Должно ли детство быть счастливым? - Мурашова Екатерина - Страница 1

– В целом мой сын Федор – совершенно обычный ребенок. Умный, спокойный, с хорошим чувством юмора. С ним легко договориться. Учится без троек в хорошей гимназии. У нас нет ни малейших проблем с приготовлением уроков: он сам их делает и приходит ко мне или к старшему брату, если что-то не понимает или сомневается в своем решении. Из внешкольных занятий Федор уже четыре года поет в хоре мальчиков, у него не очень сильный, но красивый дискант. Когда не болеет, ходит в бассейн. Плавает прекрасно, как рыбка. У него есть друзья и хорошие приятели – в школе, в хоре; еще есть один мальчик, с которым Федор дружит с детского сада, сейчас они учатся в разных школах, но по-прежнему ходят друг к другу в гости, катаются на роликах и иногда играют в футбол на площадке у нас во дворе…

«Федя, Федя, съел медведя!» – вспомнила я детскую дразнилку и подавила зевок. Все это было прекрасно, но вряд ли она пришла ко мне рассказать об успехах своего сына.

– Что же вас сейчас беспокоит? – спросила я, послушав еще немного.

– Меня беспокоит дракон, – тут же четко сформулировала она.

Это было сильное заявление, учитывая, что исходило оно от зрелой годами женщины с прекрасной литературной речью и внешностью университетского профессора.

Если дракон реально беспокоит его мать, у Федора действительно могут быть значительные проблемы.

– Расскажите, пожалуйста, о вашем драконе подробнее, – вежливо попросила я.

– Это не мой дракон, это Федин дракон, – сообщила она.

– Замечательно. – Я испытала отчетливое облегчение. – Тогда расскажите подробнее о Федином драконе. Когда он появился на сцене?

Впервые о драконе семья услышала, когда Феде было около трех лет. Причем как-то подразумевалось, что дракон был и раньше, просто мальчик не мог о нем внятно рассказать.

– Маленькие дети часто выдумывают себе несуществующих друзей, фантастических помощников, – заметила я.

– Да, разумеется, мы знали об этом, – согласилась женщина. – И поэтому тогда фактически не обратили на это почти никакого внимания. Ну, дракон и дракон, даже мило и забавно.

– Что Федя делал со своим драконом?

– Да собственно, ничего. Он у него просто был. Иногда он на нем летал, конечно.

«Куда летал? Как летал? Когда?» – я едва удержалась от этих вопросов. Никуда и никогда трехлетний ребенок на несуществующем драконе не летал. Это просто детские фантазии. Точка.

– Потом у Феди очень обострилась астма, которую ему поставили в полтора года, мы несколько раз лежали в больнице, один раз – в реанимации: лечение, обследования, реабилитация, закалка, профилактика – как-то нам было не до драконов.

– Понятно, – кивнула я.

– Где-то лет в пять ситуация более-менее стабилизировалась и мы впервые пошли в садик. Федя в своей возрастной группе был самый мелкий и, пожалуй, самый хлипкий. Он родился недоношенным, да еще эта астма… Мы очень боялись, что его будут обижать – слабенький, да еще избалованный, конечно, сами понимаете, поздний ребенок, часто и тяжело болеющий. Мы все тогда над ним тряслись: мать, отец, старший брат, тетя, две бабушки… Я даже предупредила воспитательниц, просила их приглядеть и сразу мне сообщить, если дети начнут его обижать. Но наши опасения оказались напрасными – единственной садиковской проблемой оставались болезни: он цеплял практически любую инфекцию, но при этом как-то необыкновенно стойко и оптимистично все переносил. С ребятами отношения сложились хорошие: они Федю любили, радовались откровенно, когда он выздоравливал и снова приходил в группу. И тогда же снова возник дракон – дети взахлеб рассказывали о нем дома своим родителям. Родители пересказывали нам со странными улыбками: вы знаете, что у вашего сына… Есть дракон. Знаем. В курсе. Мы тоже улыбались, но улыбки были уже слегка натянутыми. Дело в том, что дети в группе ему верили, и это было как эпидемия: у других детей тоже стали появляться свои драконы, там даже возникло что-то вроде общества… Мы пытались с ним поговорить: Федя, есть сказки, и есть реальная жизнь… Он слушал внимательно, а потом спрашивал: так вы ходите, чтобы я никому не говорил, что у меня есть дракон?..

