Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль - Страница 12

На отчётном концерте я работал как никогда. Все танцы! Палец сначала болел (он у меня от волнения или от дождей болит до сих пор), потом то ли перестал, то ли я перестал обращать внимание. Хорошо, что брейкинг в партере на руках − это самое сложное. А из партера наверх - это один прыжок и там размах важен, перенос нагрузки с туловища на ноги - ну как из положения мостик вы поднимаетесь обратно рывком. Там было болезненное приземление. Боль пронзила ногу, а потом опять нормально. Ещё я боялся поддержек. Катюша выросла, она стала ростом с меня. Но − слава богам! − она похудела (у нас в классе все девчонки костлявые, с диет не слазят), и я легко брал её на руки. Вообще Катюша за последний год отдалилась от меня. Естественно: эта ей тётя Марина в уши натрещала разные небылицы.

Катюша в школе по-прежнему со мной сидела. И кажется всё было нормально, но не было между нами чего-то такого, что было, когда она к нам только пришла в пятый класс. Тогда она всех боялась, а теперь освоилась. Теперь она - звезда класса. А ко мне все как-то в классе осторожно относились. Потрепаться, приколоться на уроке - это пожалуйста, а так, чтобы дружить, как мы с Даньком дружили..., на все темы поговорить, в кино сходить, так - нет. Все дэ-рэ, все сабантуи всегда без меня. Но я не парился. Я - элита. Мы вообще со Светланой Эдуардовной в клубах иногда выступаем. Это покруче разных картошек-едален. Но всё равно танцы танцами, но как не было друзей в классе, так и нет. Побегать-подраться, как в началке, уже не особо штырит. Никто не бегает, все сидят в своих телефонах и друг с другом переписываются. А у меня такой отстойный мобильник, что я его лишний раз не показываю. Вон у Катюши украли телефон за тридцать тысяч. Мама моя этого бы не пережила. Мама с папой как раз той зимой наконец землю купили. Пятнадцать соток. А дома - нет. Хозблок только. Мама стала искать строителей, говорит, рабочие очень обманывают. И она всё ищет знающих и не совсем наглых, поэтому мы с мамой экономим больше, чем раньше.

Мне почему-то всё чаще стало казаться, что меня опасаются, ну или осторожничают со мной. Мне стало мерещиться, что обо мне, за спиной, говорят, обмусоливают мои поступки. Я не знаю, когда во мне поселилась эта тоска. Я стал чувствовать не уверенность, как раньше, а неуверенность на грани стыда. Ведь мы не платили за танцы. Совсем небогатые люди за танцы платили. А мы - нет. Я всё прекрасно понимал, я вообще до денег жадный. Но вдруг, после того как между мной и Катюшей встала какая-то незримая стена, я подумал: а вдруг это из-за того, что я за танцы не плачу. Вдруг из-за этого она отдалилась от меня. Ну да, думалось мне, она поняла, что мы жадные. И не хочет со мной. Девчонка же любит, чтобы ей подарки дарили. Я же Катюше ничего никогда не дарил. А другие поцы духи ей презентовали, колечки и фенечки, браслетики ещё со змейками и черепками, артефакты поттерианы. Катюша обожала Гарри Поттера. Но конечно в школе девчонки по-прежнему за мной бегали... Я вдруг понял, что моя внешность помогала мне до поры-до времени. Поступки мои, что уж там говорить, подлячие, подпортили репутацию. Ещё я услышал о себе такие слова:

− Щегольковым надо заниматься. Ребёнок брошенный.

Это от училок, они домой шли, я их обогнал, попрощался как вежливый, а потом на лавочку на улице присел. Они мимо прошли, не заметили, и обо мне, ну надо же, говорили.

Я вообще не понял о чём это? Почему я брошенный? Потому что я на детской площадке сразу после школы? Почему я брошенный? Мама каждый день со мной болтает. В курсе всех моих школьных дел. И о Катюше знает. Папа, когда дома, по-прежнему возит меня на искусственный лёд в соседний город. Правда, на рыбалку я с родителями не люблю ездить. Но приходится. И мама и папа просто фанаты в нерест поудить-покоптить. Но не я! Чувствую, скоро я откажусь наотрез от рыбалки. Я и рыбу-то не особо. И все эти палатки и костры меня напрягают. Мне только рыбные рулеты нравятся. Но это морская кулинария. Говорят, на Камчатке вкусная рыба. У нас же морская так себе. Речная-то классная, но речную я не ем, воняет. Впрочем, я об этом писал.

