Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль - Страница 26

Мы с мамой в июне жили одни. Мама совсем приуныла. Всё твердила:

− Разве, если бы я знала, вышла бы за него.

− Может, он вообще не вернётся? - с надеждой спросила я.

− Да как не вернётся? Вернётся. Работу-то сложно найти. Тут у него место хорошее. Он привык. Он на своём месте в этом нашем гипермаркете. - Мама вздохнула тяжело. - Обязательно вернётся. Ему же надо со мной развестись. Он вообще, Лор, хочет отменить твоё усыновление.

− Как? - испугалась я. - И что? Я стану обратно Кривоножниковой?

− Да нет. Просто он тогда алименты платить на тебя не будет. А фамилию, наверное, оставят прежнюю. Я же разведусь, и под его фамилией буду, и ты тоже. Знаешь, что я думаю. Может нам с тобой к твоей второй настоящей бабушке в гости заглянуть?

− Зачем? - насторожилась я.

− Ну-уу. Может, она переменилась...

− Мама! Что ты мямлишь? Ты что-то скрываешь?

Мама сказала резко смело:

− Да, Лорочка, есть проблемы. И вот, что я тут надумала. Если отец умер, то его ребёнок получает пенсию по потере кормильца.

Я кивнула. Лера из нашего класса получала такую пенсию.

− Кстати, − сказала я маме. - Почему я никогда на кладбище у отца не была?

− А зачем? - возмутилась мама. - Я тоже не была.

− А вот Лера из нашего класса, когда уроки прогуливает, всегда говорит, что ходила на кладбище к отцу. В день рождения папы и в день смерти всегда уроки пропускает. И никто её за прогулы не ругает.

− Речь не об этом. Не хожу и не жалею. И тебе там делать нечего. Я о другом. Понимаешь, я тут узнала: можно доказать его отцовство, и тогда, если Стас нас бросит, тебе будут пенсию платить. Это реально сделать. Но надо узнать. Там срок давности действует.

− И как это сделать? - я ничего не понимала. Понимала только, что деньги мне нужны позарез. У меня большие расходы на кукол, на наполнитель, на бижутерию для их одежды и на поделки- аксессуары. Я на рынок хожу по бабкам - покупаю у них винтажные кружева и тряпки. Бабки такие скряги, дерут очень дорого. А уж если глиняная голова у моей новой куклы, так там эта полимерная глина, она вообще семь тысяч стоит. У одной женщины, высокой такой, худенькой, приглядела на рынке кукольный театр. Перчаточный. Там четыре куклы как куклы: животные, мишка, кошка, лось с рогами, ещё кто-то, а пятая - бабуля. Бабуля эта нечто. С горбатым носищем, в переднике таком, в блузке с рукавчиками-фонариками. По сто рублей куклы, каждая. Если пять брать получалось скидка − четыреста. А у меня не было денег. Я посмотрела, посмотрела и дальше пошла по ряду. Это перед рынком у нас люди продают разное старьё.

Поэтому деньги нужны. Те-то перчаточные куклы сейчас у меня, расскажу потом о чуде, как они у меня оказались. Но это раз в жизни такое везение. А так деньги очень нужны, и я спросила у мамы:

- Как, мам, это сделать, чтобы пенсия?

− Я узнавала, − повторила мама. - После того, как мы разведёмся и Стас отменит усыновление.

− Удочерение.

− Не важно для закона, удочерение и усыновление! - закричала мама. Она вообще стала очень нервной за последний год. − Надо провести эксгумацию тела, взять у останков пробу ДНК, ну и у тебя пробу тоже взять.

− Что? Моих останков? - это я такая вся из себя ироничная. Мне, честно, стало жутко, но я прикинулась, что мне смешно.

− Не смейся. У тебя уже паспорт как два месяца, ты совсем взрослая. И надо будет с подтверждением отцовства поторопится. Пенсию по потере кормильца до восемнадцати платят.

Я не хотела, чтобы мама говорила об этой пенсии. Да ну её, раз надо труп из могилы вырывать, я решила чуть-чуть сменить тему:

- Но, мама, ты мне ничего же не говорила о разводе!

− Конец года. И так три двойки маячили. Не стала тебя расстраивать. Я же тебя знаю, Лорик, ты бы сразу дома в спячку залегла.

Это верно. Я бы стала депрессовать, школу забросила, я такая...

− Но мама! Ужасы-то какие, если пенсия!

- Ты думаешь, я стала бы этим ужасом заниматься, если бы нам моей зарплаты хватало? Знаешь, что... − мама задумалась. − Надо сходить к твоей бабушке, с ней поговорить. Хорошо бы, чтобы она подтвердила, что папа твой имел со мной отношения.

Но бабушка нас даже на порог не пустила.

