Верд. Серый ангел трёх миров. Дилогия (СИ) - Георгиев Андрей Владимирович - Страница 2

— О, нет, Курт! — Лиз сделала шаг к столу, на котором мирно посапывал младенец.

— Мы согласны. — отрезал граф, придерживая за рукав жену. — Только одно условие, Магда. Мы всегда должны будем знать, чем живёт наш сын, в чём он нуждается и чем ему нужно помочь.

Магда внимательно посмотрела на мужчину, одобрительно покачала головой.

— Хорошо, граф, все условия будут выполнены. Деньги для семьи крестьян. Ну, и мне — за работу, конечно. Обещаю, что внешность вашего ребёнка до его двадцатилетия, будет скрыта. Как и родовой знак. Да будет так!

Огонь в печи на несколько секунд поменял свой цвет на ярко-зелёный, за окном избы что-то ухнуло, раздался леденящий душу смех. Клятва была принесена и она была принята тёмным миром.

— Люф, — обратилось ведьма к карлику. — сходи за Маричкой. Да возьми её ребёнка на руки, она может от испугу уронить своё чадо.

Через некоторое время, когда ведьма осталась наедине с карликом, тот спросил:

— Ты, матушка-кормилица, уверена, что мальчик, когда вырастет, не свернёт тебе и мне шею? Очень сильный у него характер вырисовывается. Да и даром его не обделили.

— Что, опять у тебя видение было, Люф?

— Было, матушка-кормилица. И оно мне очень сильно не понравилось. Крови много в том видении. И что-то должно измениться в нашей жизни. Не в лучшую сторону, конечно. Как по мне, так вариант «умертвить» был самым лучшим. Но, как говорится, уже поздно, клятва принесена. Да, с этими заботами, совсем забыл спросить — у нас что-нибудь пожрать есть в доме?

Ответ Люф не дождался. Он снял сапоги, поморщился от «приятного» запаха, который они источали. Посмотрев на ведьму, которая сидела за столом, рассматривая подарок графа, вздохнул, укрылся подобием одеяла и мирно засопел.

— Что ты спросил? — Магда повернулась к карлику. — Вот же соня. Жрать и спать. Мне бы такую жизнь. Впрочем, пора отдыхать. День предстоит тяжёлым, нужно многое успеть сделать.

Ведьма подошла к огромному зеркалу, которое было закреплено на стене, провела открытой ладонью сверху вниз по лицу. Отражение в зеркале пошло рябью.

Перед зеркалом теперь стояла очень красивая женщина, лет тридцати пяти, не больше. Правильные черты лица, пронзительные ярко-зелёные глаза, прямой нос, чувственные губы, смоляные волосы ниже плеч. Когда ведьма улыбнулась, на щеках появились ямочки.

— И почему все люди считают, что ведьма должна быть какой-то уродиной, с мерзким характером, пожирающая младенцев за завтраком, обедом и ужином? Мне, например, очень даже хочется обычного счастья. Или я не красивая и соблазнительная? Всего двадцать лет, жалких двадцать лет и я буду свободная!

Магда засмеялась так пронзительно и звонко, что Люф, в это время видевший сон, проснулся. Он посмотрел на стоявшую напротив зеркала Магду, проворчал:

— Совсем с ума выжила старая. Сама с собой перед зеркалом разговаривает.

Он отвернулся к стене и через несколько секунд опять спал крепким сном.

Эх, Альда, Альда. Как ты так могла взять и предложить пройти мне такое испытание. Испытание — ладно, но на кладбище? Что у тебя в голове творится? Да и я хорош! Упёрся, как баран, согласился на это….ммм….испытание силы духа, будь оно всё неладно.

До первых петухов ещё часа два, как минимум. Время тянется, как кисель. Да ещё и туман, который делает звуки приглушёнными. Вот так подкрадётся кто-нибудь сзади, и не услышишь. Упырь какой-нибудь, вурдалак, или простое умертвие. Выберусь отсюда живым, на что я очень надеюсь, нужно старого Трилла расспросить, какая между этой гадостью разница.

У других парней избранницы нормальные, не желают плохого своим женихам. Самое страшное испытание было у Тана, который провёл ночь внутри старой разрушенной конюшни. О, да! Какой он был тогда герой в наших глазах! Как на него все девушки смотрели с восторгом. Хм…когда уже все эти испытания уйдут в прошлое? Говорят, что это древняя традиция.

Неужели и наши предки были больные на всю голову? Нет, что-то на это совсем не похоже. Предки были мудрые у нас, вон, сколько всего понастроили. И мельницы и конюшни, кузницы, гончарные цеха открыли, кожу научились выделывать так, что торгуют по всему миру. И тут — вот такая глупость. Не, это не их традиция.