Глава четвёртая. Интервью

Глава четвёртая (необязательная)

Интервьювсего я боялся, что тётка Марина будет снимать интервью. Но нет. Снимал дядя. С бородой такой. Приятный дядёк. И ещё молодой, которого бородатый называл Кныш, тоже снимал, сбоку. Кныш выставлял свет. Гримёр, стильная такая, махнула нам по лицам кисточкой. А вот Светочку вертели долго. Что-то гримёр у Светочки на лице замазывала, и всё объясняла, что свет холодный, поэтому грим должен быть теплее. Я не понял ничего. В студии реал было тепло, жарковато. Под конец съёмок пАрило от прожекторов будь здоров. Кныш двигал огромные лампы. Они были привинчены к потолку, точнее бегали по потолку на каких-то проволоках. Тихо работал кондиционер. Во время съёмок его выключали. Журналистка была как все сейчас девушки, ну одинаковая. Она так ярко была накрашена, просто страшная до ужаса. У нас на сцене девчонки и то так не красятся. Самое удивительное, что, когда транслировали передачу, журналистка выглядела самой симпотной. А на самом деле она страхолюдина. Много задавала журналистка вопросов. Поначалу все съёжились, испугались. И я тоже скукожился. Ну почему я не отрепетировал дома, почему? Тогда Света стала говорить, и Серый. И Серый, такой ко мне обращается:

− Вот у нас есть солист Артём.

−Как так солист? - удивляется журналистка. - Вы же говорили, что самое главное в студии − массовость. Все танцуют всё.

− Нет. У нас есть солисты, − затараторила Светочка. − Это драматургия. Без этого в хип-хопе нельзя, а в классическом танце - пожалуйста, вот например девочки у нас танцуют греческий.

− Сиртаки? - уточняет эта уродина.

− Можно и так сказать. И другие номера, с классической хореографией все танцуют равноправно, массово. А в «Разборках» есть солисты.

− А вы, ребят, как считаете нельзя в хип-хопе без солистов?

− Ну да, − я стал говорить, я ж солист. - Нельзя. Хип-хоп вышел из африканских городских кварталов.

− Да, да, я читала. Впитал в себя блюз, рок, брейк,-перебила.

− Ну и в общем Светлана Эдуардовна правильно сказала. В хип-хопе нужна драматургия. Элементы достаточно простые, костюмы тоже. Нужно брать конфликтом, − повторил я слова, которые нам на финишных репетициях говорил Серый.

− И кто конфликтует? - спрашивает.

А все молчат.

− Ну, − говорю. - Конфликтуют самые сильные по жизни, выбирают между собой предводителя.

− А разве хип-хоп и жизнь не разные вещи? - хлопает глазами, строит из себя идиотину.

− Вообще-то в хип-хопе импровизация важна, то есть ребята могут чётко следовать элементам, а могут привносить что-то своё в сценах, где они имитируют, например, разговор. Ну как в жизни: можно так поговорить, а можно этак, − тараторит Светочка.

- Я думала, искусство показывает не жизнь, а отражение, преломление если хотите. А импровизация... Это внутри искусства. Ей любой артист владеть должен, − такое впечатление, что щупает нас как училка в школе.

Серый со Светочкой насупились как двоечники. Я вообще не понял, что эта журналистка имела в виду. Но я привык отвечать наобум. Уж у меня столько разборок с мамками-бабками-няньками-дедками было. И некоторые, из интеллегенции очкастой мне не угрожали, а пытались типа воспитывать, типа нравоучения выговаривать, нотации короче читать. А с учителями препирательства случались. И я, помедлив секунду, отвечаю такой что попало:

− Ну конечно, − говорю. - Танец это не жизнь. Тем более, лично я понятия не имею, как там и что в чёрных городских кварталах. Меня бы там за слово «негр» наверное мочканули, в смысле вырубили бы. Но надо чтобы зрителям было интересно. А когда драка пусть и в виде танца это интересно,-в общем наболтал ерунды про то, что на сцене рождается что-то своё, уникальное. Пока идёт танец, оно тут рядом. Закончилась фонограмма, и нет уже того мира.