Невеста Перуна (СИ) - Ладица Наталья - Страница 13

Аскольд... Новгородец больше не думал, что всё произошедшее - сон. Непонятно, откуда взялась уверенность, но и дневная трапеза с младшим князем, и ночная беседа с богиней были столь явными, яркими. Неожиданная тоска сжала сердце. «Ты хочешь стать моим витязем?» Уста боярина исторгли стон. Быть может, сами боги давали ему шанс, единственный шанс в его жизни. Плевать на власть, богатство, покровительство богов, но Ефанда...  «Любая женщина, которую захочешь, будет твоей». Всё, всё было в его руках, а он... «Это твой выбор, боярин». Да, его выбор. Пень замшелый! Ну кому, кому бы стало хуже, если бы он дал согласие?

Стремясь избавиться от тяжких мыслей, Вадим вышел во двор. Дир только закончил потешный бой и теперь шумно пил воду из поданного отроком ковша.

- Доброго здравия, князь, - окликнул его боярин.

- И тебе, гость новгородский.

Признаться, Дир был весьма хорош собой. Ростом лишь чуть уступал Вадиму, а вот плечами, пожалуй, слегка превосходил его. Тугие мышцы бугрились под загоревшей до черноты, блестящей от пота кожей. Широкая белозубая улыбка была частой гостьей на его скуластом лице. Серо-зелёные глаза молодца искрились весельем, но, что интересно, взгляд их всегда был цепким, внимательным. Ноги-руки не длинные, но крепкие, могучие. Будучи полным воином посвящения, князь по обычаю полян был брит наголо, лишь с макушки свисает выбеленный солнцем осерёдец - длинный клок волос. Далеко не каждый воин удостаивается такой чести - носить осерёдец. Только истинные сыны Перуна.

- Что смотришь, гость новгородский, - совсем как его брат, прищурился Дир. - Не желаешь ли потешится?

- Отчего бы и нет? - ответил Вадим. - Надеюсь, найдётся у тебя достойное оружие?

Князь расхохотался и кивнул. Тут же расторопный отрок поднёс меч. Добрый, надо сказать, меч, крепкий, гибкий, ладно отточенный. Бойцы разошлись, встали в позицию, поприветствовали друг друга, и пляска началась.

Когда мечи сталкиваются, высекая искры, исторгая мелодичный звон, это всегда приводит в невольный трепет. И солжёт каждый, кто убийство назовёт красивым, ибо несовместимы красота и преступление, противное богам. Лишь в одном случае можно оправдать отнятие жизни - когда защищаются другие жизни. Но также верно, что любой потешный поединок - будь то на мечах или кулаках - всегда похож на пляску, когда исполняется истинными умельцами. Как и любую добрую пляску можно превратить в потешный поединок, дабы показать удаль и стать молодецкую.

И Дир, и Вадим мастерски владели и оружием, и собственным телом, которое само по себе оружие хоть куда. Потому их бой был невероятно красив. Выпад, удар, шлаг в сторону, поворот, защита, шаг вперёд, удар, ещё шаг... Немыслимое, бесконечное кружение по кругу. Отроки, гридни, кое-кто из челяди, даже воеводы побросали свои дела, чтобы видеть боевой танец своего князя и его гостя. Удар, прыжок, поворот, кувырок... Дир то и дело сиял белозубой улыбкой, Вадим отвечал хитрым прищуром внимательных глаз. Ни один из противников не мог дотянуться до тела своего соперника и оставить на нём алую борозду пореза - неоспоримую метку победителя. Впрочем, соперники, казалось, и не ставили такой задачи. Их целью была всего лишь пляска.

Наконец князь опустил меч, делая одновременно шаг назад. Боярин тут же отступил.

- А здоров ты драться! - подходя, хлопнул его по плечу Дир. - Коли Рюрик чем обидит, так милости просим к нам. Приходи с домочадцами, скарбом, челядью. А то и так приходи. Мне добрые воины всегда нужны.

Вадим хотел уж было отшутиться, но тут взглянул в глаза князя. Они не смеялись, а казалось, о чём-то молили, предостерегали. Будто хотел Дир о чём-то сказать, но не мог, не смел. О чём? Готовые вырваться слова застряли в горле. Загомонившие было после поединка зрители затаили дыхание. Вадим молчал, будто задумался над предложением князя, но, наконец, тряхнул головой и улыбнулся, всё-таки желая перевести неловкость в шутку:

- Нет, княже, не сейчас. Вот ежели и вправду разойдёмся с Рюриком, тогда приду.

