Аркадия (СИ) - Беляева Дарья Андреевна - Страница 53

Аксель засмеялся, но, наверное, не так ему было весело, как он показывал. Никто никого не понимал. Мы держались вместе и часто с ним ругались, потому что он пугал нас, а ему было обидно, что он чужой. Наверное, он давным-давно не видел никого, с кем можно просто поговорить.

Я должен был сказать об Акселе что-то хорошее, но мог только смотреть на то, как тени леса ложатся на запястье Констанции, делая острее косточку на нем. За этим занятием время текло совершенно незаметно. Люди болтали, а я просто шел, и мне нравилось смотреть. Констанция не замечала, а может делала вид, что не замечает.

Так я понял, что с выживанием у меня все не очень хорошо. Я и не заметил, как лес стал густой и теплый, и влажный настолько, что дыхание стало тяжелым и неприятным. Все вокруг приобрело мутный, зеленоватый оттенок места, где большая влажность, много деревьев и мало света. Мы были в месте, которое, наверное, стоило бы назвать болотом. Земля под моими сапогами стала хлипкая, густая и приятная, как тесто. От нее начинало тянуть опасностью, и это ощущал не только я. Все притихли, разговоры угасли. Все казалось странным и чужим, я еще не был в подобном месте. Делия сказала:

- Ого.

Делия всегда выражала общее настроение очень точно. Я тоже подумал: ого. И хотя все еще был день, и капли далекого солнца струились сквозь листву, сумрак сгущался, будто марево поддернуло все. В этом ощутимом воздухе, таком крепком, что его можно было, казалось, схватить, летали светлячки. Было недостаточно темно, чтобы они казались красивыми. Это были золотые пятна, немного пугающие, как игра воображения.

- Это Долина Болот. Не самое приятное место, честно говоря. Довольно дикое.

- И довольно жаркое, - добавил Адриан. От Долины Болот впечатление было неприятное, хотя природа часто кажется мне красивой. Но здесь все было какое-то совсем душное. Все деревья, росшие во влажной, ненадежной земле были искривлены, будто все, попадавшее в это гиблое место - непременно болело. Тощие, и в то же время будто опухшие ветки были как рахитичные пальцы. Они все тянулись в одну сторону, к воде. Я сразу и не понял, когда земля перешла в воду, настолько тонкая между ними была граница. Где хлябь переходила в грязную, мутную от земли воду было не увидеть. Топкий бассейн грязной воды притягивал к себе ветки, они были как руки нищих, просящие подаяния, прокаженные и больные, хотели милосердия и монеты. Это были рослые деревья, но из-за их неестественной искривленности в сторону воды, они казались горбатыми. Здесь всего было мало, все болело. И только дерево в центре воды, окруженное грязным золотом, казалось толстым и полным какой-то ворованной жизни. С него свисали темные лианы, оканчивающиеся какими-то странными бутонами, тоже опухшими, как будто они напитались местной влагой. Никогда не видел таких деревьев. Я посмотрел на Констанцию, ее ресницы трепетали, и хотя она ничего не говорила, я видел, ей здесь неприятно, от влажности она щурилась. Делия скривила губы в брезгливой ухмылке. Астрид и Адриан переглянулись с выражением отвращения. Хотя, если подумать, ничего особенно ужасного здесь не было. Да, душно, да, деревья уродливые, да, грязно, пахнет гнилостной, застоялой водой. Но вовсе не гниющие трупы и даже не гигантские насекомые. Только Аксель улыбался, но мне казалось, что и ему противно. Отвращение это было не сознательным, как отвращение перед монстрами, а глубоким, потаенным, таким, чьи причины не объяснишь.

- Что с этим местом? - спросила Делия. Аксель сказал:

- Однажды здесь проходила Великая Река, но в ходе битвы двух Королей ее течение изменилось - так сильна была магия, действовавшая тогда. А здесь осталось болото. Фауна мигрировала отсюда поближе к источнику магии, а флора так не сумела. То, что растет ближе всего к Реке больше всего от нее и зависит. Считайте, это деревья наркоманы, которые ловят свои крохи магии, которая им больше не причитается.

Звучало жутко и грустно. Но лучше чем то, что Аксель сказал после.

