За час до рассвета - Колос Иван Андреевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/73
• Следующая

Ты для Германии, Гитлер, позор,

Проклятье тебе, презренная тля!

Тебе, изувер, - петля!

Начали выпуск листовок. В них разоблачались сумасбродные планы Гитлера, печатались воззвания к солдатам.

Первый поход

Когда листовки были отпечатаны, сложены в небольшие пачки, мы собрались, чтобы обсудить вопрос, каким образом мы распространим их среди немецких солдат. Легче всего, конечно, это было бы сделать при помощи самолета, но, во-первых, самолета у нас нет; во-вторых, в частях, несущих гарнизонную службу, этот способ распространения довольно сомнителен. Значит, надо самим проникать в гарнизоны, налаживать связи и действовать с помощью немецких солдат. Только так можно широко развернуть пропаганду. Подобный путь очень опасен, но зато он самый верный и надежный. Каждый из нашей группы был готов проникнуть в любой гарнизон, но на первый раз решено было послать в Барановичи Феликса. Ногу ему подлечили, хотя он еще прихрамывал.

К походу Феликс готовился тщательно. Мы снабдили его планом города, и он старательно изучил каждую улицу. Много ценного рассказали ему партизаны, жители Барановичей.

Сообща разработали маршрут. Идти было решено левее поселка Любча, мимо города Новогрудка к озеру Свитязь, а оттуда лесом на Барановичи. Это был самый безопасный путь, на нем настаивал и сопровождавший Феликса Дмитрий Стенько. Он должен был привести Феликса к нашему партизанскому связному, который жил на окраине Барановичей, и ждать его там, пока Шеффлер не выполнит задания.

Рано утром 18 марта Феликс и Стенько явились в штаб, готовые двинуться в путь. Феликс был спокоен, словно шел на приятную прогулку и ему ничего не угрожало. Платон осведомился о его самочувствии.

- Чувствую себя отлично, товарищ генерал, - сдержанно ответил Феликс. - Хочу просить вас: дайте мне одну-две гранаты. Попадусь, так живьем не сдамся!

Меня сильно взволновали эти слова, произнесенные просто, буднично. У Феликса был пистолет, но не помешают и гранаты, и он их тотчас получил. Одет Феликс был в свою фельдфебельскую форму, выглядел заправским солдатом фюрера. Когда все было готово и вся группа собралась, чтобы проводить двух смельчаков в город, Феликс подошел ко мне, протянул небольшой сверток и сказал:

- Товарищ капитан, тут письма из дома, фотографии жены и детей. Если погибну, прошу вас: наступит мир, перешлите жене, напишите, что честно служил новой Германии...

Я принял сверток.

- Будем надеяться, все кончится благополучно. Главное, будь осторожен, без надобности не рискуй, - напутствовал я его.

Мы крепко обнялись. Феликс попрощался со своими соотечественниками, и партизаны направились в путь.

Было тепло, но ветрено. Лес шумел.

...Вернулись Феликс и Дмитрий через четыре дня. С ними была надежная охрана - два вооруженных немецких солдата, которых Феликс сагитировал перейти на сторону партизан. Сначала они держались настороженно, с опаской поглядывая на Феликса и других немецких товарищей, как бы спрашивая: "Нет ли тут подвоха?" Но, видя искреннее радушие хозяев, успокоились, разговорились, на лицах появились улыбки. Да, здесь им ничто не угрожало.

Мы ни о чем не расспрашивали Феликса: пусть выспится, а потом доложит. То, что трудное поручение он выполнил успешно, я уже понял по его лицу, да и его первые слова, произнесенные по возвращении в лагерь: "Все в порядке, товарищ командир!" - говорили о том же.

Отдохнув, Феликс подробно рассказал нам о всех происшествиях, случившихся по дороге и в самих Барановичах.

До Новогрудка дошли спокойно, никого даже не повстречали. Но когда обходили этот небольшой городишко, на одной из дорог, которую им пришлось пересечь, к ним привязался мужчина лет сорока в хорошем пальто с каракулевым воротником. Незнакомец часто дышал, сытое его лицо было покрыто капельками пота. Видно, спешил человек. С Феликсом он заговорил по-немецки, тот оборвал его, сказал:

- Говорите по-русски.

Незнакомец покосился на Стенько, но, услышав от фельдфебеля, что это его приятель, продолжал:

- В домике лесника второй день скрывается коммунистический бандит. Очень хорошо, что я вас встретил. Если сейчас же нагрянем к леснику, то наверняка поймаем его. Комендатура в центре города, и я потеряю не менее двух часов, пока сообщу об этом. Он может ускользнуть...

- Ну что же, веди к леснику, - решительно сказал Дмитрий и сделал знак Феликсу следовать за ним.

"Пора бы прихлопнуть подлеца. Обстановка самая подходящая: вечереет да и от дороги отошли достаточно", - подумал Стенько и уже взялся было за пистолет, как вдруг заметил, что в правой руке Феликса что-то блеснуло он набросился на предателя.

- Ловко сработано! - восхищенно сказал Дмитрий.

Около озера Свитязь, на хуторе, остановились на отдых у знакомого крестьянина. Тот удивился, увидев Дмитрия с немецким фельдфебелем, и первые минуты не знал, как себя вести, о чем говорить. Но сообразив, что это, верно, переодетый партизан, успокоился и приказал хозяйке накормить гостей.

- А что, Макарыч, напугал тебя мой товарищ? - садясь за стол, спросил Стенько. - Ведь Феликс и правда немец.

- Да ну! - снова удивился Макарыч.

- Правда, правда, - подтвердил Феликс на ломаном русском языке.

Макарыч понял, что его не разыгрывают.

- Да как же так? Немец и вдруг наш партизан?

Феликс улыбнулся:

- Фашисты - ваши враги и мои враги. Враги всех честных людей.

- Верно, - солидно подтвердил Макарыч, поглядывая маленькими глазками на необычного партизана и пощипывая окладистую серебристую бороду. Помолчав, Макарыч добавил: - Я так рассуждаю: коль уж и немцы идут до нас партизанить, Гитлеру скоро будет конец...

Легли спать, наказав Макарычу чуть свет разбудить...

В Барановичи Феликс и Стенько пришли на другой день вечером. С квартиры связного Феликс отправился прямо в город.

Феликс шел по улице города будто хозяин, присматривая места, где лучше всего расклеить листовки. Барановичи для этого были не очень подходящим городом: дома небольшие, огороженные палисадниками, сплошных заборов и больших зданий мало, да и то только в центре, где беспрестанно снуют солдаты. Однако к рассвету Феликс блестяще выполнил свое дело: листовки висели всюду; особенно много их было расклеено в центре и на привокзальной площади.

• Предыдущая
• 23/73
• Следующая