Блуда и МУДО - Иванов Алексей Викторович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/112
• Следующая

– Зачем вы обижаете Серёжу? – сменила тему Милена.

– Да потому что он за Ландышевой бегает! – завопили упыри.

– Ну и что? – сказала Милена. – Наташа очень хорошая девочка.

– Уж получше вас, дураков, всех вместе взятых, – подтвердила слова Милены и сама Наташа.

– С бабами только бабы дружат, понял, Пектусин? – крикнул Гершензон. – Тем более с этой Дюймовочкой!

– Тихо-тихо!… – Милена замахала руками. – Успокойтесь!… Если уж у нас начался такой разговор, давайте ответим на третий вопрос: что каждому из вас не понравилось в себе и в товарище? Что мешает вам стать успешными людьми?

Гершензон подумал и заговорил первым:

– Мне не нравится, что Пектусин, как баба, за ручку ходит.

– А какая тебе разница? – смущённо удивился Серёжа Васенин.

– Ходи с Костёрычем! – завопил Ничков, нашедший новый повод оскорбиться. – Он твой руководитель! А Дрисаныч – наш!

– Он вам папочка, что ли? – презрительно спросила Наташа.

– А ты вообще молчи, Дерьмовочка! – продолжал бушевать Ничков. – Только тебя всегда и слушают!

– А ты говори чего-нибудь умное, тогда и тебя слушать будут, – спокойно парировала Наташа, не отрываясь от венка.

– Мильмитревна, чо она везде лезет! – подпел Ничкову Чечкин.

– Она ваще заколебала! – неистовствовал Ничков.

– Она всегда самое хорошее себе загребает! – крикнул Гонцов. – Вчера конфеты давали – нам с паца мятые, а Дерьмовочке целые!

– Она на кухне не дежурит!…

– Почему Ландышевой можно после отбоя с вами сидеть, а нам у костра с Дрисанычем нельзя? – здраво спросил Гершензон.

«Потому что Милена на веранде чай пьёт, а Дрисаныч у костра пиво хлещет, – подумал Моржов. – Вот и нельзя с ним сидеть».

– Она же девочка! – неубедительно пояснила Милена.

– Ну и что! – гневно ответил Гершензон. – Просто потому что она всегда с вами, а мы с паца самостоятельные, вот нам и нельзя!

Упыри дружно поддержали Гершензона.

– Тихо, тихо!… – беспомощно успокаивала упырей Милена, тревожась за целостность своей технологии. – Мы ведь должны не просто так оскорблять друг друга, а должны выяснять, что в нас мешает нам быть успешными!… Вы забываете цель разговора!

«Почему это упыри забывают цель? – не согласился с Миленой Моржов. – Всё в теме. Ведь что такое быть успешным? Если попросту – то получать сверхприбыль. А сверхприбыль возможна лишь в реалиях общепринятых ценностей. Так что кому получать мятые конфеты, а кому держать Дрисаныча за руку – это вполне борьба за свою успешность в её нынешнем понимании упырей».

– Она вообще от паца крысит! – объявил про Наташу Ничков.

– Дерьмовочка от учителей закрысит, а потом Пектусину отдаёт! За то, что он ей сумку носит! – поддержал Ничкова Чечкин.

Наташа повертела в руках венок, словно раздумывая, не шлёпнуть ли им Ничкова и Чечкина по рожам, но решила поберечь свой труд, а ответить словами и персонально:

– Ты молчи, тормоз. И ты молчи, макака.

– Ты кого так назвала?… – подлетели Ничков и Чечкин.

– Тихо же!… Успокойтесь! – беспомощно взывала Милена. Её педтехнология сыпалась и сыпалась.

Наташа требовательно взглянула на Серёжу Васенина.

– Вы к ней не лезьте, поняли? – хоть и срывающимся голосом, но решительно заявил Серёжа.

– Она крыса, а ты стукач, – злобно ответил Гершензон.

– Он стукач! Стукач! – заверещал глупый пиротехник Гонцов.

– Когда это я стучал? – оторопел Серёжа.

– Ты дрова пиздить с паца не ходил! – сурово обвинил Ничков.

– Мальчики, что за слова!… – слабо ахнула Милена.

– Так ведь не настучал же я на вас! – крикнул Ничкову Серёжа.

– Ты Дрисанычу сказал, что мы хотим на колокольню залезть!

– Дмитрий Александрович и так знал! Чечкин сам об этом на всю деревню орал!…

– Ты Перчатке мой тайник с бомбой выдал! – крикнул Гонцов.

Моржов вспомнил историю с обнаружением упыриного схрона. Перчатка – это Розка. Видимо, упырей потрясло, что Розка моет посуду в перчатках, вот и придумали кличку.

– Я не выдавал тайник! – отчаянно защищался Серёжа. – Я не стучал! Вы вообще не говорили мне, где бомбу спрятали!