- Я бы на вашем месте их не тревожил, и на своем месте их тревожить не буду. Давайте-ка проберемся мимо них так, чтобы не задеть воду. Они могут посчитать, что мы здесь для того, чтобы...

- Посчитать?! - завопила Астрид. - Это гребаные деревья!

- Но тебе ведь тоже не хочется их злить.

Астрид нервно переступила с ноги на ногу. Ей не хотелось, и никому не хотелось.

- Идем по краю, - сказал Аксель. - И упаси вас Все Силы как-либо задеть воду.

А я даже не знал, где именно вода. Светлячки летали мимо нас, не обращая на наше присутствие никакого внимания. Аксель совершил какое-то движение, которое я несколько раз видел в фильмах про спецназ, но так как я их не любил, то не был уверен. Наверное, это движение означало что-то вроде "пошли", потому что все так и сделали. Я двигался вслед за Констанцией, тихо-тихо. Мне это все напомнило детские попытки не разбудить родителей, осталось только на цыпочках пробираться. Но я был осторожнее, чем о себе думал. Мы пробирались по краю болота, потому что деревья сгрудились настолько плотно, что пробираться хоть где-нибудь еще не было никакой возможности. Черные ветви тянулись к золотистой, мутной жидкости, жалким остаткам магии. Приходилось перешагивать их, и даже Астрид, которая обычно ломала все на своем пути, приобрела некоторое подобие тактичности, старалась не задеть ветки. Никакого ветра не было, но мне казалось, что лозы с бутонами чуть покачиваются. Центральное дерево, древесный король, как я про него думал, казалось сытым и напоенным, но при этом было таким же нездоровым, как и все предыдущие. Как монарх, страдающий подагрой. Мы друг за другом, дружной линией пробирались по ненадежной земле. Напряжение было очень большим, у меня внутри все стало как струна, натянутое и волнительное. Я убеждал себя: ну что такого, это всего лишь деревья. Даже деревья-наркоманы остаются просто деревьями. Все эти хлесткие и хрусткие ветки вселяли волнение, но на самом деле переживать было нечего. Папа говорил, что те, кого ты боишься должны бояться тебя еще больше. Только я не боялся, этого я не умел. Я ощущал что-то странное, тянущее чувство, жуть, но не страх. Светлячки парили в этом мареве, как золотые пузырьки в воде.

Мы были почти на середине топи, когда я решил, не из праздного любопытства, закрыть глаза и куда-нибудь заглянуть. Все пришло сразу, хотя иногда приходилось ждать. И все было очень-очень быстрым, как будто пара кадров сменилась друг за другом, и между ними осталась пропущенная пленка. Вот нога Констанции скользнула по грязи, совершенно неумышленно, едва коснулась золотисто-масляной пленки воды, а потом какое-то быстрое движение, невыносимо протяженное, и брызги крови, которые я увидел на своей шутовской рубашке, крови Констанции. Я открыл глаза, моя рубашка еще была чиста, а вот нога Констанции уже коснулась ряби. Она глубоко, взволнованно вздохнула, но она не знала что будет, а я знал. С силой, которая меня самого удивила, я повалил ее на землю, прямо в грязь. Констанция издала вопль отвращения, а Аксель крикнул:

- Уединитесь!

Меньше секунды я наслаждался близостью Констанции, румянцем на ее щеках и теплотой ее дыхания. А потом все случилось очень-очень быстро, как в видении. Бросок и укус. Наверное, Констанции должны были откусить голову. Чьи-то острые зубы легко срезали дерево, ровно там, где была секунду назад голова Констанции. Оно накренилось, но его несчастные товарищи не дали дереву упасть. А я увидел: вовсе это были не бутоны. Это были закрытые пасти, они были похожи на цветки, у них были и лепестки, свернутые в подобие пиона, но по ним шли зубы, длинные, истекавшие слюной зубы. Лиана была гибкой и управляемой, как мышца. И я вспомнил, что было таких лиан много. Тогда я подумал: древесный король именно что король. Короли они говорят обществу так: мы защитим тебя, общество, а ты в обмен на это пустишь нас к кормушке. Наверное, это дерево использовало остатки магии, чтобы измениться и теперь оно могло защищать магию от чужаков для других деревьев в обмен получая больше.