- Ну, как знаешь, - пожал могучими плечами воин и, в раз утратив к гостю интерес, пошёл своей текучей звериной походкой к краю площадки. Остальные, притихнув, также стали расходиться по своим делам.

Уже у самого края Дир обернулся:

- Жду тебя, боярин, и мужей твоих на совете.

В заботах прошло несколько дней. Князья киевские и мужи посольские собирались ежедневно - судили, рядили, временами спорили. В общем, договаривались. Ежедневно к вечеру устраивались развлечения - пиры, пляски, состязания в воинских искусствах. Новгородцы поначалу неодобрительно поглядывали на своего предводителя (ох, долго ещё будет аукаться тот пир!), но молчали. В самом деле, не дитя малое, чтобы выволочку ему устраивать. Поляне вели себя гораздо сдержаннее - то ли привыкли к такому, то ли просто-напросто всё равно было. Но теперь Вадим вёл себя гораздо спокойней, и его оплошность вскоре забылась. Морена более не беспокоила, и боярин впадал всё в большее уныние. Тем яростнее он брался за любое дело, пытаясь взбодриться, и тем сдержаннее принимал участие в развлечениях, дабы вновь не потерять лицо. А ночи, когда каждая отринутая днём дурная мысли наваливается на разум тяжким булыжником, отныне и вовсе были ужасны.

Дважды Дир устраивал для гостей охоту с обязательным последующим пиром на Перуновом капище. Аскольд - в силу телесных недугов или ещё каких причин - в таких развлечениях участия не принимал. В эти дни Вадиму становилось легче. Уныние и тоска отступали, уступая место тихой радости, покою. А завершающие пир гуслярные песнопения и вовсе поднимали душу в необозримые высоты, на самое седьмое небо, к порогу светлого Ирия. Тогда все горести казались боярину тленом, глупостью - посмеяться в пору. Но приходившая на смену дню ночь вновь приносила беспокойство.

Но вот пришёл день, когда все условия были оговорены, все разногласия улажены, все договоры приняты. Настало время клятв и обетов. Все нужные люди нынче с самого утра собрались на высоком княжеском дворе. Как и положено, посольские сидели по левую руку, свои мужи, киевские - по правую. Место Вадима было самое высокое - выше только княжеские места.

Наконец вышли братья-князья, гордо прошествовали к своим местам. Все поднялись, приветствуя их, после снова расселись. Вадим пристально вглядывался в обоих, искал и не находил промеж ними ни малейшего сходства. Дир - открытый, загорелый, чуточку бесшабашный. Аскольд - хмурый, суровый, болезненно бледный. Будто и не братья вовсе, а совершенно чужие люди. Боярин вдруг с удивлением понял, что природой Аскольд был замыслен высоким, отчасти даже красивым мужем. И сейчас он был только чуть ниже своего здорового, статного брата. Но болезнь жестоко поглумилась над его телом, согнув почти в дугу, а черты лица исказила вечная обида на жизнь.

По правде сказать, нынешний совет не обещал никаких неожиданностей. Всё было оговорено: размер подати с купцов за право торговать в землях полян, условия торговли и право прохода в другие земли (тут, правда, пришлось рядиться, но, скорее, для вида), военная помощь в случае нужды... Ни брачных союзов, ни долгосрочных политических обязательств, ни совместного военного похода не предвиделось - обычная рутина, продиктованная обычаем. Достаточно клятвы на мече да медвежьей шкуре. Тем удивительней вдруг было услышать:

- Нынче на Перуновом капище клятву принесём, к вечеру - у Велеса.

Сказано это было Диром. Аскольд исподлобья взглянул на безмятежное лицо брата, глаза его полыхнули яростью. Но молодший князь тут же опомнился, и личина безразличия скрыла все остальные чувства.

- Так надёжней будет, - будто отметая все возражения, проговорил Дир. И обвёл взглядом всех присутствующих, будто ища возражения. Лишь брата взглядом не удостоил.

Старики одобрительно зашумели - обычаи, доставшиеся от предков, всегда вернее. Остальные лишь плечами пожали - как скажет князь, так и будет. Вадиму и мужам новгородским было, по большому счёту, всё равно. Конечно, готовность принести клятву на капище о многом говорит, но поляне никогда не были врагами словенам. Лишь глава посольства, глянув пристрастным взором, заметил этот полный злобы взгляд, брошенный братом на брата.