Скрипачка - Бочарова Татьяна - Страница 22

— Я все равно поеду, — угрюмо пробормотала Алька. — Ты, конечно, если дрейфишь, можешь остаться, а я поеду.

— Хорошо. — Ленка быстро зашагала к метро. — Поезжай. Я, естественно, тебя не брошу. Ответь мне только, кого ты собираешься искать на даче в конце марта? Очкастую Ингу? Тех, кто знает ее адрес? А если никто не знает, так же как в Москве? А если она имеет отношение к убийству Крета не более чем мы с тобой? Может, она даже боится тех людей, которые расправились с ее любовником, потому и исчезла?

— Стоп! — Алька стала как вкопанная. — Как же мне раньше в голову не пришло?

— Что еще? — устало проговорила Ленка, продолжая идти вперед.

— Инга тоже мертва! Ее убили, как и Крета. Как ты не понимаешь? Она что-то знала о партитурах, они боялись вместе! Вспомни последнюю репетицию во Владимире — Крету явно угрожали, он и сдрейфил от слов Рыбака. И Софье Тимофеевне он жаловался, что чувствует близкую смерть. Неспроста это, поверь мне! Вот и произошло то, чего они с Ингой так опасались. Вдруг это она была во владимирской гостинице, ее шаги я слышала в коридоре? Тогда ей удалось исчезнуть, а потом достали и ее! — Алька едва поспевала за разъяренной Ленкой, которая продолжала нестись как угорелая.

— Тем более концы обрублены, — сказала та. — Ехать незачем!

— Ехать надо! — возразила Алька. — Все равно надо. Если я ошибаюсь и Инга жива, только она может пролить свет на это дело.

— Ладно, поедем, только уймись и давай наконец дойдем до метро, а то мы домой и к утру не вернемся! Сама лезешь на рожон, меня в это безумие вовлекаешь! И ведь ничего нам не даст твоя затея, кроме больших проблем!

Алька была готова подписаться под каждым Ленкиным словом, настолько верно и логично та говорила. Но главное для нее было все-таки то, что Ленка согласилась поехать с ней, а значит, она будет не одна.

Расставшись с подругой на Преображенке, Алька принялась строить план. Для поездки на дачу в Александров нужно было дождаться выходных, а ближайшие выходные, как назло, будут заняты — Горгадзе организовал концерты в музее Глинки. Правда, в воскресенье концерт был утренний и можно, наверное, успеть… Занятая подсчетами времени, Алька не заметила, как дошла до квартиры. Она остановилась перед дверью, с удивлением разглядывая бумажный листок, засунутый за кнопку ее звонка. «Что-нибудь с Элеонорой Ивановной, — решила она, вытаскивая записку. — Плохо с сердцем, забрали в больницу». Она развернула бумагу. На половинке машинописной страницы красивым компьютерным курсивом было набрано: «Девочка, не суйся не в свое дело, пожалеешь».

В конце предложения вместо восклицательного знака стояла спокойная точка.

Алька услыхала, как громко стукнуло сердце — резко, гулко и всего один раз. Ей сразу расхотелось входить в квартиру, но на лестнице оставаться тоже было жутко — Альке показалось, что она явственно слышит шаги внизу. Поколебавшись, она все же вытащила ключи, долго не могла попасть в замочную скважину и, наконец, широко распахнув дверь, ввалилась в квартиру. На минуту стало легче — в коридоре ярко светила люстра, мирно стояли под вешалкой черные войлочные ботинки Элеоноры Ивановны, тикали настенные часы в углу. Алька перевела дух и сняла куртку. Громко затрещал телефон, и тотчас же из своей комнаты выглянула соседка.

— Обзвонились тебе, — морщась, точно от зубной боли, сказала она Альке. — Замаялась подходить. Каждую минуту — не пришла еще, не пришла? Точно на пожар. Больше не подойду!

Алька прямо в ботинках бросилась к себе, схватила трубку. Она уже знала, кто звонит.

— Ленка, ты?

— Пришла? Видела?! Что я тебе говорила?!!

— Тебе тоже прислали? — задала Алька глупый вопрос.

— Вот что, — твердо сказала Ленка. — Кончаем с этим. И без возражений!

— А Рыбак?

— Почему бы тебе не спрыгнуть для него с десятого этажа? Пользы будет столько же, но есть шанс выжить — я читала, не все разбиваются насмерть. А так — шансов никаких. Я не самоубийца. Нам такое не по зубам, и думать забудь.

