Скрипачка - Бочарова Татьяна - Страница 6

Ленка тут же улеглась, уютно укутавшись в одеяло. Аля потушила свет, расстелила постель, разделась, вытянулась на прохладной простыне. Сон не шел. Ленка тихо посапывала в темноте.

— Эй, — тихо позвала Аля.

— Что? — сонно отозвалась Лена.

— Ты спишь?

— Нет, я танцую, — рассердилась Ленка, заворочалась и села на кровати. — Интересно, сегодняшний день кончится наконец?

— Лен! — прошептала Аля. — Крет из-за меня погиб. Я к Рыбаку в номер ходила, пока ты в душе была. Это я его извиняться…

— Знаю, — перебила Ленка. — Догадалась уже.

— Лен! Его… теперь посадят? Да?

— Посадят, конечно.

Алька тихонько всхлипнула.

— Прекрати. — Ленка деловито взбила подушку и снова улеглась. — Судьба, значит, у него такая. От судьбы не уйдешь. Не сейчас, — значит, в другой раз сел бы, и ты тут ни при чем. Спи!

Но спать Але не хотелось.

— Я покурю? — спросила она Ленку.

— Кури.

Аля выскользнула из постели, приоткрыла окошко. Два тусклых фонаря слабо освещали пустой гостиничный двор. Чуть поодаль сверкало огоньками шоссе. Алька затянулась, высунувшись на легкий мартовский, ночной морозец. Внезапно она поняла, что ей мешает спать не только жалость к Валерке, хотя жалко его было ужасно. Существовало еще что-то, гнездившееся глубоко в Алькином подсознании и лишь сейчас неожиданно выплывшее на поверхность. Этим «что-то» были шаги в коридоре, которые она слышала незадолго до того, как произошла трагедия с Кретовым. Тихие, еле различимые в послерепетиционной тишине гостиничного этажа. Кому они могли принадлежать? Скорее всего, женщине, уж очень они были мягкие и невесомые. А может, невысокому ловкому мужчине? Странные шаги. То замирающие, то снова возобновляющиеся. Кому понадобилось гулять поблизости от Крета?

И еще одно. Чего так испугался Кретов на последней репетиции? Ей-богу, он словно предчувствовал, что с ним произойдет несколько часов спустя. Алька была готова поспорить, что в словах Рыбакова Кретов уловил какой-то иной, одному ему понятный смысл. Но какой? Вот чертовщина!

Алька выкинула окурок и свернулась клубочком под одеялом. На нее навалился сон — тяжелый, свинцовый, без сновидений.

Четверг тянулся тоскливо и бесконечно. С утра за окном вдруг захлюпала оттепель, по стеклу противно моросило, большой сугроб в конце двора осел и посерел. В комнате почему-то было невероятно темно, и Аля, как встала, зажгла лампочку. Казалось, ночь сразу перешла в вечер, минуя светлое время суток. Неудержимо хотелось спать. Часов в десять забежал Славка, растрепанный, с красными глазами, абсолютно трезвый и злой. Он посидел у девчонок минут сорок, но разговор не клеился. Втроем они сходили в буфет, выпили кофе, пожевали бутерброды и разошлись по номерам.

Оперативники объявились лишь к вечеру. К Але с Леной зашел молодой курносый парень с розовыми, как у младенца, щеками и чуть косящими глазами, которые, впрочем, придавали ему вовсе не уродливый, а очень симпатичный вид. По-северному упирая на «о», он долго и неторопливо расспрашивал, кто где находился вчера на момент смерти Кретова. Обстоятельно записав все, что услышал, в большой блокнот, опер сочувственно покачал головой:

— Не повезло вам. Как же вы теперь без дирижера?

— Другой придет, — ответила Лена.

— Запасной, что ли? — улыбнулся парень, явно утомленный хождением по номерам. Ему было скучно и хотелось поболтать с симпатичными музыкантшами.

— Ага, — насмешливо подтвердила Аля. — Как у футболистов.

Милиционер не обиделся.

— А вот скажите, девчонки, — он поудобней устроился на стуле, — ваши все говорят, эта стычка у Кретова с Рыбаковым была далеко не первой. Так?

Аля молчала, лихорадочно соображая, как лучше ответить, чтоб еще больше не навредить Валерке.

— Так, — кивнула Лена.

— И раньше Рыбаков ему тоже угрожал?

— Никогда! — горячо выпалила Алька.

— Он сильно поддавал, Рыбаков ваш?