− Ничего, − сказала мама, промакивая глаза. В июне у нас мошка полётывает, многие глаза так промакивают. - Ничего. Обойдёмся без её показаний. Вот докажем отцовство, и я ей ещё покажу, этой твоей бабе Глории! - мама погрозила квартирной двери кулаком. Мы стояли на лестничной площадке. - Я ещё отсужу у этой гадюки, твою долю, Лора, в наследстве папы. Есть статья в кодексе...

Приехал грузовой лифт, там уже были люди, и мама замолчала. В этот июньский месяц мне показалось, что мама совсем обезумела, эксгумация моего настоящего папы стала её идеей-фикс. Я поняла, что лучше меньше знать разных законов. Зря она пошла на такую работу, где назначаются выплаты: на инвалидность, на потерю кормильца, на увеличение стоимости жизни, дальше не помню... Меньше знаешь, крепче спишь, как говорится. Но о крепком сне этим летом я позабыла раз и навсегда.

Глава вторая. Шорохи

Глава 2

Шорохи. Карл

− Лорик! - сказала мама. - Мы же поедем завтра на дачу?

− Фуу... МошкА.

− Но у бабушки с дедушкой везде пологи. И в отличие от нашей трёхкомнатной клетухи, там - дворец.

У бабушки и дедушки и правда был замечательный дом. Новый, светлый. Не из кирпича, из чего-то другого, забыла из чего. Дедушка сам старый дом перестраивал. Дедушка у меня прорабом всю жизнь проработал. В колхозе прорабом. Но это неважно. Я любила дачу, но придётся общаться с соседями по участку. Это ужасно напрягает. Соседи всё старые, им скучно, всё выспрашивают, как я учусь. А как я учусь? Вот поэтому меня всё достало, и я решила побыть одна в городе. Тем более, что перед отъездом Стас принёс мне один классный сериал, все сезоны. У них диски в гипермаркете уценили, папа и взял мне. Папа часто мне диски с работы приносит. Лицензионные, качественные, с хорошим звуком и за копейки.

Мама удивилась, когда я отказалась с ней ехать.

− Ты же одна испугаешься!

Верно. Я боялась темноты. Но суеты на даче я боялась ещё больше. Этим летом у меня много дел. Я решила научиться шить взрослые вещи. Сшить себе юбку на первое сентября. А то веночки, розочки на заколки, всякую дребедень я всё это умела. А с настоящим шитьём как-то не срослось.

Я всё маме объяснила. Сказала, что буду смотреть диски и шить. Мама дала мне денег на еду, и строго-настрого наказала никого в дом не пускать.

Когда мама собрала сумку на колёсиках - она не хотела терять ни минуты драгоценного отпускного времени, − я вдруг вспомнила, о чём хотела с утра у мамы спросить. И очень хотела. Просто очень-очень. Очень-очень-очень. Мама бубнила:

− Как я замоталась за этот год. Какой был тяжёлый этот год. Надо отдохнуть. Пособираю в степи трав. Скоро должен и мак расцвести, и васильки... Побуду с родителями! Какое счастье, что я еду на дачу. Как эти мамашки молодые надоели. Такие тупые, заявления не могут без ошибок заполнить. Не работа, а нервотрёпка, домой придёшь - этот сидит, всё по буку своему с зазнобой переписывается...

Так мама разговаривала вроде бы со мной, а вроде и сама с собой, и я прервала этот её словесный поток:

− Мама! Ночью в этом треснутом ящике у меня звенело что-то!

Мама молчала. Потом спросила:

− У тебя там лежит что-то звенящее?

− Да. На одной кукле колокольчик.

− Он и звенел.

− Но его же никто не трогал! Почему он вдруг звенел?

− Не знаю, − раздражённо сказала мама. Потом замерла, дальше спросила испуганно:

− Только колокольчик?

− Нет. Ещё как будто шорохи, вроде кто я в ящике копается.

Дело в том, что мне всё всегда везде мерещилось. На даче полотенца, которые бабушка вешала сушиться в моей комнате, напоминали мне ночью приведения как в «Карлсоне». Ещё ночью ко мне приходила в комнату девочка. Приходила и садилась на корточки, опираясь спиной на дверцу шкафу. Девочка была лет трёх, с длинными волосами и бантиком на ободке, она катала по полу паровозик. Утром паровозик всегда оказывался там, где я его оставила с вечера. Но я-то знала, что эта хитрая девочка маскирует игрушку так, словно ничего не было. В прошлом году вообще история случилась. У нас в классе есть девочка Лера, я уже о ней говорила. Которая пенсию за умершего папу получает. И вот она такая красивая, хулиганистая, спортсменка, и она мечтала о хорошем мальчике. Потому что плохие-то с ней хотели ходить. А Лера с ними не хотела. Она выдумала себе идеального мальчика Карла, и всё время о нём мне рассказывала. Все знали, что Карл выдуманный. Все знали, что это прикол такой, даже учителя. Учителя даже шутили: что ли Карл за тебя учить и решать всё будет, ну по аналогии «кто будет делать? - Пушкин!». И вот у Леры появился парень в реале. А с воображаемым Карлом она поступила так. Она сказала мне: