Призраки прошлого (ЛП) - Дархауэр Дж. М. - Страница 59

— При всем уважении, это ерунда, — парирует Джонатан. — Никто не хочет, чтобы какой-нибудь сумасшедший бегал с АК 47. Отцы-основатели хотели не этого.

— Ох, и это значит, что ты общался с ними? Просвети меня, что сказал Томас Джефферсон, когда ты спросил? Потому что, извини меня, сынок, за то, что огорчу тебя, но просмотр «Гамильтона» на Бродвее, не делает тебя знатоком их намерений.

— Это здравый смысл, — спорит Джонатан. — Береженого Бог бережет.

— Теперь вот это ерунда, — утверждает отец. — Ты не можешь посягнуть на конституционное право, потому что думаешь, что кто-то может так сделать.

Джонатан собирается ответить, но я громко прочищаю горло, привлекая их внимание. Не знаю, как так вышло, но они сидят в гостиной и спорят о политике — любимое времяпровождение моего отца — пока Мэдди спит на диване.

— Несмотря на серьезность вашего разговора, — начинаю. — Уже поздно, поэтому вы можете просто остаться при своих мнениях?

Они смотрят друг на друга.

Никто не хочет быть тем, кто первым уступит.

Должна сказать, что очень мило видеть, как эти двое разговаривают о чем-то, что не связано со мной.

— Бла-бла-бла, мы никогда не придем к согласию, но я уважаю твою точку зрения, хотя и считаю тебя идиотом, — говорю, махнув между ними. — Я закрыла эту тему для вас обоих. Теперь время ехать.

Мой отец бормочет что-то о том, как я испортила его веселье, когда наклоняюсь его обнять. Уже ночь, снаружи темно. Мы провели здесь весь день, и я устала.

Поднимаю Мэдди, она что-то бормочет во сне, ее тело тяжелое, когда я пытаюсь устроить ее поудобнее, голова покоится у меня на плече. Джонатан встает и протягивает руку моему отцу.

— Мистер Гарфилд, сэр.

Мой отец пялится на его вытянутую руку, прежде чем пожимает.

— Каннингем.

Это самое близкое к перемирию, что когда-нибудь будет между этими двумя. Джонатан уходит отсюда, не будучи кастрированным, и это прогресс. Он убирает руку, посмеиваясь.

Мы выходим, и я быстрыми шагами направляюсь к машине. Располагаю Мэдди на ее детском кресле и пристегиваю, когда слышу голос близко к нам.

— Чей это ребенок, Джонни?

— Проваливай, — говорит Джонатан, когда я поднимаю голову и вижу рядом с нами парня, отчего мое сердце бьется быстрее. Репортер.

Он держит свой телефон, который все записывает, в вытянутой руке.

— Да ладно тебе, не будь таким, — говорит парень, подходя ближе. — Я выполняю свою работу.

— Отстань, — предупреждает Джонатан.

Я закрываю дверцу машины. Парень не отстает, вместо этого начинает стрелять быстрыми вопросами, каждый последующий хуже предыдущего: «Итак, что это за женщина? Это ее ребенок? Ты проводишь время с ней? Как долго вы встречаетесь? Сколько времени ты изменяешь Серене? Подожди... Это твой ребенок? Ты обрюхатил ее, Джонни? Она залетела, и ты заплатил ей, чтобы она держала рот на замке? Сколько это стоило тебе? Почему ты это делаешь? Не хочешь, чтобы кто-то знал об этом выродке?»

Вот оно.

Вот когда все происходит.

В секунду, когда эти слова повисают в воздухе, Джонатан вспыхивает. Вижу, как его выражение лица суровеет, злость накрывает. Он разворачивается и ударяет парня по лицу рукой с гипсом. Ошеломленный, парень бросает свой телефон, и Джонатан топчется на нем.

— Я сказал тебе отвалить, — произносит Джонатан у лица репортера. — Я не буду повторять снова.

— Джонатан, перестань! — кричу, когда он бьет парня, и хватаю его за руку, чтобы оттащить, но тот сопротивляется. — Пожалуйста, садись в машину.

Он делает несколько шагов назад, пока парень кричит, что с ним не так, но Джонатан не обеспокоен этим.

— Держись от меня подальше, черт побери, — приказывает. — И от моей семьи.

— Ты пожалеешь об этом! — кричит парень. — Я снял все на видео!

Джонатан отходит от меня и хватает телефон, у которого разбит экран, с тротуара. Нажимает на кнопки, чтобы остановить запись, и когда мне кажется, что он собирается удалить видео, Джонатан швыряет телефон в парня.

