Ученица боевого мага - Лисина Александра - Страница 58

Теперь ей, наконец, стало понятно, что в ней было много фальши. Как и в том, как эльф искусственно смеялся над собственной неуклюжестью. Как регулярно и словно бы случайно брал ее за руку. И как он смотрел в тот вечер, когда она уснула. Прямо у него на руках.

— Ты поэтому велишь мне держаться подальше от лера Леграна? — резко вскинулась девушка.

— Да, — помрачнел призрак. — Легран знает, что ты — Земля. Чистая, легкая и свежая, как нетронутый цветок. Он наверняка полагает, что во время инициации пойдешь за ним. Добровольно. Он многим для этого пожертвует и на многое пойдет, чтобы ты сделала это осознанно, потому что принуждение никому из нас не нужно. Поверь, милая, я это уже видел. Легран хорошо знает, как добиться своего: у него на это есть целый год, искусно спрятанные чары, которые порой чувствует лишь одна или две смятенные таким напором ученицы. А еще огромное терпение, с которым он потихоньку приманивает их, как бабочек к огню. Хотя в чем-то, конечно, это и неплохо: по крайней мере, после его инициации с ученицами никогда сложностей не бывает. И это, по мнению Леграна, вполне оправдывает все остальное.

У Айры невольно сжались челюсти.

— Полагаешь, он мог намеренно опустить свой щит? Для меня?!

— Мог и ненамеренно. Однако когда стало понятно, что ты не поддалась, думаю, ему стало интересно. Дескать, какая необычная на этот раз попалась ученица, — мрачно пояснил Марсо. — Вообще-то я не должен чернить своих же коллег, но касательно Леграна я повторяю: держись от него подальше.

— У него же есть Эиталле! У него есть к кому возвращаться! Что ему нужно от меня?!

— Эиталле означает лишь то, что его сердце отдано, — горько прошептал призрак. — А значит, что он никого и никогда больше не полюбит. Но это совсем не означает, что он не может получать удовольствие с кем-то еще.

— Но как?! Неужели ему не стыдно после этого перед Эиталле?!

— Эльфы — не люди, — настойчиво повторил призрак отчаянно вскрикнувшей девушке. — У них нет ограничений, которые накладываем на себя мы. Для них наличие нескольких партнеров вполне естественно. И то, что эльф отдал кому-то свою душу, вовсе не значит, что он не может на время отдать кому-то другому свое тело. Леграну нравится такая жизнь. Это как игра. Вечная и нескончаемая. Ведь ему, как ты понимаешь, еще никто и никогда не отказывал.

Айра закаменела, с трудом соглашаясь верить в такие чудовищные вещи.

— А… дер Соллен?

— Нет. Он никогда не участвовал в инициации, из-за чего у них с Леграном уже много лет идет настоящая война.

— А что ему мешает? — мертвым голосом спросила девушка, вспомнив последний разговор с наставником. — Почему бы не отвлечься, не доставить себе удовольствие? Раз уж он жив и, насколько я поняла, все еще мужчина?

— Нет, — снова качнул головой Марсо. — Эиталле для эльфов действительно нечто большее, чем любовь. Оно одновременно и заключает их в золотую клетку, и дарует полнейшую свободу, потому что тот, кто уже один раз попался, может не бояться ничего. Второго Эиталле не бывает. Так что эльфы могут спокойно бродить по всему миру, очаровывать, соблазнять, соблазняться сами, утолять свои прихоти и жажду новизны… и точно знать, что иного рока над ними не нависнет.

— Что же помешало дер Соллену? Почему он отказывает себе в простых человеческих радостях?

— Для этого он слишком… человек, — невесело усмехнулся призрак, но потом обратил внимание на ее помертвевшее лицо, судорожно сжатые кулаки, до крови прикушенную губу, и всполошился: — Айра, ты что? Что опять случилось?! На тебе ж лица нет!

— Да… — бесцветно уронила она, невидяще глядя в пустоту. — Потому что ты ошибся, Марсо.

— Ты о чем?!

— Насчет него, дер Соллена. И того, что он не проводит инициацию.

— Я лично присутствовал при том разговоре и могу тебе со всей уверенностью заявить, что…

Она посмотрела на друга потускневшими глазами.