— Да нет. Только в последнее время.

Курносый нравился Альке гораздо больше Лаврова. Ей казалось, он даже сочувствует Валерке. Сказать ему про странные шаги в коридоре? По идее, это должно заинтересовать оперативников.

— Кретова мог убить и кто-то другой, — как можно тверже произнесла она и тут же поймала на себе два изумленных взгляда — Ленкин и молоденького мента.

— Кто же, если не секрет? — осведомился тот.

— Не знаю, но я слышала, как кто-то ходил перед номером Кретова, как раз перед самой его смертью.

— И не видели, кто это был?

— Нет. Я спешила к себе. Номер Кретова не виден за поворотом коридора, а я не стала специально смотреть.

— Какие были шаги?

— Тихие, легкие. Они останавливались, а потом начинали звучать снова.

— Что ж вы вчера не сказали об этом оперативной группе? — удивился курносый.

— Я забыла, — призналась Алька. — Тогда, когда я их слышала, они не показались мне подозрительными. Ну ходит кто-то и ходит. Разве нельзя?

— Я думаю, в них и нет ничего подозрительного, — улыбнулся розовощекий. — Тем более против Рыбакова такие веские улики. Но я передам начальству ваши слова.

— Спасибо, — обрадовалась Алька. — Я еще хотела спросить. Вам никто из оркестра не рассказывал, как испугался Кретов после слов Рыбакова о расплате?

— Конечно, рассказывали.

— Вам не показалось это удивительным?

— Нет. Что тут удивительного? Рыбаков погрозил, потом привел свою угрозу в исполнение. Не по злому умыслу, конечно, но, видимо, ваш дирижер предчувствовал, что так может получиться.

Алька промолчала. Ясно, мент думает так же, как остальные. Никто не уловил в поведении дирижера ничего странного. Может, и ей лишь почудилось?

— Ну ладно, — вздохнул парень. — С вами хорошо, а у меня еще целый этаж. Вы на чем играете-то?

— Мы? — с готовностью откликнулась Алька. — На барабане!

Парень заржал.

— Я б за тобой после дежурства зашел, барабанщица, — весело проговорил он. — Да ведь не пойдешь?

— Не пойду.

— А подружка твоя?

— А подружка — тем более, — ответила Ленка. — Вы идите, а то там наши мальчики заждались. У нас алиби общее.

— Ну барабанщицы! — Парень погрозил девчонкам пальцем и скрылся.

— Слава богу, отвалил, — вздохнула Ленка с облегчением и подавила судорожный зевок. — Теперь можно будет домой уехать. Хуже нет, чем целый день в гостинице без дела торчать.

Вечером зашел Чегодаев и объявил, что директор оркестра Глотов взял билеты на Москву на завтра в ночь.

Алька втащила в комнату чемодан, сиротливо томящийся в коридоре, прикрыла дверь и в изнеможении опустилась на тахту. Ну и что? Полный облом, даром только носилась с утра как угорелая. Поезд прибыл на Курский вокзал в семь утра. В восемь Аля уже была дома, оставила чемодан, скрипку, выпила чашку кофе и поехала в следственный изолятор. Убийство Кретова, естественно, вызвало резонанс не только в музыкальных кругах, но и во всей культурной среде страны. Пресса и телевидение моментально подняли шум по поводу гибели известного дирижера. Вмешалась Генпрокуратура, и Рыбакова, как подозреваемого по особо важному делу, в Москву привезли еще вчера, так что Алька надеялась… Неизвестно на что надеялась! Оперы посмотрели на нее как на сумасшедшую, ни объяснять ей что-либо, ни разговаривать с ней никто и не собирался. Какое уж там свидание с подследственным!

— Вы ему кто? Жена? — сурово поинтересовался пожилой майор, единственный, кого Альке удалось отловить на выходе из следственного изолятора и разжалобить.

— Нет, — помотала она головой, ежась и стуча зубами. В помещение без пропуска не пускали, и, пока Аля попала на этого сердитого, седого мужика, ей пришлось полтора часа простоять на улице. Как назло, в Москве вдруг ударил мороз.

— Невеста? — еще суше спросил седой.

— Нет.

— А кто? Сестра?

— Я с ним работаю.

— Девушка, не морочьте мне голову, — устало произнес майор, отстраняя Альку. — Свидание дается только с родными и близкими. И то далеко не так скоро, как вам бы хотелось. Ясно? — Он внимательно поглядел на понурую, притихшую Алю.