Так вот. Сейчас Федору одиннадцать. Ситуация находится на том же самом месте. Отец устранился в самом прямом смысле: два года назад у него случился роман с аспиранткой и он ушел из семьи. (Я боялась, как это отразится на Феде, потому что он очень любит отца. По счастью, не отразилось практически никак, по крайней мере с виду.) Старший Федин брат – взрослый человек и живет своей жизнью. В конце прошлого года учительница (у нас с ней были очень хорошие, доверительные отношения) напрямую сказала мне: «Для заморыша, который в любом коллективе ровесников всегда слабее всех и годами задыхался в самом прямом смысле, ваш Федя как-то поразительно полноценен, адекватен и уравновешен. Но этот его неумирающий, всем известный дракон как-то уже тревожен… Обратите внимание…» И вот я решила обратиться за помощью к специалисту.

– Мне нужно поговорить с самим Федей, – сказала я.

– Да, разумеется, – согласилась мать. – И вот еще что. Я всех своих опросила, и все (включая старшего сына и даже мужнину аспирантку) сказали одно и то же: были моменты, когда они верили, что этот дракон ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СУЩЕСТВУЕТ.

Одиннадцатилетний Федя выглядел лет на восемь-девять. Тем больше контраст – речь практически взрослого человека. В общем-то, ничего удивительного: в семье четыре преподавателя высшей школы, с мальчиком всегда много занимались и разговаривали.

– Как зовут твоего дракона?

– Дракон. Сокращенно Драня.

– А какого он цвета?

– Белого с серебром. Это неудобно, конечно, потому что быстро пачкается, зато в небе незаметно, люди принимают его за большую чайку или облачко. Впрочем, люди в городе редко смотрят на небо.

– Сколько Дране лет?

– Столько же, сколько мне. – Федя пожал плечами – вероятно, с его точки зрения, это какая-то очевидная категория.

– А где он живет?

– Ну вообще-то основное Дранино жилье в Ловозерских тундрах. Там у него пещера с сокровищами.

– О! У Драни есть сокровища?!

– Да, конечно, – Федя улыбнулся. – Для дракона заиметь пещеру с сокровищами – это что-то вроде инициации… такой атрибут, вроде как черный наряд у готов или большая машина у начальника… через нее они себя в каком-то смысле осознают… Но у драконов всегда много лежек. Драня может в любом недостроенном доме устроиться, на верхнем этаже.

– А что он ест?

– Он охотится, конечно, как любой хищник. Но иногда ворует жареное мясо или рыбу – они ему очень нравятся. Еще любит арбузы. Их тоже ворует, когда сезон.

– Где ворует?

– Ну, пикники, загородные рестораны, уличные продавцы – все такое. Вы же понимаете, редко кто потом расскажет, что мясо или арбузы украл белый дракон…

– А что вы делаете вместе?

– Разговариваем. Летаем. Играем. Смеемся. Еще мне нравится вместе с Драней нырять – там вокруг такие серебряные пузырьки и шум в ушах, как будто звенят сто колокольчиков разом. Да и вообще: представьте, как это здорово, если тебя ВСЕГДА понимают…

Я чувствовала некоторую растерянность. А вы бы на моем месте не чувствовали?

– Федя, скажи, – осторожно начала я. – А ты понимаешь, что твой дракон – это вроде Супермена или, там, Человека-паука? Герой, талантливо сделанный литературный персонаж? Или он для тебя – как реальная собачка Шарамыжка, которая у меня дома живет (кстати, она, когда подстрижена, весьма на дракончика похожа), – его можно физически погладить, почесать, поиграть с ним?

– Ни то ни другое, – спокойно ответил Федя. – Мой дракон – не литературный персонаж и не домашнее животное. Он Дракон, – мальчик улыбнулся и подмигнул мне. – И вы это на самом деле знаете. Только сами себе не признаётесь.

– Что именно я знаю? – уточнила я. – Что драконы существуют в реальности?