Звоночек 4 (СИ) - Маришин Михаил Егорович - Страница 55

Всю глубину мстительности Лаврентия Павловича я прочувствовал уже на следующий день, когда, как свободный гражданский человек, пошел устраиваться на работу на ЗИЛ. Хотелось поближе к дому, да и знакомых-приятелей у меня там пруд-пруди. Не вышло. Рожков, директор, мялся, жался, а потом выдал:

— Семен Петрович, не губи! Если ж я тебя возьму — всему заводу жизни не будет, сожрут без соли!

На МССЗ Белобородов, которого я столько выручал, честно признался, что был у него Мещерский и мягко, но настоятельно советовал меня на работу не брать. И такая история везде! Куда б я не сунулся, места для меня не было. На ГАЗ-2, который АЗЛК, на велозаводе, на «Динамо», что были относительно недалеко, а также на северных заводах Москвы, авиационном и авиамоторном, в мастерских Аэрофлота, везде мне отказывали. Отбил телеграммы друзьям-знакомым в другие города, от Мелитополя до Нижнего, но нигде бывшему майору государственной безопасности места не было. Дорогой дядюшка Исидор, как это всегда бывало в трудных жизненных ситуациях, просто исчез с горизонта. И даже Кожанов, с которым теперь то уж точно мне никакой Японии не светит, хоть он и уговорил Полину, как обещал, спрятался от меня так, что днем с огнем не сыщешь.

Как говорится — друзья познаются в беде. Беда же мне, в перспективе, рисовалась лихая. Три месяца тунеядства — и, по новому закону, все мои сбережения, все вложенные, кстати, именно в кирзовые сапоги, средства, будут конфискованы в пользу государства. И, кстати, отчислений от серийных изделий, меня, как неработающего, тоже лишат. Выбор небогат. Хочешь — иди грузчиком в порт всем на смех. Не хочешь — все равно пойдешь грузчиком в порт через три месяца после конфискации и принудительного трудоустройства. И никаких проблем с общественным мнением. Чай не народный любимчик, а «миллионер-тунеядец». Да, если ты системе не нужен и, вдобавок, выступил против нее — она тебя растопчет. Прочим в назидание. Плевать, я и баржи разгружать пойду, или рядовым водителем в автоколонну, всех тропинок не закроют. Раз не нужен им инженер Любимов, то так тому и быть. Вот только свожу в июне детей на море, сам отдохну, Полина от своей химии отвлечется. Свою задачу я выполнил — дал Союзу такое «ускорение», что его теперь не остановить ничем. Можно спокойно жить до пенсии как-нибудь. А учитывая то, что у меня в загашнике имеется — очень даже неплохо.

Так я рассуждал до воскресенья 21 мая, когда в одночасье мой мир, такой понятный и предсказуемый, в одночасье рухнул в хаос после всего одного радиообращения Председателя СНК СССР товарища Сталина к советскому народу.

— Товарищи! Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, после ложного обвинения СССР в нападении на свою территорию, панская Польша объявила войну Союзу Советских Социалистических Республик! Вражеские войска атаковали наши границы…

Я как раз с семьей был в центре Москвы, поехали за покупками к летнему отдыху. Нагруженный бумажными пакетами, подходил к машине, которая стояла недалеко от уличного репродуктора. Пока говорил Левитан, объявляя важное заявление Предсовнаркома, я возился, открывая дверь и забрасывая внутрь покупки, но услышав, что сказал Сталин, застыл, как вкопанный. В голове билась только одна мысль: ЗАЧЕМ? Она так захватила меня, что конец обращения я пропустил мимо своего сознания. Зачем поляки напали? Они ж нам на один зуб и должны это прекрасно понимать после японского урока! И вот тут у меня перед глазами встала надменная физиономия Клейнчи и его слова в ответ на отказ: «Вам же будет хуже». Картинка сложилась и совсем меня не обрадовала, а, признаюсь, серьезно напугала. В «эталонном» мире, проиграв с советско-германским договором о ненападении и разгромом Польши первый раунд, Антанта пыталась отыграться во втором, спровоцировав Советско-финнскую войну, посылая детям страны Суоми всяческие знаки поддержки и уверения в немедленной помощи. В расчете на то, что Германия тоже «впряжется» за финнов. Но тогда все было скорее на уровне чересчур оптимистичных надежд. Все-таки зима, замерзшая Балтика, невеликая ценность Финляндии для Гитлера, играли против хитроумных британцев. Но сейчас, когда СССР своими действиями «прижал» политику англичан раньше, то и «финский вариант» они применили к Польше, которую мы, по всем статьям, не могли не разгромить. А немцы, в свою очередь, совершенно не могли спокойно смотреть, как РККА выходит на границы Германии! Получалось, что Европа втягивалась в войну по «английскому сценарию» и нам дело придется иметь со всеобщим, а не только германским нашествием! Как сказала Багира, теперь мы можем только драться!