– А кто тебе, стукачу, скажет? – гордо хмыкнул Ничков.

– Это не он, – неохотно признал невиновность Серёжи Гершензон. – Это Чечен, дурак, сам в тайнике рылся. Перчатка мимо проходила и засекла.

– Ты кого назвал Чеченом?… – заорал Чечкин.

– Из-за тебя у нас бомбу отобрали! – заорал в ответ Гершензон.

– Сам ты Гербалайф!… Героин! Гербицид гершастый!

– Я тебе, Чечен, говорил, не ложи туда! Подальше положишь – другие возьмут!

– Гербарий из потных носков! – надрывался Чечкин.

Гершензон вскочил и кинулся на Чечкина. Они схватились и повалились в траву за брёвна. Милена в ужасе взвизгнула и прижала пальцы к скулам, словно хотела удержать спадающую маску. Ничков взревновал, что драка началась без его санкции, и тоже нырнул за бревно. Серёжа Васенин запоздало вцепился в спину Гонцова, который вслед за всеми навострился в битву.

– Туда нельзя!… – глупо закричал Серёжа.

– Наших бьют!… – вырываясь, орал Гонцов.

Наташа Ландышева с видом триумфатора хладнокровно примеривала на голову венок.

Моржов встал, перешагнул брёвна и за шивороты, как щенят, раскидал упырей в разные стороны.

– Всем!… Всем в корпус!… – задыхаясь, крикнула Милена. – Всем отбой!… Спать!… Хулиганы!…

Упыри отряхивались и поправляли одежду.

– Я тебя, герпес недолеченный, ночью замочу, – тихо пообещал Гершензону Чечкин.

– Идите-идите, – в спину подтолкнул Чечкина и Ничкова Моржов. Ему хотелось остаться с Миленой наедине. – Спать пора, успешные пацаны.

Упыри не спорили и, как обычно, не уламывали старших, чтобы им разрешили посидеть ещё. Понятно было, что номер не пройдёт. Упыри повернулись и поплелись к корпусу.

– …И чтобы все спали! – вслед упырям в сердцах приказала Милена. – И как вас таких только в храм-то пустили!…

Гершензон немного задержался, чтобы никто его не услышал, и угрюмо спросил у Моржова:

– Борис Данилыч, а кто это – гиена огненная?

Костёрыч и Щёкин повели детей куда-то на весь день в лес, и Розка безапелляционно отменила обед. Мотив был обычный: наведение талии. Но Моржов в талии не нуждался и потому решил снова ехать чичить сертификаты, а в Ковязине и перекусить.

В Чулане Моржов притормозил у столовки. Столовка работала с десяти до шести, перерыв на обед с часу до двух, но сейчас была закрыта. На дверях болталось рукописное объявление. Моржов думал, что это извинение за облом, но прочёл нечто другое, необычное: «Кто коли собаку потерял спрашивайте в пельменной».

От угла столовки была видна школа, где работала Юлька Коникова. Мысли Моржова волей-неволей переключились на Юльку. По улице Красных Конников Моржов скатился с Чуланской горы, протрясся по ребристому мосту через водослив Пряжского пруда и натужно потащился вверх по бульвару Конармии. За чугунной оградой приветственно махнули ветвями липы забиякинского парка, под которыми на отшибе краснела крыша МУДО. Моржов добрался до Крестопоклонной площади, остановился у Черепа, оглядываясь, и выбрал шатёр кафешки поприличнее. Юноша-таджик с его вековым «н-н-т сахар…» Моржова не устраивал.

Если не задалась любовь, надо было хотя бы пожрать. Моржов прислонил велосипед к торцу стола. Девушка-официантка принесла книжицу меню. У девушки на торчком стоящей грудке болтался бэйджик с надписью «Оленька». Пока Моржов выбирал, Оленька, утомлённо щурясь, глядела куда-то в просторы за Талкой, словно мечтала о воле, о девичьем счастье, о свободе от идиотов. Весь вид Оленьки говорил о том, что Моржов как половой партнёр для неё меньше нуля и, если бы не работа, она бы и не взглянула на такого урода. Когда Моржов определился с выбором, Оленька захлопнула меню так, будто Моржов туда наблевал, и ушла. Через десять минут она принесла заказ, заменив оливье на крабовый салат, а кофе-американо на капуччино. Моржов покорно смолчал.

Запас времени у Моржова оставался ещё изрядный, а вот ехать и искать какую-нибудь другую подружку-учителку, чтобы чичить сертификаты, Моржову не хотелось. Он как-то чересчур укоренился в теме Юльки, и всё остальное сейчас звучало диссонансом. Значит, догадался Моржов, экстраполяция выводит его на Стеллу. Получалось, что судьба упорно запараллеливала Стеллу и Юльку. Ну и ладно, кашу маслом не испортишь.

• Предыдущая
• 47/112
• Следующая