— У меня инициация. Через месяц. И проводить ее будет не кто иной, как Викран дер Соллен. Он сказал мне это сегодня. И именно поэтому я пришла к тебе: ты должен помочь мне отсюда сбежать! Ты слышишь? Пожалуйста, помоги, иначе мне не жить!

Оказалось, что это невероятно трудно: вести за собой друзей, ориентируясь только на внезапно проснувшееся чутье. Одновременно идти, говорить, слушать ответы и при этом пытаться удержать перед внутренним взором крохотную путеводную ниточку.

Как только Вэйр отвлекался, она тут же истаивала, причем с такой скоростью, что ему потом приходилось подолгу сосредоточиваться, пытаясь ее поймать. Иногда даже возвращаться назад, чтобы быть уверенным в том, что не ошибся. А потом со всех ног бежать дальше, стремясь уйти как можно дальше от смертельно опасной бухты.

Он много раз падал, часто оступался, особенно ближе к вечеру, когда усталость наваливалась с такой силой, что юноша едва мог переставлять ноги. А еще его стали мучить головные боли — настойчивые, тупые, бесконечно грызущие затылок, а иногда ломящие и буквально раскалывающие виски.

Сперва он списывал их на недоедание и переутомление, которое час от часу ощущалось все явственнее. Воды было мало, нести ее оказалось не в чем, но хотя бы раз в день он находил в себе силы вытянуть на поверхность крохотный водяной ключик. Правда, после этого приходилось по полчаса отдыхать, но это было единственное, что одновременно сжирало и поддерживало его силы.

Спустя пару дней стало ясно — голова болела тем сильнее, чем чаще Вэйр обращался к магии. К примеру, если он долго следил за подземной рекой, боль возвращалась лишь к вечеру. А если вспоминал карту подземных источников, то мог свалиться в обморок. Как в тот раз, когда он сделал это впервые и вскоре рухнул без чувств, напугав этим Даста и Миру.

Южанин после этого целый час волок его на себе, двигаясь на ориентир в виде двузубой скалы. Он больше не напоминал о разговоре, который едва не стал причиной конфликта. Держался по-прежнему ровно, обиды не выказывал. А если и была в его голосе какая-то отстраненность, то ее только Вэйр и улавливал. Но радовался уже тому, что этого не понимает испуганно жмущаяся к ним Мира.

Миру южанин, кстати, не прекратил опекать, однако стал менее разговорчив. Взять девушку на руки не отказывался, но стремился делать это без прежнего энтузиазма. Словно слова мальчишки все же тронули его за душу и заставили крепко задуматься. А то, может, и прийти к выводу, что такая девушка вряд ли согласится принять здоровенного битюга с кривой мордой, покрытым шрамами телом, лысым затылком и недоброй ухмылкой, в которой не хватало пары зубов.

Она была слишком хороша для этого.

В то же время по ночам, когда Вэйр обессиленно падал на землю, отказываясь взять даже набранную девушкой горсть ягод, южанин исправно обходил ближайшие кусты, чтобы убедиться, что там никто не притаился. Искал в траве птичьи гнезда. Подолгу смотрел на лежащего без памяти мальчишку, мысленно сравнивая его и себя. А потом с досадой отворачивался, неохотно признавая, что даже старый шрам не портил парня так, как испортила его самого эта жестокая и несправедливая жизнь.

Вэйру же приходилось туго. Его тянуло вперед с такой силой, что иногда он просто не имел возможности сопротивляться. Буквально проваливался в странное забытье и бездумно брел в этом дурмане, слыша в ушах тихий плеск моря, полузабытый рев водопадов, грохот разбивающихся о скалы волн и пронзительные крики чаек над старым утесом, под которым не так давно обрел второе рождение.

Порой он шел так целеустремленно и одновременно пугающе, машинально переставляя одеревеневшие от усталости ноги, что Мира тревожно окликала его по имени. Но почти сразу отшатывалась, видя в его глазах не знакомую голубую лазурь, а бездонную черную бездну, в которой бушевали настоящие штормы.

Когда его звал Даст, Вэйр ненадолго останавливался, словно колебался и раздумывал: а стоит ли? Но потом, откуда ни возьмись, появлялись две широкие ладони, властно брали его за плечи, разворачивали на себя, а грубый голос неуклонно разбивал оковы странного наваждения.