Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль - Страница 30

− А где?

− Я − в мире ином.

− В ином, значит, в загробном, да? - наконец до меня дошло, что я говорю слова, которые и не думала говорить, как будто повторяю за кем-то. И ещё раз убедилась, что я это не совсем я.

− Загробный - значит - «за гробом». А я - в ином.

− Не понимаю, − а это кто сказал: я или не я?

Всё смешалось, не поймёшь.

Папа впервые посмотрел на меня. Сквозь очки были видны глаза, зрачки бесцветно-серые с зелёными вкрапинками - у меня тоже в зрачках такие вкрапления на сером. Надо сказать, что папа предстал передо мной самым-обычным-вроде-бы-человеком. Но каким-то пыльным, что ли. Как будто одежда пролежала очень долго без дела, и никто за ней не следил.

− Мир конечный, а жизнь вечна - решили у нас, - сказал папа.

− У вас - это где? - я решила, что, раз начал, пусть колется, говорит откуда. Но папа говорил о другом:

− Мир конечен, а жизнь вечна, запомни эти слова. Подумай над ними.

− Запомнила, подумала, − передразнила я недовольно. Прям, как мама, не отвечает на вопрос, а талдычит своё.

− Есть миры вечные и навсегда, такой, как наш. А есть конечный, такой как ваш.

Да чё он заладил: мир конечный, мир конечный, − подумалось мне. Он кончился, то есть скончался, а мы-то живём в мире. Когда-то и мы умрём, а мир останется...

− Ещё раз напоминаю: подумай над тем, что мир конечен, а жизнь вечна.

− Ты с неба? - спросила я в лоб. − Я уже упоминала, что считала, что папа наблюдает за нами с неба.

− Нет.

− Так что: из ада что ли?

− Было дело, похлестали там меня. Ох! Долго объяснять. У меня уникальный шанс. Я - ходок, первый из плывунов.

− Из кого первый? - я понимала мало, слишком много всего, я решила больше не думать. Мозг мой вскипел окончательно.

− Долго объяснять. Попозже.

− Но ты зачем-то явился?

− Да. Сделать дела, которые не сделал, и переиначить, переиграть, переделать те дела, которые сделал неправильно. Но тут всё совпало. Уникальное совпадение. Мысли об эксгумации, энергии плывунов, на кладбище вы не ходили - уникальный, почти ничтожный шанс. Без короля ничего бы этого не было. Он - подвижный разум всего.

− Да чего всего?

− Плывунов.

− А зачем ты столько лет ждал? - вот это были мои слова, кто-то, за кем я повторяла, кажись меня отпустил. Может это был Карл...

− Ждал маминых мыслей и продажи бриллиантов. Бриллианты меня не впустили бы.

Старушка, перчаточная кукла лежала на верблюжьей подушке и кивала мне! Мама-мия! Я вспомнила «Пиковую даму», я вспомнила разные истории про ожившие портреты...Неужели Карл - это она?!

− Ты росла, - шептал папа. - А меня не было рядом. Это время кажется вечностью. Так и есть. Я умер. И время для меня встало. Если бы не мучения...

− Тебя там пытали, да, папа?

− Мамины мучения.

− Причём тут мама? И мучаемся мы только последний год.

− Мама мучается молча, вспоминает, страдает, она тоскует по мне.

− Я тоже тоскую по тебе, папа, − это было неправдой. Папа и так сказал:

− Это неправда.

Мне было стыдно. Как мне было стыдно. Ведь я помнила, что деньги положил в ящик папа. Неужели, я подлизывалась к нему из-за денег?

− В плывунах мучения родных помогают. Я бы чувствовал, если бы ты мучилась и тосковала. Мы можем не рвать с миром конечным - это наше отличие от кладбищенских. Мы не можем рвать с миром конечным, а кладбищенские могут.

Я ничего не поняла. Мне до сих пор было стыдно, и я сменила тему:

− А зачем, пап, ты игрушки шевелил?

− Я искал, искал... Искал. Не нашёл собачки. Когда тебе было два месяца, я подарил тебе плюшевую собачку, зелёную в чёрных пятнах. Я купил её в китайском общежитии за тридцать пять рублей. Кстати, деньги, у вас всё те же?

− Деньги как деньги. Тысячи.

− Значит, инфляция. Я так искал тебе эту собачку. У меня совсем не было денег. Я искал хорошую и дешёвую.

− Да вот же она! - я достала игрушку из-под матраса. - Я с ней сплю. Это мама мне отдала.