— Ладно, — убитым голосом проговорила Алька. — Прости, что ввязала тебя в это дело. Я постараюсь забыть.

— Вот и умница, — устало сказала Ленка. — Запри покрепче дверь и ложись спать.

— Спокойной ночи, — прошептала Алька и повесила трубку.

Сев на кровать, она развернула скомканную записку. От бумаги шел слабый, еле уловимый запах то ли духов, то ли туалетной воды, точно от любовного письма. И тем более жутким и зловещим казался смысл, заключенный всего в одной фразе.

Ночью Алька никак не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, пытаясь разгадать, что же такого интересного могли содержать в себе переложенные для симфонического оркестра партитуры опер. В голову не приходило ничего путного. Штора на окне пугающе шевелилась, и Алька боялась закрыть глаза. Утром ее качало, лицо было опухшим и бледным, в голове шумело. В таком виде она и явилась на репетицию, стараясь не встретиться с проницательным взглядом концертмейстера.

В филармонии ее ожидал очередной сюрприз.

— В выходные играете соло с Соловьевой, — заявила Сухаревская тоном, не терпящим возражений. — Надеюсь, ты помнишь Вивальди? Если нет, то у тебя три дня в запасе.

Концерт Вивальди Алька играла ровно полгода тому назад, когда во время гастролей в Праге заболел Эдик Скворцов. Тогда Сухаревская скрепя сердце выпустила на сцену Альку. У той от неожиданности дрожали руки, но ничего, стиснула зубы, сыграла. Кретов остался доволен, Ирка сказала что-то насчет штрихов, но в целом все прошло путем. С тех пор Алька Вивальди не повторяла. Издевается Ирка над ней, что ли?

— Я не сыграю, — твердо сказала Алька.

— Сыграешь, — холодно отрезала Сухаревская. — Позаниматься придется, ничего не попишешь, но сыграешь. Соловьева не против.

— Потому что она сто раз его играла, а я — один.

— Тебе и одного достаточно. — Ирка отошла в сторону, будто забыв об Алькином присутствии, и та не поняла — комплимент ли ее слова или очередное издевательство.

Пришел веселый Чегодаев, подмигнул Альке и отправился в кабинет директора распределять премии — на оркестр выписали дополнительные деньги. На минуту Алькой овладело искушение рассказать Ваське обо всем: и о своих действиях, и о записке с угрозой. Она уже было приблизилась к дверям глотовского кабинета, но что-то заставило ее остановиться.

Репетиция тянулась бесконечно, после бессонной ночи ныли руки, перед глазами прыгали цифры тактов. Молчаливая и такая же бледная Ленка сидела рядом, и Аля слышала, как она фальшивит. Сухаревская время от времени оборачивалась и бросала на подруг яростные взгляды, но Альке было абсолютно все равно.

— Ты куда? — спросила она Ленку, когда Горгадзе наконец отпустил оркестр.

— Домой, конечно. — Ленка быстро собирала инструмент. — Заниматься надо, а то, того гляди, с работы выгонят. Мы ведь пока что с тобой не на Петровке работаем, а в оркестре, здесь играть надо, а не преступников разыскивать.

Ленка ушла, а Аля медленно запаковала скрипку и побрела к метро. Сзади посигналила машина, из-за опущенного стекла Альке улыбался Чегодаев.

— Куда утекла? — Он распахнул дверцу. — Садись, премию отметим.

— Мне заниматься надо, — покачала головой Алька, — в субботу Вивальди играть.

— Не повезло вам, — сочувственно кивнул Чегодаев. — Будете теперь струнной группой за весь оркестр отдуваться, я предупреждал. А нам хорошо, никто слова поперек не молвит. Ладно, давай хоть домой отвезу.

— На метро быстрее.

— Ну как знаешь. — Васька захлопнул дверцу, и машина унеслась, выпустив на Альку бензиновое облачко.

Алька так же вяло и медленно прошла через турникет, влезла в переполненный вагон, прислонилась к стене и отключилась. Очнулась она, лишь когда поезд внезапно выехал на поверхность.

«Что за чертовщина? — изумилась Алька. — Сейчас же должна быть «Театральная»!» И тут же поняла, что давно проехала станцию пересадки. Еще через мгновение ей стало ясно, что сделала она это не случайно — поезд следовал до «Красногвардейской». «Зачем? — устало подумала Алька. — Кто меня там ждет?» Но из вагона не вышла, доехала до конечной, отыскала дом, у которого была десять дней назад, нужный подъезд, квартиру.