Туман стал ещё гуще, сырость и холод пробиралась под одежду. На одном месте не усидишь — замёрзнешь. Побродить среди могилок, что ли? А что, нормальная идея, но она таковой и и останется идеей. У меня нервы хоть и крепкие, но ну его….куда подальше.

Я поплотнее запахнул свою куртку, осмотрелся по сторонам. Ночь, туман, кладбище и тишина. Романтика, которую так любят женщины. Альда, поди, спит под тёплым одеялом и видит сладкие сны. Сколько раз давал себе слово — не смотреть в её сторону, не подходить даже близко к ней, но нет же, она привязалась, как репей. Всё назло мне делает.

Меня нет рядом, начинает искать меня, когда я на расстоянии вытянутой руки от неё — делает вид, что меня рядом нет. Ладно, просижу ночь на кладбище, деваться некуда, а потом брошу её навсегда. Мда, но до чего же она хороша. Мммм…..сказочно красива! Многие пытались её внимание привлечь, но нет, она на меня глаз положила. Тьфу!

Я потрогал руками кинжал, который был у меня на поясном ремне, немного успокоился. С ним — бояться нечего, отобьюсь от любого умертвия. Он, хвала Ему, силой меня не обделил. Как и ростом. Не то, что бы я был очень высоким, как мой отец, но…

Да что же так холодно-то? Зуб на зуб не попадает. Или это всё от страха? Ну-ка, мысли плохие прочь. Я сильный, я очень сильный. Кого я успокаиваю? Себя. Ну и дурак. Вдвойне дурак, короче говоря. А вот идея, забраться в старинный склеп, который был от меня в двухстах шагах, мне понравилась. А что, там теплее. Да и спина будет прикрыта от всяких… Но — жутко. Хоть скоро мне и стукнет шестнадцать, но…жутко здесь будет человеку и в тридцать и в сорок лет. Люди такие страхи рассказывают о кладбище, что и днём мураши по телу скачут.

То могилы разоренные находят по утру, то мертвецов видят, свободно разгуливающих между могилок. А вот старый Струк, смотритель кладбища, совсем с ума спятил. Ходил по нашей слободе в стельку пьяный, и рассказывал, что видел на днях, то есть ночью, умершую тридцать лет тому назад, графиню Издарвиль. Собственной персоной, в вечернем платье и с бокалом вина. Только он потом поменял слово вино на слово кровь, и история вообще стала зловещей и жуткой.

Даже взрослые люди осеняли себя знаком Его. Что уж говорить о детях? Идиот этот пьяница, последние мозги пропил. Это как посмотреть, конечно. Кто нормальный согласится жить на кладбище? Или ненормальный, или пьяница. Третьего не дано. Мда, вот такая история весёлая.

Интересно будет, если меня мои родители под утро хватятся. Но ничего. Отец надаёт по загривку, мама побурчит полдня и всё забудется. Скоро мне шестнадцать и неизвестно, что покажет Отбор. Возможно, у меня обнаружат какой-нибудь редкий дар и отправят учиться в город. В тот же Эльсбрук. Хоть и небольшой, но город же. Так что — нужно привыкать к самостоятельности во всём.

Нет, холодно так, что….очень холодно. Просто собачий холод, нужно двигать в склеп. Вот интересно, почему благородные отделились от рабочей слободы деревянным частоколом и охраняют выход и вход? Чем им так крестьяне, рабочий народ не угодил? Мы что, не люди? Странно, как-то.

Люди, или не люди, но в одно и тоже время, происходит так называемый, Отбор. Именно среди бедняков, как насмешка над богатыми, родятся одарённые люди. Кто чем. Из числа бедных получаются хорошие музыканты, артисты, художники, певцы.

Та же Альда! Какие она красивые картины рисует, загляденье. Её судьба предрешена — прямая ей дорога в Академию искусства. Тан, мой друг, имеет склонность к точным наукам. Он станет учёным, сто процентов.

А вот кем я стану? Без понятия. Душа лежит к кузнечному делу и больше ни к чему. Отец, когда-то, занимался выращиванием пшеницы и ячменя, неплохо на этом зарабатывая. Насобирал денег, выкупил старую кузню и теперь он первостатейный кузнец. Злые языки говорили, что когда мне был месяц от роду, моей семье неожиданно «свалились деньги с неба». Я в это не верил, я знал, что деньги отец упорным трудом заработал. Долгое время я только смотрел, как он работает в кузне, потом, когда чуть подрос, стал отцу помогать.