Народ, собравшийся большой молчаливой толпой перед репродуктором, как только Сталин закончил свою речь, вдруг сразу куда-то заторопился, стал расходиться быстрым шагом, а некоторые, те, кто помоложе, даже побежали. Понятно, все вдруг вспомнили о друзьях и родственниках, которые еще не знают, вспомнили о неотложных делах, которые непременно надо успеть доделать «пока не началось», вспомнили о том, что военнообязанные и, раз объявлена всеобщая мобилизация, надо спешить в военкомат. Да мало ли о чем еще человек может подумать, услышав такие новости! Площадка в считанные минуты опустела.

— Ну что, дождался? Десять лет, сколько тебя знаю, все каркал! — проворчала Поля, когда я плюхнулся на переднее сиденье.

— Каркал, каркал, — пробурчал я ей в тон, соглашаясь. — Но такой вот войны я никак не ждал! Она мне самому как летом снег на голову! Кто мог подумать, что поляки на такой самоубийственный шаг пойдут?! Хотя, с другой стороны, чего это английским лордам польских холопов жалеть, когда империя в опасности? Наобещать лопухам помощи с три короба, Речь Посполитую по самый Урал, может, подкупить кого, делов то…

— Мы как вдарим по полякам, только сопли полетят! — обозначил свою политическую позицию Петя-младший.

— Вдарим-то вдарим, но вот что потом? Там таких поляков, румын и прочих венгров до самой Германии, а за Германией Антанта. Кулаки вдарять устанут, — сказал я задумчиво больше самому себе, чем в ответ сыну. — Да и голову надо крепкую, потому, что не для того они это все затеяли, чтоб только им вдаряли. Сами тоже вдарять будут. Тут уж только подбери сопли да держись!

Кому война, кому мать родна. Во всяком случае, лично для меня был в объявлении всеобщей мобилизации положительный момент. Уж теперь-то безработным я точно не останусь. Поспешив домой, я быстро переоделся в форму и отстучал на пишущей машинке кое-какую бумагу, после чего заскочил обратно в «Тур» и рванул на Лубянку, в свой бывший наркомат. Как-никак я именно в этом ведомстве состою в запасе. В коридорах главного здания наркомата наблюдалось необычное оживление, вместо прежней основательности и размеренности, даже между кабинетами сотрудники передвигались быстрым шагом, будто это могло как-то повлиять на работу. Что поделать, видимо давал себя знать полученный с сегодняшними новостями заряд адреналина.

— Товарищ майор, — сказал мне со скучающим видом все тот же начальник Управления кадров НКВД Круглов, который и осчастливил меня давеча известием о подписании рапорта, — вы уволены в запас в связи с реорганизацией и сокращением штата. В тоже время вы не прошли аттестацию на звание майора государственной безопасности и не можете быть направлены на оперативную работу…

— То есть, в моих услугах наркомат не нуждается и из запаса вы меня призывать не собираетесь? — перебил я Круглова, стремясь побыстрее закончить эту неприятную для меня беседу.

— Точно так, — кивнул он в ответ.

— Тогда подпишите и поставьте, пожалуйста, дату и печать, — достал я из портфеля заготовленную бумагу и положил ее на стол.

— Что это? — удивился кадровик и стал читать.

— Все тоже самое, что вы сейчас мне сказали, только в письменном виде, — усмехнулся я в ответ, почувствовав удовлетворение от того, что угадал расклад.

— И куда вы с этой бумагой пойдете? — насупился Круглов.