Репортер пытается поймать устройство, но тот выскальзывает из его хватки и падает на тротуар к ногам.

— На хрен тебя и твое видео, — говорит Джонатан. — Только попробуй появиться здесь снова.

Он садится в машину, я спешу сесть за руль, когда репортер поднимает телефон и говорит:

— Все тот же прежний Джонни Каннинг.

Еду домой и всю поездку смотрю в зеркало заднего вида. Мэдди по-прежнему спит. Она пропустила весь скандал. Джонатан ничего не говорит, сгибая и разгибая пальцы, все время морщась.

Останавливаюсь на парковке возле здания, выключаю двигатель, сканируя все пространство вокруг нас, ожидая засады.

Что-то прикасается к моей ноге, и я подпрыгиваю, крича. Рука Джонатана покоится на моем бедре.

— Ты в порядке? — спрашивает.

— Думаю, что это я должна у тебя спросить.

— Я в порядке.

— Твоя рука повреждена.

— Она и раньше была повреждена.

— Но, тем не менее, этот парень... Он вел себя как придурок.

— Я привык к этому, — говорит, медля, прежде чем добавляет: — Насколько человек может привыкнуть к подобному. Но он сказал много дерьма, а я знаю, что для тебя это в новинку.

— Со мной все хорошо.

Он кивает, но знаю, что не верит мне.

Я сама не знаю, верю ли себе.

Дрожу. Вся трясусь.

Его рука в уверенном жесте лежит на моем бедре.

— Нам нужно зайти внутрь, — говорит он, кивая в сторону здания. — На случай, если кто-то здесь покажется.

На это раз он несет Мэдди, заходит в квартиру и направляется прямо к ней в спальню, пока я закрываю дверь. Измотанная, иду на кухню и роюсь в шкафчиках, прежде чем хватаю стакан и наполняю его водой, делая глоток, и бормочу:

— Я бы убила за алкоголь прямо сейчас.

Почему я вылила весь этот идеальный виски?

Смешок раздается позади меня.

— Я понимаю это чувство.

Джонатан стоит в дверном проеме.

Я робко улыбаюсь.

— Мне не стоило этого говорить.

— Тебе не нужно следить за своей речью. Я взрослый парень и могу с этим справиться, — он делает паузу, качая головой, когда медленно ко мне приближается. — Обычно. Очень много работал над этим на реабилитации. Плохие слова не должны приводить к плохим поступкам. Думаю, я все еще работаю над прогрессом.

— Мы все.

— Не уверен насчет этого, — говорит, изучая меня. — Кажется, ты очень хорошо собрана.

— Кто я? Помощница менеджера в супермаркете «Пигли Кью»?

— Ты — это не твоя работа.

— Приятно слышать, потому что не уверена, что проработаю там еще. Если они нашли моего отца, то, вероятно, найдут, где я работаю.

— Извини.

— Не твоя вина. В конце концов, я бы уволилась. Просто планировала поупрямиться подольше.

Он смеется над этим, прислоняясь к столешнице рядом со мной.

— Ты всегда была самым упрямым человеком в моей жизни.

— Да, но ты составлял мне серьезную конкуренцию в этом. Я нашла в тебе свою половинку.

— Союз, заключенный на небесах.

— Или в аду. В зависимости от того, кого спросить.

— Тебя, — говорит Джонатан. — Я спрашиваю тебя.

— Я бы сказала, немного и того, и того. Мы были как огонь и керосин. Горячо горели долгое время.

— Прошедшее время.

— Что?

— Ты сказала это в прошедшем времени.

— Полагаю, я привыкла так говорить.

Повисает тишина.

Мои руки все еще дрожат.

Вожусь со стаканом, потягивая воду, пытаясь обдумать произошедшее.

— Я могу уйти, — предлагает Джонатан тихо. — Пойму, если ты не хочешь, чтобы я здесь находился.

— Почему я не должна хотеть этого?

— Не знаю, — отвечает. — Я на самом деле не знаю, что происходит у тебя в голове, Кеннеди. Иногда мне кажется, что знаю, но в остальное время...

Поставив стакан, хватаю его за руку.

— Как насчет того, что я покажу тебе?

— Покажешь мне?

Киваю.

Тяну его к кровати.

Толкаю на нее.

Одежда исчезает, сваленная в кучу на полу, когда наши тела переплетаются вместе. Я сверху, и Джонатан во мне, мои ладони прижаты к его голой груди, ощущая жар его тела.