− Ах, вот оно! Можно?

Я протянула собачку. Папа положил её себе на чёрные ладони. Сидел и смотрел на неё.

− А почему, раньше, когда ты умер, ты шебуршал игрушками, а мама тебя не видела?..

− Мама − видела. Я ей снился. Она тебе не рассказывала?

− Н-нет.

− Так, папа, я не поняла. Ты был невидимый, раз маме снился?

− Для мамы - да.

− А почему ты сейчас видимый? Или тебя только я вижу?

− В плывунах развитие. Прогресс, эксперимент. Я первый ходок.

− Ты говорил. Но мне от этого понятнее не становится.

− Не в каждой семье верят, что их папа оттуда их защищает. А я нисколько вас не защищал.

− Знаешь, папа, мне кажется, мама больше от бессилия это говорила. Когда тебя обижают, хочется верить, что обидчик будет наказан. Ты был вроде бога.

− Ну уж нет. Я был я. А Он - папа подбросил на открытых ладонях собачку, и так же поймал. - Он - это совсем другие сферы, высшие. Совсем другое

− Ма-а-ма! - испугалась я, увидев, как неуклюже летает моя летучая собачка. Я кидала и подбрасывала её за свою жизнь приблизительно так. - Ты как будто с чужими руками, или в больших рукавицах.

− Привыкну. Надо размяться.

Старушка на подушке вроде бы опять дёрнулась.

− Ма-ама! - я снова шарахнулась.

− Я не сделаю вам ничего плохого. Не бойтесь меня. Всё, пока всё. - папа весь как-то обмяк, стал похож на одну из моих игрушек.

− Ты устал от разговора?

− Нет. Совсем нет. То есть - да-ааа. Надеюсь всё исправить.

− Значит, ты здесь, пока всё не исправишь?

− Да.

− А это долго?

− Не знаю, дочь. Ничего не знаю. Мы же не будем, покупать шоколал, дочь? Мама же не любит, когда ты много ешь.

− Мама, мама, − заворчала я. - Мама на даче.

Поздравляю себя: теперь я дочь призрака. И по ходу сумасшедшего призрака.

Глава пятая. Новый жилец

Глава пятая

Новый жилец

Бывает так. Тянется, тянется день, тянется твоё существование, конца и края нет этой серости, повседневности. И мучаешься, щёлкаешь пультом по программам, сидишь в ожидании сообщения перед компом. Все такие красивые, такие успешные, постят фото, общаются в сети, тусят в старом городе. Я одна такая дура или ещё есть люди, которые никому не нужны? Меня спасают куклы, вязание тоже. А шитьё - бесилово. Шей да пори - без дела не сиди... Шитьё юбки продвигалось. Но даже за швейными занятиями мне грустно. Так вот поживу до старости, смастерю сотни кукол, и всё. Куклы останутся - это радует. Но хочется насыщенно жить сегодня. Обычно приблизительно такие мои терзания заканчивались пересчитыванием мелочи и походом в магаз за шоком. То есть, за шоколадом. Иногда и на две плитки хватало. А когда хватало на три, мир становился цветным, и этому не мешали ни мошкА, ни комарьё. Но сегодня день был самый насыщенный в моей жизни. С ночи я была в шоке. Сначала по привычке хотела шок-допинг, но папа пожурил, я заснула. Да! После утреннего разговора я легла спать. Может, это старушка носастая усыпила меня, перчаточная кукла. Я чувствовала себя ужасно уставшей, как будто мне пришлось плотно набить наполнителем голову ростовой куклы. Проснулась я от пикания мобильника: отчим писал, что скоро будет...

Ага! Вот почему он мне сразу ответил - он ехал в поезде и скучал. Обычно он мне не отвечал так быстро. Но деньги в ящике на кухне были не его. Мне его вообще не нужно, этого предателя. Я молнией бросилась на кухню забрать деньги. Стас вошёл, поздоровался. (Последнее время он не здоровался ни со мной, ни с мамой, и вёл себя так, будто мы ему должны по гроб жизни.) Он осунулся за те три недели, что я его не видела. Под глазами налились мешочки. Стас неаккуратно (что на него не походило), бросил чемодан посередине прихожей, раздражённо пнул его ногой и сразу полез под душ. И я спокойно, спокойненько так, перепрятала деньги у себя в комнате. После ванны отчим разобрал чемодан, включил стиралку. Она неестественно зарычала, она будто охрипла.