сделала вид, что не замечаю их, а с вербальным проявлением сочувствия лезть никто не пытался. Зато как-то так получилось, что ко мне стекались самые сложные заявки на проверку: неправильно сработавший артефакт, чье действие нужно было определить по обрывкам оставшегося на камнях плетения; две подвески, магия которых вошла в конфликт, и в итоге получилось нечто совсем уж странное, хотя владельца наверняка предупреждали не использовать их вместе. От почти постоянного нахождения зрения на другом уровне начинали слезиться глаза, приходилось делать перерывы, но это меня заботило мало.

А еще время от времени оживало эхо, которое я даже помыслила отключить, — стучали сейчас самые близкие. Сначала Венейна, разговаривающая странно медленно, словно заторможенно (скорее всего, сестру напичкали успокоительным зельем), зато рассказавшая куда больше, чем Ирвин. В том числе и то, что зайни уже в храме, чтобы жрецы могли провести все полагающиеся ритуалы, а также то, что похороны — мне пришлось сделать над собой усилие, проглотив вставший в горле ком, — назначены на послезавтра. Потом постучалась Диатрисса, только забравшая к себе Мадлен и Амели и заставившая меня испытать угрызения совести по этому поводу — сама я о младших не вспомнила. А ведь им было тяжелее всего.

Сестры стучали одна за одной. Мы все любили друг друга — в этом не могло быть сомнений. Но как-то так получалось в последнее время, что общались мало. И вот теперь столь печальный повод словно вновь сплотил нас вместе, заставил вспомнить, как много мы значим друг для друга.

К тому моменту, как прозвучал колокол, извещающий об окончании рабочего дня, я все же успела справиться со всеми заданиями на день. Но подниматься, следуя примеру коллег, и не подумала. Даже инструменты не убрала, планируя остаться. К счастью, выгонять сотрудников, желающих поработать сверх предусмотренного времени, было не принято.

Я не сомневалась, что Ирвин, никак не проявлявший себя за эти часы, скоро появится и попытается увести меня домой, но поддаваться не собиралась. Почему-то цепляться за эти стены, убедив себя, что нужна именно сейчас и именно здесь, было проще и легче. А чем заняться, всегда можно найти. Тем более что я давно уже не создавала ничего сама, занимаясь лишь анализом чужих творений, что не могло полностью утолить ту жажду, что испытывает каждый артефактор. Это было равносильно тому, как художник смотрел бы на чужие картины целыми днями, но не писал свои.

Правда, планам помешал футляр, опустившийся на крышку стола как раз в том месте, куда последние несколько минут был устремлен мой взгляд. Маркировку я узнала сразу — такой помечались артефакты, проверкой которых занимался сам Джерам, а уже потом кто-то из опытных и давно работающих коллег.

Непонимание, наверное, отразилось на моем лице, когда я взглянула на Джера, но начальник лишь усмехнулся на секунду, кивнул подтверждающее:

— Это чтобы скучно не было, — и вышел, попрощавшись.

А Ирвин действительно появился через несколько минут. Но вместо того, чтобы требовать собираться домой, поцеловал меня в висок, как тогда, в академии, и расположился за соседним столом, разложив принесенные с собой документы. И погрузился в них, изредка делая какие-то пометки и не говоря при этом ни слова.

В футляре оказалось кольцо. Тяжелая мужская печатка с морионом в золоте. Огранка таблицей простая, но эффектная. Я с легкостью поставила бы альд на то, что плетение окажется лечебным, но отрывать мужа от дел ради глупого спора возможным не посчитала. Вместо этого зажгла еще один световой шар, до этого момента покоящийся на подставке, подвинула его ближе и расфокусировала взгляд. Ну вот, что и требовалось доказать — артефакт был лечебным, причем направленным скорее на душевное исцеление, нежели физическое. Но выводы я сделала исключительно из схожести уже знакомого мне кружева энергии. То же, что мастер сплел в данном случае, известно не было. Вообще, как оказалось, я много чего еще не знала и зря мнила себя таким гениальным артефактором, что было не слишком приятно для самолюбия, но открывало новые горизонты для развития. И глубоко вдохнув, я решительно подвинула к себе чистый лист, чтобы попытаться рассчитать, что же именно подкинули на экспертизу Джераму, а он — мне.

Примерно через три часа и одну кружку тая, незаметно подсунутую супругом, удалось добиться окончательных результатов. И если они окажутся верными (а уверенность была хоть и не полная, но довольно твердая), то эта печатка вместо того, чтобы вылечить, могла привести человека в уютно распахнутые объятия Митьяны. Причем весьма ненавязчиво и медленно, маскируясь под обычные проблемы с сердцем, неизбежные для некоторых профессий или же людей в возрасте. Боги, какой только дряни не придумывают! Разве для этого нам дается талант? Я в очередной раз оценила тот факт, что работала теперь в департаменте. Потому как, если это поможет выявить хотя бы малую часть пользующихся своими способностями во вред, мое время не окажется потраченным зря.

Кольцо отправилось сначала в футляр, а затем в ящик, и я потянулась, расправляя затекшие спину и плечи, подумав, что вот сейчас-то наконец займусь собственными изделиями, но не тут-то было. Ирвин пробарабанил пальцами по столу, привлекая внимание. Оказалось, он уже успел закончить разборку документов и теперь смотрел на меня.